А сейчас на одном из каналов как раз шли новости. Выступал наш президент. И я вдруг подумал: а что, если?.. Конечно, это было большой глупостью, но я все же взял свой цифровой подружитель, подключил к нему фотик, навел на телевизор, щелкнул, и… тот вдруг переключился на другой канал, где как раз шел боевик.

Я решил, что это мое устройство каким-нибудь импульсом подействовало на телик, и переключил его снова на новости. Но телевизор опять вернулся на прежний канал. Я отложил подружитель в сторону и стал нажимать подряд на все кнопки пульта телевизора. Бесполезно! Телик показывал только клубы дыма, а из динамиков звучал грохот взрывов.

— Папа! — крикнул я в гостиную. — У меня телевизор сломался, каналы не переключаются!

Папа как раз смотрел по большому телевизору новости. Но они его, видимо, не очень интересовали, поскольку он сразу поднялся, потер ладони и сказал: «Ну, пойдем посмотрим, чего это он у тебя…» А я остался смотреть новости, чтобы еще немного закалить свою волю. Но самовоспитательный процесс на этот раз не удался — почти сразу вернулся папа и развел руками: — Все прекрасно переключается. Не туда ты жал.

Я удивился: как можно жать не туда, если я этим пультом пользовался раз уже, наверное, тысячу! Но папа ведь меня обманывать не станет. Да и убедиться недолго, что я тут же и пошел делать. Ткнул в пульт наугад — на экране замельтешили люди с автоматами.

Я нажал соседнюю кнопку; экран мигнул, но люди остались. Я снова стал жать все кнопки поочередно — телевизор и не думал переключаться!

И тогда я все понял. Этот пластмассовый ящик с электронной начинкой… стал считать меня другом!

И теперь он показывал только то, что мне нравилось. Это что же, теперь я всю жизнь приговорен смотреть одни лишь боевики? Доэкспериментировался, Менделеев! Да, я вспомнил, как на самом деле звали того дядьку с чемоданами. Но это меня мало утешило.

А потом вдруг раздался звонок в дверь. Я услышал, как мама разговаривает с кем-то в прихожей очень удивленным голосом. Потом она заглянула ко мне и почемуто шепотом сказала:

— Там… к тебе пришли…

Глаза у мамы были при этом большими и круглыми.

Я вышел в прихожую, и, думаю, мои глаза стали не меньше маминых. В прихожей с палкой под мышкой стоял наш участковый. Я представил, что он сейчас достанет из этой папки наручники и отведет меня прямиком в камеру и родителей я увижу только на суде. Но участковый просительно посмотрел на маму. Та поняла, что он хочет поговорить со мной наедине, и ушла в комнату.

— Коля! Ты уж меня прости, что все так получилось, — сказал он, неловко улыбаясь. — По-большому счету, ничего ведь не случилось. Я тоже был мальчишкой, петард тогда не было, но мы поджиги делали. Набиваешь медную трубку серой от спичек, добавляешь туда дроби и зачеканиваешь, а потом поджигаешь. Еще капсюльные пистолеты делали. Мне однажды в лоб так закатали, что до сих пор. Вот, смотри…

Участковый снял фуражку, поднял со лба волосы, и я увидел круглое пятно размером с пуговицу от наволочки.

— В общем, мир-дружба? — спросил участковый, протянув мне руку. Я молча протянул в ответ свою.

— Что это было? — спросила мама подрагивающим голосом, когда я закрыл за участковым дверь.

— Участковый приходил, — пожал я плечами.

— Это я успела заметить, — прищурилась мама. — А что это он пришел?

Сознаться, что я такой дурак, что чуть не поджег с ребятами шальной петардой продовольственный магазин, я не мог.

— Наверное, для галочки. Ему же нужно отчитываться, что он проводит профилактическую работу. Вот и зашел предупредить, чтобы не покупали фейерверки и вообще были осторожнее с огнем.

— А почему к нам?

Я уже понял, что это сработал мой подружитель, иначе ничем не объяснить, что милиционер не то что тебя не арестовывает, а рассказывает про свое хулиганское детство. Но для мамы нашел другое объяснение.

