Они попрощались с разговорчивый миссис Хобсон и продолжили путь на своих велосипедах в северную часть ТШГ, где база данных указывала еще один возможный адрес Хобсонов. Здесь, на севере трущоб, население было преимущественно амер-индийским, и лачуги стояли вплотную, группами по десять или двадцать в одном месте. Местные женщины носили воду не в ведрах на бамбуковых шестах, а в кувшинах на голове. Вокруг было заметно больше детей школьного возраста.

– Амер-азиаты отправляют своих детей в школу, несмотря на любые трудности, – прокомментировал депьюти Ким. Сам он был из амер-корейцев, которые селились в основном на западной стороне трущоб. – Азиаты умеют вкалывать, сэр. Не то что эти индийцы. Ленивые сволочи. Видите, сэр, как много детей здесь не ходят в школу? И овощи тут ни в какое сравнение не идут с нашими. Ясен пень, почему этот давешний мистер Шарма воровал у китайцев морковь!

– Я не думаю, что люди ленивы, Ким, – не согласился Марк. – Тут просто слишком много народу. Земля больше не хочет родить.

Почва на некоторых огородах была – как белесая пыль. Президентская программа «Устойчивое развитие земледелия», которой обещали безоблачное будущее около десяти лет назад, в этих краях, очевидно, провалилась. Без химических удобрений, гербицидов и пестицидов земля могла поставлять еду только для ограниченного числа людей. И это число было явно гораздо меньше, чем число людей, фактически живущих на северной окраине трущоб. Ситуация в амер-индийских кварталах ТШГ была миниатюрной копией ситуации в самой Индии. Десять или одиннадцать лет назад, это было в новостях каждый вечер: нехватка воды и продовольствия в Индии, трупы на улицах городов, миллионы голодающих беженцев…

С Индией стало все ясно сразу же после Обвала. Центры разработки и поддержки программного обеспечения осталось без заказов в одночасье. Корпорация «Эппл» обанкротилась и была куплена (со всеми долгами) «Микрософтом» всего за один доллар. Сама «Микрософт» вскоре стала благотворительным учреждением: несколько сотен инженеров в Вермонте и Беркли выживали на президентских грантах, продолжая техническую поддержку оставшихся операционных систем. Затем последовало банкротство банков, производителей дешевой электроники и авиакомпаний. Индийский как-бы средний класс: все эти программисты, администраторы баз данных, руководители проектов, бухгалтеры и специалисты технической поддержки – все вдруг остались без работы и без денег. Вслед за индийским средним классом исчезли все более или менее доходные профессии: туристические достопримечательности и туристические автобусы, отели и платные пляжи, изготовление и продажа сувениров, и даже портновские мастерские. В Индии больше не было богатеньких иностранных туристов! У бывших богатеньких туристов тоже не было денег. До Обвала в Индии было 1,3 миллиарда населения, из которых 0,9 жили на менее чем пятьдесят американских центов в день. После Обвала, почти все 1,3 миллиарда достигли нового уровня нищеты: с дневной нормой менее одного цента!

Четыреста миллионов отчаявшихся людей побежали из разваливающихся городов в деревни. Но и в деревнях не было земли, воды и еды для всех. Счастливчиками могли считаться те, кому удалось раздобыть себе какую-нибудь рыбацкую лодку и доплыть, куда придется: до Австралии, до Бирмы или до Мадагаскара. Или даже до США. Оставшиеся… Никто не был уверен, чем этот кризис в Индии закончился. Информация оттуда просто перестала приходить. Было предположение, что осталось несколько миллионов выживших, некоторые даже оценивали оставшееся население числом в двадцать или даже пятьдесят миллионов. Однако все давно согласились, что те, кто пережил кризис в Индии, уже жили в каменном веке…

Вскоре Марк и Ким добрались до второго адреса из базы данных. Семья была смешанной: белый муж и амер-индийская жена, с пятью малолетними детьми. Хозяин был сапожником: перед его крошечной хижиной была установлена полка с несколькими парами дешевых резиновых шлепанцев и сандалий, а хозяин вырезал из старой покрышки подошвы для еще одной пары. В полном соответствии поговорке «Сапожник без сапог», вся семейка была босиком. Двое старших пацанов, примерно шести и семи лет от роду, в сильно испачканных шортах, но без маек, помогали отцу: держали инструмент и подавали бесплатные советы. Трое младших, от двух до пяти лет, пока не считались рабочей силой. Совершенно голые, они играли в дорожной пыли. Мамаша варила что-то подозрительное в закопченном котелке поставленном на четыре кирпича. Топливо между кирпичами выглядело как высушенный коровий навоз.

