Сергей Павлович не представлял себе жизни вне работы. Что такое отдых? На юге, в санатории – процедуры, прогулки с Ниной, кино по вечерам, иногда танцплощадка. А через несколько дней – телефонные звонки в Москву, из Москвы. Иногда в санатории были свои – Козлов, Бушуев, Ключарев, Ивановский. О чем говорил с ними при встрече? Конечно, о жизни, то есть о работе.

Случались воскресенья, когда он все-таки оставался дома – долго спал, вставать не торопился, размеренно завтракал, опять укладывался в постель, прихватив газеты и журналы, засыпал. Не любил оставаться дома один, Нина должна быть рядом. Он не делал различия между праздниками и буднями. Мечтал написать книгу воспоминаний.

Королёв, безусловно, входил в научно-техническую элиту страны. Да, у него были приличные доходы, он не нуждался, но богат не был, не делал накоплений. Домом в Останкино его наградило правительство, но льгот не предоставило. И Сергей Павлович платил большие деньги и за сам дом, и за участок, на котором он стоит. В доме Королёва стояли телевизор и магнитофон отечественного производства, хотя конструктор вполне мог позволить себе немецкую или японскую технику. Мебель была добротная, но не антикварная, библиотека большая, но раритетов в ней не числилось. Королёв ничего не коллекционировал, вещи не имели власти над ним. Если покупал картину, то не из-за имени художника, а потому, что понравилась. Помогал матери.

К одежде Сергей Павлович был равнодушен, галстуков не любил, одевал лишь в официальных случаях, если начинал носить костюм, то привыкал к нему, считал «счастливым» драповое пальто, с которым были связаны удачные старты. Вообще был суеверным, разбитое зеркало – к несчастью, носил в кармане две копеечные монетки на счастье. Однажды нашел подкову, повесил ее на дерево у останкинского дома. Был неприхотлив в еде. По вечерам на работе секретарь приносила ему в кабинет чай с лимоном и бутерброд – черный хлеб с толстым куском вареной колбасы, которую он называл «собачьей радостью».

* * *

Сергей Павлович всегда считал, что каждый новый космический старт должен быть сложнее предыдущего. После приземления Юрия Гагарина увеличили продолжительность полета, после Титова – пересмотрена программа тренировок вестибулярного аппарата. В третий раз Королёв задумал полет двух кораблей на четверо суток. Полетят Андриян Николаев и Павел Попович. Старты состоялись 11 и 12 июля 1962 года. Космонавты быстро установили между собой двухстороннюю радиосвязь. На земле хотели узнать – увидят ли они друг друга во время полета. Параметры двух орбит были очень близки, но у корабля Поповича скорость была на 360 километров в час больше, чем у корабля Николаева. Для космоса это небольшая разница. И хоть корабль Поповича должен был уйти вперед, какое-то время космонавты могли видеть друг друга. Так и случилось. Когда они приблизились на расстояние примерно в шесть километров, Павел Попович первым произнес: «Вижу тебя, „Сокол“»! Корабли посадили в один день с интервалом в шесть минут. Выводы Королёва: в космосе можно летать долго, техника не подвела.

В те времена в газетах и журналах много писали о космонавтах, по радио и телевидению, казалось, говорили только о них. Вчера еще никому не известных летчиков окружала всемирная слава. О существовании же Королёва почти никто не знал. Шофер Александр Леонидович Репин однажды спросил у Главного, когда же его рассекретят? Королёв ответил, что как только умрет, сразу все о нем и узнают. Безвестность порой угнетала его. Что сделал Королёв для космонавтики, и что для нее сделали молодые летчики – по большому счету вклады несоизмеримы. Это уязвляло. Но грифы секретности, отсутствие имени в адресной книге, номера вместо названий, охрана полигонов – это нравилось. Всю жизнь, работая на оборону, Королёв соблюдал правила игры – никогда не приносил домой секретных документов, не вел дневников, не вносил лишнего в записные книжки. Он мог рассказать жене о людях, о спорах – и ничего больше. Нина Ивановна знала, что готовится полет человека в космос, и все, никаких деталей. Вот так противоречиво – и нравилось, и угнетало.

