— Не переживай, даже сотня сумасбродных теток не испортит нам свадьбу.

Гвинет рассмеялась, и у нее полегчало на душе. Даже зловещий образ тети Элеоноры как-то потускнел.

— Ты к нам, Ван?

— Да вот хочу переброситься парой слов с твоим отцом.

— Боюсь, сейчас его нет дома.

— Да? Тогда повидаюсь с ним перед обедом.

— Ладно, я поехала, а то заставлю тетю ждать, а это восьмой смертный грех! Увидимся. — И машина понеслась в сторону вокзала.

Как только Ван скрылся из виду, Гвинет снова пустилась в воспоминания. Прошедшие шесть лет были просто мостом, соединившим новый чудесный мир, который открыл для нее этот мужчина, и ужасное прошлое, от которого кровь стыла в жилах. На этом конце стоял он, Ван, такой спокойный, сильный и здравомыслящий. А на том была лишь тетка Элеонора, глухая медсестра, престарелый доктор из ближайшей деревни да мать.

Что ж, может, действительно надо заново пережить все это? Вроде бы психологи даже советуют именно так бороться со страхами, скрытыми в подсознании. Стоит только встретиться с ними лицом к лицу, и они исчезают без следа.

Страхи! Они днем и ночью терзали бедную девушку, запертую в маленькой спаленке одинокого коттеджа, где и появился на свет ее малыш.

Долгие месяцы Гвинет не думала о нем как о будущем реальном человеке. Она покорно принимала точку зрения матери и тети Элеоноры, что ребенку нет места в ее будущем, которое еще можно отстроить заново. Много чего было сказано в те дни: и что их усилия не должны пропасть даром, и что дочь Кэнона Вилнера не может себе позволить предстать перед миром в качестве незамужней матери незаконнорожденного ребенка. И Гвинет дала убедить себя в том, что так будет лучше для всех: и для ее отца, и для нее самой, и даже для ребенка. В приюте он будет таким же, как все, а в большом мире — маленьким несчастным изгнанником. Мать с теткой были правы, но только теоретически.

Рождение малыша все изменило. Стоило Гвинет услышать слабый писк младенца и увидеть его трогательную пушистую головенку, как призрачная сила аргументов растаяла словно дым. Теперь она была уверена, что ребенка надо оставить, и отчаянно сражалась за свои материнские права с двумя бессердечными женщинами, твердо стоявшими на своем. Одна из истерик закончилась глубоким обмороком и такой жестокой лихорадкой, что несколько дней подряд Гвинет была на пороге жизни и смерти.

Тем временем дорога резво бежала под колесами ее автомобиля, и Гвинет внезапно обнаружила, что прибыла на станцию раньше намеченного срока. Пейзаж за окном машины плавился в жарком послеполуденном солнце, девушка вздохнула, привалилась к рулю и закрыла глаза.

Она припомнила другой день, так не похожий на этот. Тогда к ней вернулось сознание, а вместе с ним и решимость отстоять свои права на ребенка, поселиться с ним в какой-нибудь глуши или даже уехать за границу, если возникнет такая необходимость. Но судьба распорядилась по-своему, и Гвинет не пришлось произносить перед матерью заранее продуманную до мелочей речь. Миссис Вилнер объявила дочери, что проблема разрешилась сама собой: новорожденный оказался слишком слабеньким и умер за время ее болезни.

Прошлое было похоронено, и новая Гвинет восстала из пепла: умудренная опытом, холодная и немного жестокая. Именно такую Гвинет и встретил много лет спустя Эвандер Онсли, именно ей он предложил руку и сердце.

Мерно пыхтя и оставляя за собой клубы дыма, точно по расписанию к платформе подкатил поезд. Двери открылись, и из недр вагона выплыла тетя Элеонора с многочисленными свертками в руках. Леди до мозга костей, строгая и безупречная, она чмокнула Гвинет в щеку и заметила:

— Как поживаешь? Выглядишь намного лучше, чем в прошлый раз… — как будто этот прошлый раз был не пять лет назад и обстоятельства не отличались.

Багаж был уложен в машину, и они тронулись к дому. Спидометр показывал двадцать пять миль в час, и тетя Элеонора сочла, что Гвинет мчится на бешеной скорости.

