И вот вместо Шварценеггера я вижу своего кота, который отчаянно пытается выковырнуть меня из-под одеяла. Время трапезы пришло, а я никак не желаю кормить Его Величество, валяясь в кровати. Непорядок!

Прогнав остатки сна, шествую на кухню. Рыжий, как всегда, бежит впереди меня. Увидев полную миску, он, забыв обо всем, по-звериному урча, поглощает завтрак. Я, сварив себе кофе, сажусь у окна и, отпивая ароматный напиток, пытаюсь понять, что значит этот причудливый сон. Ни в одном соннике не удастся найти его толкование, это уж точно. Так что со своими сновидениями придется разбираться самой. Всегда все приходится делать самой.

За окном — утро, разбавленное нежными пастельными красками и еле приглушенными звуками. Позже краски станут более яркими и выпуклыми. Разбег будет взят потом. А пока — неспешное утро в акварельных полутонах и на сбавленных скоростях.

Что-то заставило меня отвлечься от размышлений о Шварценеггере и о моем неопределенном будущем. Все самое неприятное и странное почему-то случается вдруг, когда этого меньше всего ждешь. Наверное, это и называется «закон подлости». Передо мной сидел Рыжий, приняв вполне «человеческую» позу и подперев голову передней лапой. Он в упор смотрел на меня своими агатовыми глазами. Очевидно, затянувшаяся пауза его порядком утомила, и Рыжий, подмигнув, произнес так хорошо знакомым голосом известного актера:

— Ну, здравствуй!

— Здравствуйте, Александр Владимирович! — машинально ответила я.

— Нет. — Рыжий провел лапой у меня перед глазами. — Я — Рыжий! — На этот раз он говорил своим голосом.

Бред какой-то! Кот говорит своим голосом!

Я ошалело таращилась на кота, пытаясь из цветных осколков впечатлений собрать более-менее вразумительное панно моей сумасшедшей действительности. Передо мной сидит кот, который не только умеет говорить, но и может имитировать чужие голоса. И я воспринимаю это как нечто естественное! А мяукающий Арнольд был на самом деле или только во сне? Собрать паззлы в картинку не получалось.

— Дорогая, ты мне вроде и не рада, — обиженно протянул Рыжий, но опять голосом актера. — Он смотрел на меня в упор.

— Рада, — ответила я все так же машинально. Во всяком случае, в голосе отсутствовали какие-либо эмоции. — Кофе будете?

— С каких это пор мы на вы?

— Перестань, пожалуйста, менять голос! Меня это сбивает. И без того каша в голове.

— Я думал, тебе понравится.

— Мне нравится. Но лучше не надо.

— Как скажешь.

Но все это оказалось сном, таким замысловатым сном во сне. Мяукающий Арнольд, говорящий кот… Просто тихий ужас. Писатели-фантасты обзавидовались бы такому сюжету. Я проснулась, но была не в состоянии открыть глаза, чтобы окончательно прогнать наваждение. Прошло минут десять, а я все собиралась с силами.

Телефон заливался, плача навзрыд. Я не могла взять трубку и прекратить эту истерику. Не могла даже открыть глаза. Телефон затих, но запищал где-то пейджер. Очевидно, решили, что раз я не беру трубку, меня нет дома.

Голова казалась большой и пустой, а тела я не ощущала вообще. Интересно, сколько времени? И кто меня мог искать в такую рань? Сделав невероятные усилия, я открыла глаза. Часы показывали три часа дня. «Да. Это сильно. Текст, похоже, накрылся. Но что за странное состояние?» И только через какое-то время я сообразила, что это признаки простуды. Так оно и было. Конечно, это не входило в мои планы. Но с другой стороны… Может, это шанс остановиться и разобраться в том, что происходит? Та самая остановка в ежедневном забеге, которой я все никак не могу дождаться? Два-три дня уж точно вылетают. Надо позвонить в редакцию, сказать, чтоб не дергали.

— Дим, привет. Меня пару дней не будет.

— Мы же номер сдаем сегодня.

— Знаю. Я свалилась с простудой. Так что до конца недели — без меня.

— А если Алина будет спрашивать?

— Скажи все как есть.

— Но ведь у тебя «висит» интервью с Морозовым.

— В следующий номер поставьте. Ладно, я пошла лечиться. Пока.

