Пикап завалился в поворот, уходя от огня.

— Жми! Жми вперед!

Впереди был какой-то заборчик, они проломили его. Машина попала на мягкую землю, видимо, что-то вроде огородика — но мощности мотора хватило, чтобы не попасть в эту ловушку. Еще один забор с треском провалился под капот, прямо перед мордой радиатора — оскаленный африканец с автоматом Калашникова. Выстрелить он не успел — машина ударила его, он подлетел… на какой-то то момент его искаженное яростью и мукой лицо мелькнуло перед лобовым. Раздался истошный визг — одна из ООНовок не выдержала происходящего. Она была молча готова принять свою смерть, но не готова была молча принять смерть чужую. Это уже не лечится…

— Заткнись! — Делайла влепила ей пощечину.

Пули ударили по стеклу.

— Твою мать…

— Цел?

Водитель не ответил — но руль он пока держал.

Выругавшись, ганнери-сержант Грегори Бунт протиснулся вперед. Ударил из автомата через лобовое стекло — от грохота Калашникова едва не рвались барабанные перепонки. Ревя раненым кабаном, машина неслась вперед…

Голова раскалывалась от боли, в глазах все плыло. О, Аллах, ты делаешь так, как желаешь и во всем воля твоя, но за что, за что…

Вооруженные боевики салафитского джихада продвигались по улице, заваленной мертвыми. Африканки — уже истерически причитали над убитыми…

Они свернули к миссии ООН, где раненый африканец что-то истерически выкрикивал по сотовому телефону. Увидев группу вооруженных людей, он растерянно опустил руку.

— Ты?!

Мир становился из цветного — черно-белым. Точнее — серым…

Какаа поднял свой верный ТТ.

— Бисмилля… — произнес он то, что положено было произносить при закалывании жертвенного животного — во имя Аллаха…

Болезнь не дала попасть с первого выстрела — в глазах уже двоилось. Первая пуля проделала кровавую борозду на щеке африканца. У него был автомат в руках, заряженный автомат — но он бросил его и визжа от страха метнулся в здание.

Вторая пуля угодила точно посредине лопаток.

Бисмилля… И все ж — как больно…

— Проверьте… здание. Принесите мне… тело неверного.

Лечиться иностранными таблетками было харам, потому что если Аллах хочет, чтобы ты чувствовал боль — ты должен ее чувствовать. Но это было уже невыносимо — к тому же, то что происходило сейчас в городе требовало его вмешательства.

Мысленно попросив прощения у Аллаха — Какаа прислонился к стене, чтобы не упасть — и наощупь полез в карман за флаконом с таблетками. Он старался не принимать их на виду у всех, чтобы не уронить свой авторитет — но сейчас у него не было другого выхода…

— Джахад… Джихад… Джихад…

Словно какой-то злой демон, демон войны, смерти, крови, разрушений — повторял это слово раз за разом, будя демонов, содержащихся в душах людей. И демоны, просыпаясь, рвались наружу, превращаясь в лужи крови на улице, перевернутые и подожженные машины, разбитые стекла, град пуль, языки пламени, лижущие построенные трудом людей строения. С рынка — вперемешку бежали торговцы и грабители, схватив то, что попалось под руку. Стреляли со всех сторон и во все стороны, под шумок грабили, поджигали, расправлялись. И все это — под плывущее в раскаленном воздухе как удары набатного колокола — Джихад, Джихад, Джихад…

— Надо сойти с трассы!

— Нет! Иначе мы не выберемся отсюда! Тревис! Тревис!

— Мать твою, он мертв, сэр!

— Рик!

— Папа, я возьму!

Делайла, тонкая, худая как ласка, но сильная — начала пробираться вперед.

— Черт… Я сзади…

— Куда ехать?

— Гони вперед!!!

Хоть ситуация совсем не располагала, но…

— Сьерра Альфа, это Палач! Сьерра Альфа, это мать твою, Палач!

Ответа не было.

— Сьерра Альфа, это мать твою, Палач! Ответь, у нас серьезные проблемы…

Ответа не было.

Сержант достал сотовый, нажал на кнопку… они уже отъехали от зоны активной перестрелки, здесь, видимо, еще не въехали, что происходит. Но скоро въедут.

