Когда Стирбьёрн пришел к Струт-Харальду, чтобы попрощаться, ярл долго держал его за руки, смотря ему в лицо и ничего не говоря. Затем он промолвил:

— Желал бы я, чтоб ты был мне сыном. Ибо сыновей своих, как бы славны они ни были, я все же не назову вполне хорошими. Хеминг может управиться с кораблем и знатно поигрывает мечом и копьем, но думаю я, что в его натуре лишь следовать за тем, кто поведет его. Торкель — воин, но ума ему не достает. Сигвальди — лис. Он добудет себе богатство, и могущество, и славу, и жизнь его будет долгой; многие последуют за ним и станут ему повиноваться, но достойнейшие из людей его не похвалят. Верно, что лишь немногим дано быть великими и достославными, и прожить долгую жизнь. И думаю я, Стирбьёрн, что первые два из этих трех благ будут за тобой. Но, думается, жизнь тебе суждена короткая.

Остер был взгляд голубых глаз ярла. И казалось Стирбьёрну, что ярл смотрел не на него, но проникал взглядом в нечто, невидимое для остальных людей. Стирбьёрн отвечал:

— Не забочусь я о числе дней своей жизни — были б те дни хороши.

— Счастливой дороги, — сказал ярл. — Желал бы я, чтоб ты был мне сыном.

Из Сконе поплыл Стирбьёрн сперва на юг за море, в Йомсборг. И с ним плыли сыновья Струт-Харальда, а именно Сигвальди и Торкель, со многими кораблями и людьми, и оставались они некоторое время в Йомсборге. Время прошло, дни и недели, прежде чем собрались все остальные ярлы Йомсборга: Пальнатоки и Буи из Борнхольма, и Сигурд, его брат, и многие другие. Пока не стала крепость полна людей, а гавань столь полна кораблей, что сделалась подобна пруду со стоячей водой в пору, когда желтеют и опадают листья, падают на гладь пруда столь густо, что трудно сказать, вода под ними, или твердая земля.

Держали совет, что предпринять, поскольку пришла весна и срок, что должно было Стирбьёрну провести на чужбине, вышел. Многие надеялись плыть со Стирбьёрном на север в Швецию, чтобы взглянуть на короля и на то, как будет принят Стирбьёрн в своем королевстве. Но Стирбьёрн сказал, что не поедет он домой до конца лета.

— Как же так? — спросили его. — Разве не выходит этим летом твой срок, три зимы, что должен ты пробыть в чужих краях?

Он отвечал:

— Может, оно и так, но я поступлю по-своему.

Итак, Стирбьёрн пошел в набег и на четвертое лето, вместе с Пальнатоки и всей йомсборгской дружиной. С ним на корабле был и Бьёрн Асбрандсон, Витязь из Броадервикера. И видно было, как день ото дня растет и крепнет дружба между ними двумя. Бьёрн был с ним, когда вместе с Буи поплыли они на север в Бьярмаланд и в неведомые земли Кирьяланда[14], привлеченные многими, передаваемыми из уст в уста преданиями о тех краях — в особенности о Кирьяланде. Его-де населяют финны и народ, меняющий шкуру, который может изменять свой облик и оказываться на деле не в том месте, где бывает видим. Помимо того, народ в Кирьяланде почитает великого идола, именем Йомбала, у которого посреди тулова серебряный пояс. Храм его в темной лесной чащобе, полной троллей и злых духов — так что лишь человек, лишенный малейшего страха, дерзнет пробраться туда и искать покровительства Йомбалы. Стирбьёрн и его люди, прибыв туда, не нашли ни троллей, ни народа, меняющего шкуру. Однако они отыскали храм Йомбалы и забрали оттуда серебряный пояс, подобного которому ни один из них еще не видывал — отделанный серебряными гривнами и переплетающимися змеями, — а кроме того взяли в добычу столько серебра и драгоценностей, что никто не мог припомнить, чтоб когда-либо в один день брали такую добычу.