* * *

9 июля 1961 года на воздушном празднике в Тушине парашютистки уже открыто говорили о том, что скоро в космос полетит женщина. Кандидаток в отряд космонавтов искали в аэроклубах Москвы, Ярославля, Рязани, Горького. В Центральном авиационном госпитале претендентки проходили медкомиссию. После отбора осталось пятеро: Жанна Еркина, Татьяна Кузнецова, Валентина Пономарева, Ирина Соловьева, Валентина Терешкова. Королёв, когда познакомился с девушками, сказал, чтобы они сразу решали – или замуж выходить и детей рожать, или готовиться к полетам.

Планировалось отправить два корабля: с космонавтом-мужчиной и космонавтом-женщиной. Лететь назначили Валерия Быковского и Валентину Терешкову. 8 июня 1963 года планировался старт корабля Быковского. Терешкова должна была лететь следом за ним. Затем старт первого корабля перенесли на 11 июня. Вечером 10-го на космодром позвонили астрономы и сообщили, что Солнце неспокойно, повысился радиационный уровень. Чем это грозило космонавтам, толком никто не знал, но старт отодвинули еще на неопределенное время. 14 июня Валерия Быковского снова повезли на старт. В блоке третьей ступени отказал гироскоп. Королёв потребовал объяснений от главного конструктора гироскопов. Виктор Иванович Кузнецов понимал, что оправдываться, а Королёв – что устраивать разгон нет времени, космонавт уже сидит в корабле. Заместитель Кузнецова Илларий Николаевич Сапожников быстро понял, что именно сломалось, предложил снять блок и заменить его другим, испытав в МИКе. Управились, учитывая сложность работы, быстро, но космонавту пришлось просидеть на старте пять часов. За несколько секунд до включения двигателей не прошла команда «Земля – борт» – по ней отходит кабель-мачта со штекером, проще говоря, из штепселя на боку корабля вытаскивается вилка. В командном бункере быстро принимают решение – старт. Ракета поднимется – штекер вырвет, не приварен же он к ней. Через девять минут «Восток-5» вышел на орбиту.

Терешкова полетела 16 июня, сильно нервничала, за четыре минуты до старта пульс был 84 удара в минуту. Перегрузки она перенесла нормально, Валентина докладывала, что видит Землю и летящую рядом третью ступень. Но довольно скоро космонавтка почувствовала усталость, заболело колено, а подвинуть ногу она не могла, казалось, что давил на плечо гермошлем, хотя в невесомости этого быть не могло. У нее болела голова, состояние было какое-то муторное. Она старалась, как советовал Титов, не крутить головой, сидеть тихо. Быковскому, слышавшему по радио ее голос, казалось, что она плачет. Земля напомнила «Чайке» (позывной Терешковой) по выходу из тени приступить к режиму ориентации. Через какое-то время Земля поинтересовалась, что с режимом ориентации. У «Чайки» не ладилось, она ответила, что потом скажет. Королёв был недоволен. Терешкова ни разу не смогла сориентироваться в космосе. После этого Королёв зарекся посылать женщин в космос, в Москве он с улыбкой сказал Нине, что бабам в космосе делать нечего. Но это потом, а Терешковой он с раздражением приказал все эксперименты с ориентацией прекратить. «Восток-6» приземлился 19 июня.

Полет Валерия Быковского планировался на восемь суток. Вскоре баллистики доложили Королёву что орбита «Востока-5» слишком низкая. С такой орбитой корабль будет «цеплять» атмосферу и виток за витком тормозиться все больше, затем войдет в нее сам и пойдет к Земле в нерасчетном режиме с большими перегрузками. Надо сажать корабль, пока не поздно. Расчеты показывали, что высота орбиты в перигее (низшей точке) уже уменьшилась со 174 до 154 километров. Данные телеметрии показывали, что начала расти температура приборного отсека. Королёв передал Быковскому, что если на 82-м витке он не сядет автоматически, на 83-м надо садиться обязательно, пусть даже вручную. Терешкова уже на самолете возвращалась со спасателями с места посадки, когда «Восток-5» коснулся земли. Валерий Быковский в одиночестве провел в космосе 119 часов 6 минут.