Племянница вежливо справилась о здоровье шестидесятипятилетней тетки и, как советовала мать, поблагодарила за свадебный подарок («Настоящие серебряные подсвечники восемнадцатого века», — не преминула напомнить Элеонора).

— Значит, все же решила выйти за Эвандера Онсли. Что ж, немного староват для тебя, но превосходная партия, — сказала тетя, когда тема подарков была исчерпана.

— Ему всего тридцать пять, — передернула плечом Гвинет.

— Точно. На одиннадцать с половиной лет старше тебя, — настаивала на своем Элеонора. — По-моему, все же староват.

Гвинет попыталась увести разговор в другую сторону:

— У нас столько подарков, ты должна будешь взглянуть на них после обеда.

— С удовольствием. Много гостей соберется?

— Около сотни.

— И конечно же вас будет венчать епископ?

— Конечно.

— Надо же, кто бы мог подумать, после всего, что произошло… Ты должна благодарить за это нас с матерью.

— Надеюсь, что вы не находите меня неблагодарной, — сухо заметила Гвинет.

— Каков он, Эвандер Онсли? — потребовала тетка.

— Хочешь знать, как он выглядит?

— Да нет же. — Элеонору раздражала подобная непонятливость племянницы. — Хочу знать, какой у него характер. Например, хмурый он или веселый, ветреный или серьезный, богобоязненный ли он человек, надеюсь, не такой подлец, как…

— Он не подлец, — холодно прервала тетушкину тираду Гвинет. — И не ветреный. Не знаю, боится ли он Бога, но это вряд ли. Ван вообще не боится никого и ничего.

— А следовало бы! — припечатала Элеонора. — Богобоязненность заставляет людей не сходить с пути истинного.

— Ван не религиозный фанатик, но, полагаю, его взгляды на жизнь удовлетворят тебя, тетя Элеонора. Он любит пошутить, но всегда серьезно относится к тому, что действительно имеет значение.

Тетка покраснела от возмущения:

— На правах твоей единственной тетушки, Гвинет, должна сообщить тебе, что ты ничуть не изменилась. Как можно так небрежно относиться к серьезным вещам?! Может, в наши дни это и модно, но совершенно безответственно! Все говорит только о том, что ты абсолютно неуравновешенная.

— Мне очень жаль, тетя, — выдала Гвинет, и надо отметить, что она на самом деле сожалела, что успела разозлить ее при первой же встрече. Но тут, слава богу, они подъехали к дому, и это избавило бедняжку от дальнейших объяснений.

Кэнон Вилнер уже вернулся, и, как только автомобиль подкатил к парадному входу, он вышел навстречу сестре. В свои шестьдесят отец был высоким, стройным и весьма привлекательным мужчиной, а седая шевелюра только добавляла ему шарма. Надо сказать, что женщины бальзаковского возраста все еще западали на него. Кэнон расцеловал сестру в обе щеки:

— Моя дорогая Элеонора, как же я рад тебя видеть! Надеюсь, ты простишь меня за то, что я настоял на твоем приезде! Но как я мог позволить своей милой девочке в столь важный день остаться без поддержки единственной любимой тетушки! Ты должна разделить с нами счастье.

Его милая девочка стояла рядом и натянуто улыбалась. Так вот кто заставил тетю изменить свое решение не приезжать на свадьбу! Однако отца тоже можно было понять, он же был абсолютно не в курсе мрачных событий прошлого.

— Какой приятный сюрприз, правда, дочка? Мы уж было отчаялись, не думали, что твоя тетушка Элеонора захочет проделать столь длинный путь ради пары-тройки дней.

— Очень мило с ее стороны, — послушно согласилась Гвинет, надеясь, что неплохо справляется с ролью благодарной племянницы.

Теперь вся компания переместилась в холл, где Элеонору приветствовала миссис Вилнер, которая сыграла свою радость безупречно. В этом мать на голову превосходила свою дочь, и по ней плакали сцены лучших театров мира.

К счастью, предполагалось, что у невесты полон рот забот, так что Гвинет удалось незаметно ускользнуть, оставив отца искренне наслаждаться обществом сестры.

Девушка написала пару неотложных посланий и начала одеваться к обеду. Она выбрала кремовое платье с васильками, которое хоть и не было новым, но особенно нравилось Вану. Он как-то сказал, что синий очень подходит ее глазам, а кремовый — к цвету ее кожи. Ван был скуп на комплименты такого рода, и Гвинет дорожила каждым.