— Слава, соберись уже. Человек должен питаться хоть раз в сутки. Я не знаю, как ты, но я после плавания слона готов сожрать, — прессовал он меня, пока я безуспешно пытался прикинуться ветошью. — Тебе на почве голодухи уже хрень всякая мерещится. Негры там в плавках. Ты понимаешь до чего можно на пустой желудок допиться?!

Так получилось, что когда мы распределяли койки в номере, мне досталась та, которая стояла у окна с балконом. Теперь я сидел на кровати, смотрел на заход солнца и нашаривал ногами тапки, стараясь максимально не двигать корпусом, чтобы избежать резкой боли в пояснице.

Вдруг на балконном полу появился странный шарообразный комок, держащий что-то в непропорционально длинных когтистых лапах. Пушистый зверёк отдаленно напоминал то, что в учебниках по зоологии школьного курса относят к виду грызунов, проживающих на деревьях.

— Там белочка, кажется, — по-детски ляпанул я и тыкнул пальцем в направлении балкона. Существо заинтересованно засунуло добычу в пасть и теперь гипнотизировало меня бусинами глаз.

— Угум, она самая. Только не говори, что ты их уже наяву видишь, — мрачно кивнул Костя, — а теперь быстро пошли жрать, придурок.

Заведение в гостинице, гордо именуемое «рестораном», меня, мягко говоря, не впечатлило. Более того, еще на подходе к нему я уловил знакомый с детства запах плохо промытого с поверхности столов мыла, чуть подгоревшей запеканки (простите, пудинга по-европейски), компота из сухофруктов и еще чего-то такого до боли советского, что однозначно низводило общепит до уровня отечественной «столовки».

Ассортимент представленных на ужин блюд догадки только подтвердил. Пюрешка, больше напоминающая манку, залакированный маслом картофель фри, котлеты из бумажного фарша, не менее древесные колбасы и сосиски, тушеные овощи и вот та самая скумбрия, умершая, еще видимо в момент строительства отеля.

Пока Костюня наваливал себе полные тарелки гостиничной жрачки, я пытался уговорить себя заглотить хотя бы пару кусков сыра, от которых настойчиво подванивало овечьим молоком. В итоге удалось сожрать лишь пару бананов. Других фруктов ни в этот день, ни вообще по вечерам в принципе, не подавали. Чтобы не давиться ими в сухомятку, я, под неодобрительный взгляд Костика, таки купил себе пива.

Зато через три часа после ужина, то есть, по-нашему, в двенадцать ночи, Костюня нервно сглотнул слюну и заметался по номеру, как запертый в клетке лев.

— Славка, у тебя все с желудком в порядке? — жалобно простонал он, выразительно держась за живот.

— Да, все отлично, — закивал головой я, с тревогой прислушиваясь к собственным ощущениям. Проблемы могли возникнуть только из-за пива, но оно, в отличие от еды, вроде бы было свежим.

— Давай по сто грамм для дезинфекции и чтоб не воняло, — поклянчил я перед ужином, но Костик мне отказал из-за той самой чертовой белочки, в существовании которой я сдуру попытался убедить его в лифте.

— Блять, ты был прав. Я сейчас, — позеленел Костюня и рванул в туалет.

Прихватив заготовленную заранее в баре «Риоху» и шерстяное одеяло, я деликатно переместился на балкон, чтобы не смущать его, и принялся усердно читать книгу. Через два часа вино закончилось, да и сюжет стал доходить до меня с трудом, как бы сквозь дымку тумана, опускающуюся на пальмовое поле перед отелем. Я вернулся в комнату и, пошатываясь, аккуратно приземлился в кровать. Костюни на соседней койке не было, зато около туалета на полу была по-прежнему узкая полоска света. Пожелав Косте скорейшего и легкого во всех смыслах облегчения, я под действием выпитого спокойно завалился спать.

Еще через два часа, то есть около четырех утра по-нашему, литр выпитой риохи и пол-литра пива настойчиво напомнили о себе моим почкам и разбудили меня. Костюни в комнате по-прежнему не было, а свет в комнате удобств все так же горел. Я дополз до нее и деликатно постучал в дверь:

— Кость, ты как себя чувствуешь? — кашлянул я, настойчиво давая понять, что я тоже человек со своими потребностями.

В ответ мне раздалось непонятное мычание. Видимо, Костюне было совсем плохо.

— Кость, ну, серьезно, выйди на пять минут. Дай поссать, я быстро, — взбеленился я уже, чувствуя, как содержимое мочевого пузыря отчаянно просится наружу.

— Ммм...

— Кость, да не мычи ты. Говори толком.

Дверная ручка в туалете начала поворачиваться, дернулась, клацая замком, но так и не открылась:

— Славка, понимаешь... Тут такое дело...

— То, что у тебя жутчайший понос, я уже понял, — психанул я и посильнее рванул на себя ручку. — Открой. Если ты не можешь расстаться с горшком, то я спокойно могу отлить и в ванну.

— Не совсем, видишь ли... Я закрылся и теперь не знаю, как открыть дверь.

От удивления я лишился дара речи и секунд десять глотал ртом воздух.

— Кость, что значит, ты не знаешь? — ошарашено выдохнул я, ощущая, как все выпитое подступает к горлу, а в голове само собой всплывает: с пострадавшими в ЧП необходимо говорить мягко и доходчиво, как с детьми. — Там пимпочка такая есть, ты ее, наверное, повернул. Разверни, потом направо, на себя, дерни...

— Слав, еб твою, я на идиота похож? — рявкнул из-за двери Костюня. — Я за три часа все пимпочки, хренимпочки и хуевины передергал и перекрутил. Ты, блять, считаешь, что я маленький мальчик?!

— Как за три? — поразился я. — Ты что, все это время в клозете сидел?

— Нет, мать твою, на пляже загорал. Уже думал плечом вынести, только сколько это стоить будет, — раздраженно выпалил Костька и принялся снова выкручивать ненавистную ручку. — Я будил тебя, будил, орал. Ты там дрых, что ли?!

— А позвонить?

— А я по-твоему с мобильником в клозет хожу?!

Потом еще минут пять мы поочередно дергали, вывинчивали, крутили и матерились.