– Доброе утро, сэр, – подошел Ким к сапожнику, – Как бизнес?

– И вам всем доброе утро, господа. Бизнес – как бизнес. Апрель! Кто, к чертовой матери, придет покупать шлепанцы в апреле? К июню – будет совсем другое дело. Тонны клиентов! А пока, вот… Эта полка – только игра. Мои старшие сыновья развлекаются. Выставляют утром, собирают вечером. Я не против. Пусть учатся, как вести бизнес, так ведь?

Марк тоже подумал, что выставка продукции была просто забавой. Похоже, мистер Хобсон либо работал на заказ, либо отправлял обувь на продажу в более зажиточные кварталы. Здесь, в амер-индийской части трущоб, лишь каждый десятый носил обувь более или менее постоянно.

Сапожник обратился к Марку, – А Вы, сэр? Тоже из Полиции?

– Из ФБР, – ответил Марк.

– ФБР! – присвистнул хозяин, – Вы, наверное, очень богатый человек, сэр? Вам пара сандалий не нужна? Дома, например? У меня – отличное качество, сэр. А цены – вообще великолепные! Скидка на скидке! За пару сандалий – всего три тыщи восемьсот долларов. А за вьетнамки – три тыщи. Дешевле Вы нигде не найдете. Апрель на дворе, как я и сказал…

Марк еще раз оглядел полку с продукцией. Сандалии были стандартные: с подошвами из старых покрышек, уродливого фасона. В летнее время, когда бетон тротуаров был слишком горячим, младшие дети Марка ходили в подобной обуви в школу. Три тысячи долларов за пару вьетнамок – это было не дорого. Но и не дешево. На местном рынке недалеко от дома Марка их бы тоже продавали за три тысячи.

– А детские размеры в Вас найдутся готовые, сэр? – спросил он. Не то чтобы он хотел купить что-то: все его дети уже имели по паре. Просто, Марк ожидал, что ответ будет отрицательный и надеялся вежливо прервать рекламную кампанию хозяина, чтобы перейти к вопросам о Нике Хобсоне.

– Детские размеры, сэр? Для ваших детей, да? Вы в самом деле богатый человек, как я и сказал! Нет, сэр. Готовых детских размеров мы не держим. Кто бы их, к чертовой матери, здесь покупал? Но для Вас, сэр, я могу сделать на заказ, без проблем. Детские размеры у меня дешевле: сандалии за три-триста, а вьетнамки – за две пятьсот. Хотите заказать прямо сейчас, сэр? Какие размеры?

– Нет, не сегодня, сэр. Я же размеров не знаю. Этим у нас жена заведует, – придумал отмазку Марк. Его трюк сработал, как ожидалось. В этих трущобах, покупка детской обуви наверняка считалась экзотической роскошью, которую только «богатые», вроде Марка, могли себе позволить.

– Мы вообще пришли спросить, сэр, – Ким умело воспользовался паузой чтобы вставить в разговор интересующий их вопрос, – У Вас нет родственника, или, может быть, знакомого, по имени Николас Хобсон?

– Николас Хобсон? Один из моих прадедушек был Николас. Но он умер давным-давно. Наверняка, прадедушка вам, господа, ни к чему. Нет, сэр! С моей стороны семьи Николаса у нас нет. С ее стороны – тоже. Хотя, давайте спросим… – Он повернулся к жене, которая все еще размешивала что-то в котелке, – Наяти, лапочка! Вот тут офицеры хотят знать, есть ли у нас Николас Хобсон в родственниках.