— Слушай, мы про наших олигархов совсем забыли.

— Они всегда в тени, о них мало что известно… — начал было Игорь.

— Значит, будут одной большой тенью отца Гамлета.

Андреев сначала посмотрел на меня квадратными глазами, а потом хохотал минуты три.

На этот раз он сам меня разыскал, чтобы рассказать такое…

В театр я приехала на взводе, поскольку чувствовала, что история с Беловым добром не кончится. Игорь встретил меня на вахте. Похоже, он никогда не видел меня в таком состоянии и даже не представлял, что я могу дойти до такой степени накаливания.

— Что с тобой? — спросил он вместо приветствия.

— Искрю.

— Неприятности?

— А у кого их нет?

— Пошли в буфет.

Мы спустились в театральный буфет. Низкие потолки не давили, а, наоборот, создавали так необходимую иногда иллюзию недоступности: знаешь, что тебя здесь никто не достанет. Круглые столики темного дерева и венские стулья возвращали в детство: у бабушки были настоящие, те еще стулья, не новодел. Как-то все уютно и по-домашнему, больше похоже на какое-нибудь модное кафе, а не на театральный буфет. Как здесь не посидеть часика два за чашкой кофе, обсуждая роль, рассказывая бесконечные байки? Представляю, на сколько здесь затягивался обеденный перерыв! Подобный уголок — мечта многих. Далеко не все театры могли предоставить труженикам сцены подобные условия для отдыха. Наверное, здесь директор любит поесть, причем с толком, гурманствуя, и чтобы обстановка радовала глаз. Иначе было бы как у всех, по шаблону.

— Кофе я тебе не предлагаю. — Игорь мудро заказал вина.

Андреев действительно выдал интересную информацию. Я попросила его до выхода номера пока ни с кем ею не делиться. Незаметно за разговорами пролетел почти час.

— Привет! Какие люди! — К нам присоединились Михаил Скороходов и Александр Гришин — ведущие актеры театра. — Как жизнь?

— Продолжается, — отозвалась я. Мы хоть шапочно, но были знакомы.

— Судя по тону, не очень удачно.

— Как вам сказать, чтобы не обидеть?

Мы просидели еще полчаса. Решив, очевидно, раз и навсегда поставить мою крышу на место, заказано всего было немерено. Но я-то после этих посиделок поехала домой, а ребятам предстояло играть спектакль.

— Может, останешься?

— Я люблю вас всех и каждого отдельно, но смотреть спектакль пятый раз — это выше моих сил. Тем более сегодня.

— Тебе «в лом» пятый раз смотреть, а мы четвертый год играем. Представляешь, каково!

— Так жалко вас, так жалко…

На этом и расстались. Через пару дней я встретила Аллу Буланову, актрису этого театра. Она рассказала мне такую историю:

— После спектакля встречаю Скороходова и говорю ему, заметь, искренне: «Ты сегодня был на удивление убедителен в этой роли». Он только кивнул. Как потом выяснилось, ему и играть ничего не надо было. Ну, ты помнишь, он в этом спектакле «вечно пьяный, вечно молодой»…

Я не стала рассказывать, откуда взялась «убедительность» и что я была после этих посиделок в полном порядке, поскольку из-за колоссального стресса меня спиртное не взяло. Вообще. Как будто не вино пила, а минералку.

Дома меня ждал еще один сюрприз. На автоответчик подруга, работавшая в «Московской неделе» в отделе новостей, сообщила, что в последнем номере на мой материал было опубликовано опровержение. Этого еще не хватало! Завтра же с утра еду в редакцию.

Увидев меня, Белов понял, что сегодня ему не поздоровится.

— Дай мне почитать мой текст и текст опровержения.

Он протянул газеты. К моей заметке был присобачен непонятно откуда взявшийся «желтый хвост». Как выяснилось, на этом мероприятии была еще одна внештатница, которая это и раскопала. Но скандальная информация не была записана на диктофон, так что — увы и ах. Текст был подписан двумя фамилиями, и на том спасибо. Я отложила газету и взяла последний номер, с опровержением. Особо нас не ругали, но и киношникам дали понять, что они не всегда и не во всем правы. Я уже хотела было успокоиться, но последняя фраза заставила меня в корне поменять мнение. Опровержение заканчивалось классическим «виновные строго наказаны».

