— Нет, англичанин. Правда, Паула забыла упомянуть о таких незначительных деталях, как, к примеру, его имя. Я только сейчас это сообразила. Короче говоря, как я поняла с ее слов, они влюбились друг в друга и он приехал за ней в Англию…

— Полагаю, маленькая плутовка поставит на уши весь Норбери, — лениво потянулся Ван и прижался головой к груди Гвинет.

На мгновение Паула выскочила из ее головы, и она обняла мужа и покрепче прижала к себе:

— Устал?

— Когда ты рядом, усталость как рукой снимает, — сладко потянулся он и пересадил Гвинет себе на колени.

Это было так необычно и непривычно, что Гвинет просто таяла от счастья и любви к этому мужчине. Она раз за разом открывала в своем муже новые, неизвестные ей стороны и все глубже осознавала, как сильно он любит ее и насколько тоскливой и безнадежной была бы ее жизнь, не повстречай она Вана.

— Ты слушаешь? Я могу продолжить свой рассказ?

— О чем? Ах да, Паула.

— Об их встречах не знал никто, ни родители, ни школа.

— Еще та интриганка!

— Да нет же, Ван! Девочка не хотела ничего плохого. Просто так дальше не должно продолжаться. Может, в этом и нет ничего такого, но ситуация в корне неверна. Я пообещала, что мы посодействуем ей и найдем способ представить кавалера ее старикам.

— Черт знает что такое! И как ты собираешься сделать это? Неужели не видишь, что это просто абсурд! Берешь под крылышко девчонку, которая всего на каких-нибудь четыре года младше тебя самой!

— Во многих отношениях я гораздо старше твоей кузины.

— Неужели, любовь моя? По-моему, эта юная леди вполне способна сама о себе позаботиться. И даже лучше, чем моя самостоятельная женушка. Ладно, выкладывай план кампании «Спасите Паулу».

Гвинет с облегчением рассмеялась:

— Ты должен будешь пригласить этого человека на ленч и поглядеть, кто он такой.

— Под каким предлогом?

— Ван, не будь занудой! Под любым. Если хочешь, скажи ему правду. Позвони Пауле и узнай, как его зовут, где его найти и есть ли у вас что-то общее. Я даже не спросила, чем он зарабатывает на жизнь.

— Небось ничем, — скептически заметил Ван. — Если молодой человек может себе позволить гоняться за девушкой по всей Европе, то он вряд ли занят чем-нибудь серьезным.

— Может, он журналист или что-то в этом духе. Повидайся с ним, Ван, милый, ладно? А потом, если, конечно, ты найдешь его вполне нормальным, мы можем пригласить их с Паулой к себе на обед. После этого можно будет представить парня родителям Паулы, не вдаваясь в подробности их первой встречи.

Ван поцеловал жену в макушку и сказал:

— Для дочери респектабельного Кэнона ты слишком хорошо разбираешься в решении столь щекотливых проблем. У тебя прямо-таки талант.

— Ну, Ван, — с тревогой поглядела она на мужа. — Конечно, если вдаваться в подробности, то все покажется странным и запутанным. Но на самом деле в их встрече нет ничего дурного. Просто так уж случилось, что мать Паулы помешана на традициях и не допускает никаких вольностей. А Паула — еще та твердолобая особа…

— Это точно.

— …и ей кажется, что она одна против всего мира. Любое сопротивление только усилит ее решимость во что бы то ни стало соединиться с эти парнем.

— Да уж. Маленькая глупенькая дурочка, — беззаботно заметил Ван.

— Может, и так. Но поглядела бы я, что ты стал бы делать, если бы тебе не давали видеться со мной.

— Нашла с чем сравнивать, — улыбнулся Ван. — Ладно уж, так и быть, встречусь я с этим Ромео, последуем твоему плану. Надеюсь, несчастный стоит того. А теперь пошли спать.

И они направились в спальню. Гвинет засыпала с мыслью о том, какой же он все-таки милый, ее муж. «Ах, если бы я могла рассказать ему, что за груз лежит у меня на сердце!» — думала она.

Но даже этот груз делался все легче, потому что каждый прожитый час приближал Гвинет к встрече с сыном. Она снова увидит его, своего малыша… Как ни странно, дальше этого ее мысли никогда не шли. Будущее будто останавливалось, дальнейшее не имело значения и не существовало.