— Мам, все просто. Я фотографировал через окно наш двор, а там как раз Олег Иванович шел. Он поднял голову и увидел, как я фотографирую. Вот ему и пришло в голову к нам зайти.

— Это правда?

— Можешь посмотреть карту памяти, — обиженно буркнул я, — там должен этот кадр остаться, я не стирал.

— Странно, — задумчиво поправила очки мама. — Если бы я стала ходить ко всем, кто меня фотографирует… — …мы бы с папой тебя дома не видели, — продолжил я. И, пожалуй, не сильно преувеличил; мама любила фотографироваться.

Мама рассмеялась, и у меня отлегло от души.

— Ладно, спи, — чмокнула она меня в лоб. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил я и сразу заснул.

Всю ночь мне снился бегающий за мной с огромной черной папкой наперевес участковый. Ноги во сне плохо меня слушались, и я с ужасом понимал, что преследователь вот-вот меня настигнет.

— Ну и как тебе мой пистолет? — слышалось сзади, и возле самого моего уха что-то просвистело. А потом по моему затылку барабанной дробью застучала дробь из поджиги.

На самом деле это трещал будильник. Пора было вставать и бежать в школу. Пожалуй, впервые в жизни я рвался туда с такой радостью!

Первым делом, еще не одевшись, я положил на дно школьного рюкзачка коробку из-под дискет с моим чудодейственным цифровым подружителем. А пока умывался и завтракал, только и думал о том, как я его достану. И тогда… Я так размечтался, что едва не забыл взять фотоаппарат. Вспомнил в самый последний момент и уже на ходу набросил его на шею. Мне было так хорошо и радостно, что я даже рассмеялся, чем слегка напугал маму.

Но радовался я до тех пор, пока не выбежал из подъезда. Возле него меня ждало продолжение ночных кошмаров — участковый милиционер с черной папкой под мышкой.

— Коля! — радостно вскинулся он с лавочки. — Хотел вчера зайти, но подумал, что ты спать лег… На вот, держи, нашел вчера в кладовке. Только осторожнее с ним.

Он протянул мне что-то похожее на пистолет с гильзой вместо ствола, и я понял, что это тот самый, капсюльный.

— Спасибо, — сказал я, спрятав руки за спину. — Вы не обижайтесь, Олег Иванович, но лучше не надо. И с петардами я больше не буду… Я пойду, ладно?

— Иди, герой, — с улыбкой сказал участковый. — А если захочешь пострелять из «Макарова» — заходи, устрою.

Я понесся что есть духу, а в голове моей столь же быстро бежали мысли. Это что же получается, думал я, значит, и Настя вот так же за мной бегать начнет?

С мячиками, шариками, конфетками-шоколадками какими-нибудь? У подъезда меня сторожить будет, ночами не спать… Что же это за дружба получится? Зачем мне она такая?

С Настей я столкнулся возле школы.

— Что это ты так запыхался? — с улыбкой спросила она.

Из меня вдруг улетучились нерешительность и застенчивость. Я скривил жуткую рожу и заговорщицки зашептал:

— Убегал от нашего участкового. Ему так хочется со мной дружить, что пришлось спасаться бегством.

Настя прыснула, прижав ко рту ладошку. Со стороны, наверное, звучало действительно смешно. Продолжая смеяться, Настя ткнула пальцем в фотоаппарат, висевший у меня на шее:

— А фотик зачем? Или вы с ним друг друга фотографируете по дружбе?

Я перестал смеяться и посмотрел прямо в глаза Насте.

— Нет, — очень серьезно сказал я. — Я взял его, чтобы сфотографировать тебя.

Настя тоже стала серьезной.

— Зачем?.. — Ее глаза округлились и стали очень красивыми. Я так и ответил:

— Потому что ты очень красивая.

Затем я снял с шеи чехол.

— Можно?

Продолжая смотреть на меня так, словно увидела первый раз в жизни, Настя кивнула.

Я поднял фотоаппарат, навел на нее объектив и щелкнул. Никаких проводков в моих руках не было. Коробка с цифровым подружителем по-прежнему валялась на дне рюкзачка. И то лишь до первой урны.