— Объясни мне это, пожалуйста. Меня подставили, и я же еще строго наказана. Интересно!

— Ты же понимаешь, это отписка. Они настояли.

— А как вообще этот текст появился?

— Ирка Гаврилова принесла. Между прочим, без этого «желтого хвоста», как ты выражаешься, материал бы вообще не вышел.

— Да лучше бы он вообще не выходил! Оно мне надо было?

— Я теперь тоже так думаю.

— Но ты мне хотя бы мог позвонить? Мне эта радость никуда не упала, как ты понимаешь. Разгрести бы то, что есть.

— Зачем?

— Как это — зачем? Материал, если помнишь, все-таки мой. И я должна быть в курсе дела, я должна знать, что ты с ним сотворишь.

— Давай выйдем в коридор, не будем смущать человечество.

— Давай.

Но от того, что мы вышли в коридор, разговор менее напряженным не стал.

— Ты думаешь, мне легко? Мне и так вставили по первое число, не знал, как отмазаться.

— Это твои проблемы. У меня по твоей милости теперь забот хватает. Как бы это мои «великие» не увидели. А то потом проблем не оберешься. Репутация — вещь хрупкая.

— Да перестань ты!

— Знаешь что, дорогой, для тебя это, может быть, и не важно. Но я репутацию зарабатывала не один год и потерять все в один миг не хочу. На первый раз так и быть, живи безмятежно. Но подставишь еще раз, будешь оплачивать мне материальный ущерб. Сто баксов минимум.

— Ты с ума сошла? Откуда у меня такие деньги с нашими гонорарами?

— А мне это фиолетово. Мобильник ты себе на что-то купил и оплачиваешь, машину тоже. Сначала надо думать, а потом уже делать. И не надейся, что в следующий раз тебе все сойдет с рук.

— Ты говоришь, моральный ущерб. Ты не представляешь, как мне вчера не повезло. У меня разрезали сумку и вытащили все деньги, документы. Мне надо будет уйму удостоверений возобновлять.

— Повторяю еще раз для бестолковых: это не мои проблемы. Я тебе все сказала.

Мы проговорили почти сорок минут. Белов, похоже, подумал, что я с него и правда буду требовать деньги. Но мне он просто надоел. Надоел тем, что и информацию, и деньги из него приходилось выбивать. Потом, как выяснилось, деньги своих авторов, тех, кто поскромнее и не будет качать права, он просто присваивал. Или публиковал совместные материалы в других изданиях, но уже только под своей фамилией. В общем, как ни крути, а нашему сотрудничеству пришел конец. С одной стороны, я ощутила необыкновенную легкость, а с другой — меня искрило еще сутки, и в радиусе километра вымирало все живое. Даже кот лишний раз старался не попадаться мне на глаза, хотя, казалось бы, привык уже ко всему.

Среди звездного великолепия и голливудских улыбок я, как ни странно, чувствовала себя вполне комфортно. Хотя что же тут странного? Можно подумать, я никогда до этого не видела нарядных дам, щеголяющих многокаратными брюликами, и белозубых красавцев в смокингах. А уж сколько церемоний и всевозможных премий пришлось пережить — просто ужас! Но сегодня случай особый: на сцене сам Терминатор произносит пламенную речь. По-английски. И я, со своим «заржавелым» немецким, его прекрасно понимаю, хотя языка не знаю. Все хорошо. Просто лучше некуда.

И тут я замечаю, о ужас, что стою босиком на холодном мраморном полу! Я сразу как бы съеживаюсь среди этого великолепия. Просто Золушка на балу, ситуёвина — обхохочешься. Все всё прекрасно видят и понимают, и только хорошее воспитание и следование этикету не позволяют присутствующим показывать пальцем в мою сторону. Но это я, конечно, зря накручиваю. На таких вечеринках народ «выгуливает» костюмы и драгоценности. В первую очередь надо себя показать. Заметят здесь или слишком эпатажный, или слишком безвкусный наряд. Ну, еще будут весь вечер перемывать кумушкам кости, если те вдруг придут в одинаковых платьях. К счастью, подобного не наблюдается, и никто, кроме меня, не замечает моего конфуза. Неудобно, что и говорить. И холодно. Незаметно пытаюсь затеряться в толпе и обо что-то царапаю ногу. Арнольд удивленно смотрит на меня в упор и произносит так хорошо знакомое требовательное мяу-оу!!!