Телефонный номер старого друга и сослуживца не отвечал. Совсем — не отвечал. Даже не «оставьте свой номер, вам перезвонят» — а мертвая тишина…

Вашингтон. Округ Колумбия

Отель Уотергейт

Поздний вечер 19 июля 2015 года

Должность заместителя директора ЦРУ по разведоперациям — сейчас должность правильно называлась «Director of the National Clandestine Service», директор Национальной тайной службы — одна из двух должностей в ЦРУ США, которая считается undercovered, то есть о человеке, который ее занимает, узнают только после его отставки, да и то не всегда. Вторая такая должность — это Директор Поддержки, под таким внешне безобидным названием скрывается человек, занимающийся предоставлением ресурсов для тайных полевых операций, в том числе и подготовленных оперативников. В настоящее время — должность директора Национальной тайной службы занимал Питер К. Склодовски, поляк наполовину и подонок на все сто. За время своей карьеры — он лгал, предавал… это и должен был делать разведчик, но только не по отношению к своим людям. Директором Тайной службы он стал, когда ему не было и пятидесяти — очень рано для такой должности. Основной его взлет пришелся на времена неоконов — сами неоконы были уже не у власти, некоторые даже в тюрьме — но люди, которых они внедрили в государственную машину остались и продолжали делать свое черное дело…

Вернувшись домой, Питер Склодовски переоделся, сменив деловой костюм на неприглядную ветровку и темные джинсы. В гараже большого дома в дорогом пригороде Вашингтона — стояли три машины, в том числе черный Порш Кайенн. Обычный государственный служащий вряд ли решился бы приобрести такую вызывающую машину, пусть и подержанную — но Питер Склодовски не был обычным государственным служащим. Официально — машина была записана на дочь.

Директор по тайным делам сел за руль, повернул ключ — немецкая восьмерка отозвалась глухим утробным рокотом. Он был напуган, хотя и стремился не показать этого. Сегодня утром — он сделал все, чтобы подставить своего начальника — но и сам он был под ударом. Он знал, что в случае чего им пожертвуют без колебаний: его имя не объявлена и еще одна смерть или самоубийство никому не известного правительственного чиновника — не привлечет ничьего внимания…

Барабаня пальцами по рулю, он ждал, пока неторопливый сервомеханизм поднимет дверь. Он газанул, как только проем показался ему достаточным, выехал на улицу, тормознул около неприметного фургона со складной лестницей на крыше, стоящего в нескольких ярдах от дома.

Стекла двух машин опустились почти синхронно. Директор Тайной службы перебросил в фургон средних размеров термос, водитель за рулем в спецовке ловко его поймал.

— Спасибо, сэр.

— Эфиопский. Прислали оттуда, вкус просто божественный. Я намереваюсь прошвырнуться по городу, не думаю, что вы угонитесь за мной.

Когда было нужно — Склодовски мог быть самим обаянием.

— Хорошо, сэр. Надеюсь, вы не будете заезжать в дурные районы.

— Ничуть, ребята. Просто выйду погулять, даже такому старому псу как я иногда это нужно.

— Удачи, сэр…

Сотрудники, отвечающие за безопасность директора Национальной Тайной службы, пару раз проследили за ним, тайно. Всегда — маршрут заканчивался у отеля Уотергейт, удалось отследить и девицу. Двадцать четыре года, свободная художница, завсегдатай тусовок… в общем гламурная проститутка. В этом не было ничего такого: Склодовски не жил с супругой уже давно. Он соблюдал осторожность во время таких встреч — и его решили оставить в покое. Каждый имел право на небольшой кусочек личной жизни, и все мужчины относились к этому с пониманием. Все, за исключением журналистов…

Порш директора прокатился по тихим, обсаженных канадскими кленами и голубыми елями улочкам их кондоминиума, мигнул фарами на выезде, который охраняли вооруженные секьюрити, проехал дальше. По левую руку мелькнул гигантский молл… когда его только построили, ночью он светился как рождественская елка, подсвеченный прожекторами — а теперь это была мрачная бетонная глыба, в которой пустовало больше половины торговых мест. Кризис, экономия электричества и все такое. Склодовски родился в семье католиков — эмигрантов, в детстве он еще слышал рассказы деда, который рассказывал, как плохо было при коммунистах, как обеднели люди. Иногда директора посещала мысль, что коммунистов нет — а страна живет все хуже и хуже. Но он старался гнать от себя эти мысли.