— Пока. Выздоравливай.

— Спасибо, постараюсь.

Все, спать. До упора. До потери пульса. Почему-то именно во сне проходили все болячки. Наверное, это то, что мне действительно необходимо. Я положила трубку и залезла под одеяло.

Телефонная трель разбудила в самый неподходящий момент. И ведь что-то снилось красивое и радостное…

— Привет, болящая.

— Алина…

— Как нам быть с текстом? На замену ставить нечего. Может, скинешь по «мылу»?

— Я действительно фигово себя чувствую. Да и карточку оплатить надо, у меня нет доступа в Инет. Поставьте пока что-нибудь другое.

— Я тебе еще раз повторяю: ставить нечего. Дырка почти на полосу.

— Тогда пусть Димка подскочит. Или Макс.

— Они знают, как ехать?

— Димка знает.

— Хорошо, я его к тебе направлю. Выздоравливай.

— Ага…

Через час раздался звонок в дверь. Чего мне стоило вытащить себя из-под одеяла, одеться и выйти в коридор! Видок у меня был еще тот: глаза не открывались, то, что творилось на голове, даже при богатой фантазии нельзя было назвать прической. Я старалась не смотреть в зеркало. Неудобно, конечно, в таком виде гостей принимать. Но во-первых, из-за простуды я почти не соображала, а во-вторых, мы с Димкой давно уже были практически родственниками. Вряд ли кому-то придет в голову стесняться брата.

— Привет!

— Привет, Дим. Проходи.

В приоткрытую дверь из прихожей была видна комната: стены в желто-песчаных тонах, как в дюнах. Над секретером — полка с коллекцией львов. Фигурки — самые разнообразные: керамические, стеклянные, пластмассовые, из камня, а также мягкие игрушки. Всего около тридцати штук, не меньше. Не было ни одной с оскалом. Коллекция хищников состояла из мультяшных добродушных экспонатов. На окнах — занавески шафранового цвета. Плюшевый плед на диване, кот, спящий в кресле, свернулся калачиком.

— Да, подруга. Что-то ты совсем расклеилась. Ничего, это лечится. Кухня у тебя направо?

— Кажется.

— Тяжелый случай. Пошли.

Кухню я обдумывала и приводила в порядок долго: чтобы было все под рукой и в то же время уютно. Две противоположные стены были покрашены в ярко-желтый цвет, две другие — цвета кофе с молоком. Также желтыми были окно, плинтуса и дверь, а кофейным — потолок. Даже холодильник был желтый, еле нашла. Кухонная мебель из сосны, а стена, у которой размещался кухонный «уголок», отделана деревянными планками. В холодном грязном городе мне хотелось вечного лета, поэтому вся моя квартира выдержана в ярких, солнечных тонах. Сразу поднималось настроение, особенно когда возвращалась домой промозглым осенним вечером. Я глубоко уверена в том, что солнца много не бывает. А «солнечный» интерьер придавал силы и создавал летнее настроение.

Димка выложил продукты, фрукты. Я, честно говоря, не совсем понимала, что происходит.

— А это под занавес. — Он торжественно завершил натюрморт бутылкой красного вина.

— Дим, ты с ума сошел.

— Сейчас перекусим, силы появятся. Может, соображать начнешь.

— Добрый ты.

— А как же. Только ты вот не ценишь.

— А, делай что хочешь.

— То есть ты меня кормить сегодня не будешь?

— Я?!

— Ну, давай лечиться.

Он накромсал бутерброды, помыл фрукты.

— Давай, лекарь.

Димка стал открывать вино. Пробка выскочила почти мгновенно, издав такой знакомый, ласкающий ухо чмокающий звук.

— Коллектив велел поставить тебя на ноги. Мы не можем в такой ответственный момент лишиться столь ценного работника.

— Спасибо, друг.

— Завсегда пожалуйста. Твое здоровье!

Потом он решил перевести меня на усиленное питание.

— Сухомятка — это не совсем то, что тебе нужно. Сейчас что-нибудь изображу. Как у тебя плита включается?

Я задумалась. Такие вопросы были для меня сегодня посложнее теологических споров.

— Ты чего? — Димка настороженно наблюдал за мной. Очевидно, его напряг мой ступор.

— Забыла. Помню, что у мамы в другую сторону. А в какую именно — не помню.