Помимо Бьёрна, еще несколько верных людей было со Стирбьёрном и на корабле, и, сопровождая его как доверенные телохранители в каждом бою, в котором он участвовал. Большинство из них уже много лет были викингами в Йоме, подобно Бесси Торлаксону, Торольфу Ядовитой Голове, Ховарду Дровосеку и Альфу Бахвалу. Другие же, как Гуннстейн Ревун, были с ним вместе со времени отбытия из Швеции, до того еще, как он прибыл в Йомсборг. Кое-кто примкнул к нему в тех землях, где он странствовал — люди, почувствовавшие его силу в бою и теперь тесно связанные с ним, любившие и служившие ему — Вальдемар, сын великого князя из Хольмгарда, Эре-Скегги, что был младшим братом ярла Эстланда, Олаф Венд и многие другие. И так же как Пальнатоки одним видом и силой поддерживал мир меж всеми дерзновенными воителями, что собрались в те дни в крепости йомсвикингов — так же и Стирбьёрн на своем корабле поддерживал доброе товарищество среди людей, разных по языку и обычаям, гордых и склонных к распрям, которые в другом случае не преминули бы, подобно волкам, вцепиться друг другу в глотку. Стирбьёрн совершил большой поход на восток и сражался как на море, так и на суше, и покорил многие воинственные народы — они долго ему сопротивлялись, но Стирбьёрн всегда брал верх; и забрали они там много богатства.

Но когда до зимы оставалось не более пяти недель, Стирбьёрн снарядился для путешествия в Швецию. Он счел, что нехорошо, являться на родину с такой великой силой кораблей и с таким войском, чтобы король его дядя не счел его недругом — дескать, он, которому король дал слово и торжественно пообещал отдать королевство и отцовское наследство, вернулся с войском, чтобы востребовать свое силой меча. Как бы там ни было, с ним отправились Бесси Торлаксон и Гуннстейн, и другие не столь знатные люди — всего на десяти кораблях. Бьёрн в тот раз не поехал в Швецию, так как был нездоров и остался в Йомсборге. Большинство йомсвикингов все еще были в море, потому что не в обычае у них было возвращаться из набегов ранее прихода зимы.

Стирбьёрн и его люди плыли на север при попутном ветре, успешно проплыли Низины и пристали у Сигтуны. Там король Эрик ожидал их с большим обществом, все приехали встретить Стирбьёрна. Король, завидев, как он сходит на берег, спешился и бросился вперед, спеша приветствовать его, и Стирбьёрн тоже поспешил, прыгая по большим камням, добраться до твердой земли. Они пожали руки друг другу, а затем король привлек Стирбьёрна к себе, обнял и поцеловал. Стирбьёрн вырос и возмужал за те шесть месяцев, что прошло с его прошлого приезда в Швецию. Король Эрик превосходил многих ростом и мощью, но люди заметили, что, хоть и стоял король на склоне, а Стирбьёрн пониже его, у моря — глаза короля пришлись вровень с глазами Стирбьёрна, а плечи и грудь последнего были шире и сильнее. И видевшие это говорили, что так тепло, как встретились эти двое, редкие отец с сыном встречаются. И были они уверены, что король Эрик ценил и дорожил Стирбьёрном так, как ни одним чадом своей крови.

Все было готово, корабли выволокли на сушу, груз был уложен и навьючен на лошадей — и собственные их вещи, и множество даров, которое Стирбьёрн привез из Йомсборга своему дяде королю; сели они на коней и поехали на север в Уппсалу.

Стирбьёрн ехал рядом с королем, они толковали о том-о сем. Стирбьёрн был непривычно тих и иногда словно переставал следить за беседой, словно он хотел нечто услышать, но предпочитал первым о том не заговаривать. И так ехали они, и король продолжал рассуждать о том-о сем, но не касался главного, и Стирбьёрн стал беспокоиться — становился все более хмурым, все короче отвечал он королю, однако держал себя в руках. Король же, заметив это, не собирался, тем не менее, класть тому предел. И вот три четверти пути были позади, они выехали на поросший лесом холмик, на самом верху которого были несколько диких скал, уложенных подобно столу, так, будто это было делом рук человеческих. Оттуда смотрели они на обширное нагорье, леса, воды, и едва видимые дома и храм Уппсалы, король натянул поводья и промолвил:

— Через три недели будет созван Тинг, где будешь ты назван королем Швеции, вместе со мной, так же как отец твой был в свое время.

— Благодарю тебя за то, повелитель, — сказал Стирбьёрн и взял руку короля в свои. Король смотрел на него, а он смотрел на Уппсалу. И король заметил, что настроение его переменилось, и лицо его, что прежде было хмурым, посветлело, как светлеет лик земли в час солнечного зенита.