Гвинет и сама не знала, чего ждала от этой второй встречи. Ей все казалось, что стоит только взглянуть на мальчика и перед ней откроются новые возможности. Она должна будет свести Вана с ребенком. Что толку повторять, какой он хороший, надо, чтобы муж на деле убедился в этом, и тогда…

«Должен же он хоть немного полюбить Тоби, убеждала она сама себя. — Не может же он любить меня и совсем не любить моего ребенка. Тоби ведь такой сладкий, и этот его чудной голос, а губы — губы мягкие и влажные…»

Гвинет старалась запретить себе думать об этом, потому что это сводило ее с ума и причиняло невыносимые мучения. Однажды она даже проронила несколько слезинок, и Ван сказал, что она выглядит так, словно проплакала весь день.

«Ты должна, просто обязана быть осторожной, ведь твой муж ничего не знает о ребенке и считает, что тебе полагается быть веселой и беззаботной».

Она хорошо играла свою роль, настолько безупречно, что, даже когда Ван поддразнил ее по поводу маленького кавалера, она отмахнулась от него с легкой улыбкой и призналась, что ей польстила такая привязанность малыша.

— Будем надеяться, что на этот раз он не предпочтет кого-то другого, а то весь праздник будет испорчен, — улыбнулся Ван, когда они уже были на пути в «Грейстоунз».

— Он никогда так не сделает. — Уверенность, с которой ответила Гвинет своему мужу, поразила даже ее саму. Слишком поздно она поняла, насколько странно прозвучала эта фраза.

День снова выдался погожий, и Ван сказал, что наверняка будут какие-то развлечения на свежем воздухе.

— Какие, Ван?

— Все как обычно. Спортивные игры да песни. Малыши расскажут пару стихов и, может, покажут незатейливую сценку.

Гвинет довольно улыбнулась. Ей пришло в голову, что так должна чувствовать себя любая мать, которая гордится своим ребенком и надеется, что он окажется самым лучшим и самым сообразительным. Она даже представить себе не могла, как ей удастся удержаться от того, чтобы не схватить Тоби на руки и не зацеловать его при всех.

Но для начала ей хотелось хотя бы просто поглядеть на него. Гвинет наслаждалась каждым мгновением этой поездки, с каждой милей она была все ближе и ближе к своей кровиночке. Ей не хотелось говорить ни о чем, кроме Тоби, но муж не должен был знать об этом.

— Я вчера позвонил Пауле, и она дала мне номер этого парня. Я поговорил с ним, — заметил Ван.

— Правда? — Гвинет с трудом оторвалась от мыслей о сыне. — И на чем вы остановились?

— Мы встретимся с ним в четверг за обедом в клубе.

— Это хорошо. Я очень рада. Ну и как он тебе?

— Довольно мил. По голосу можно сказать, что образован. Насколько я понял, очень рад нашей встрече. Кажется, он художник.

Беспричинное беспокойство сжало холодными лапами сердце Гвинет.

— Художник? И как же его зовут?

Она задрожала от ужасного предчувствия, и за мгновение до того, как муж ответил ей, она уже знала, что он скажет.

— Теренс Миркирк. Довольно витиевато, но мы же не выбираем себе имена.

Шок был настолько сильным, что на какие-то доли секунды Гвинет показалось, что она не сможет сдержаться и закричит. Но испуганный взгляд, брошенный на ничего не подозревающего мужа, сказал ей, что Гвинет ничем не выдала себя. Мир не рухнул, все осталось по-прежнему.

Терри восстал из прошлого, как птица Феникс. Теперь вся ее жизнь была под угрозой, закачались самые основы мироздания, как и в ту ужасную ночь, когда она окончательно поняла, что беременна Тоби. Но солнце все так же светило с небес, автомобиль весело бежал по дороге, а Ван сидел рядом, спокойно положив руки на руль.

«Что же делать? — спрашивала себя Гвинет. — Как поступить, как оградить и себя и Паулу?» Не могла же она позволить, чтобы Паула ходила по лезвию ножа, хотя при этом и умирала от счастья.

И почему только она сразу не спросила у кузины имя ее обожателя? И тогда вместо того, чтобы так по-дурацки поощрять это дело и совать голову в петлю, можно было бы пресечь его на корню.