— Мы сами из Нижнего Новгорода. Четыре года назад наши родители погибли. Утонули. Говорят, это был несчастный случай. Лодка перевернулась. Нас с Андреем люди вытащили, а больше никого. До сих пор помню этот ужас.

— Он имеет отношение к нынешнему делу? — уточнил я.

Плохих воспоминаний ей сегодня и без трагедий детства хватало.

— Её брат тоже утонул, — подсказал Семён.

Барышня подарила ему благодарный взгляд.

— Спасибо, Семён, — прошептала она. — Да, наверное, я начала слишком издалека. Но тут я должна рассказать вам про завещание отца, а без него, то есть без его гибели, боюсь, что рассказ будет неполным.

— Достаточно указать сумму завещания, — вмешался я.

— Двести пятьдесят тысяч, — легко ответила барышня. — По крайней мере, в такую сумму оценили коммерцию отца.

Я тихо хмыкнул. Что и говорить, деньги немаленькие. Пару недель назад в Петербурге налётчики взяли баню штурмом, со стрельбой из револьверов, а в кассе там всего пятьдесят рублей было. Ради четверти миллиона, наверное, и тяжёлую артиллерию подтянули бы.

— И кому всё это богатство завещано? — спросил я.

— Отец завещал всё дяде, — последовал ответ. — Но там есть несколько условий. Дядя должен был заботиться о нашей маме, а в случае её смерти… — тут барышня запнулась, но быстро совладала с собой. — О нас с братом. Сразу после похорон дядя продал дело отца, а нас усыновил и привёз в Кронштадт.

— Ясно, — сказал я. — Дальнейшая судьба этих денег вам известна?

Барышня опять закивала. Прямо как китайский болванчик, что стоял у инспектора на столе.

— Да, — произнесла она. — Большую часть денег дядя вложил в своё предприятие, а пятьдесят тысяч положил в банк под процент. Это, Ефим Родионович, наши с Андреем деньги. Я не сказала вам? По завещанию, когда нам с братом исполнится восемнадцать лет, дядя должен каждому из нас выплатить по двадцать пять тысяч. Как написал отец, чтобы мы могли устроиться в жизни. Я завещания не видела, но Андрей его читал. Он на юриста учится… учился, так что разбирался в этих делах.

Она поникла и закрыла лицо платком. Её плечи задрожали. Я, честно говоря, малость растерялся. Это мокрое дело совсем не по моей части. Тут у нас Семён специалистом слыл. Надо отметить, не зря он таковым считался. Всего несколько фраз, переполненных участием, но не отягощённых смыслом, помогли барышне взять себя в руки.

— Итак, Маргарита Викторовна, продолжим, — спокойно, как будто ничего не было, сказал я. — Даже пятьдесят тысяч — сумма серьёзная. Тут возможны любые варианты. Простите за нескромный вопрос, вам когда исполняется восемнадцать лет?

— Через две недели, — ответила барышня. — В завещании был пункт, что если я выйду замуж раньше, то эти деньги сразу же должны быть выплачены в качестве приданого.

— А вы собираетесь замуж? — спросил я.

— Если бы нашёлся достойный человек, — тут она глянула на меня поверх платка и снова спрятала за ним глаза, — тогда, конечно, собралась бы. Только не думаю, что дядя бы это одобрил. Он считает, что с женитьбой никогда не следует торопиться, а без его одобрения я замуж выйти не могу.

Вообще-то, конкретно по этому пункту я с её дядей был полностью согласен, но вслух говорить этого, конечно, не стал.

— Хм… — произнёс я. — Скажите, а что за человек ваш дядя?

Барышня вздохнула, глядя в пол.

— Наверное, я должна вам сказать, что характер у него тяжёлый, — ответила она. — Даже слишком. Он вообще человек суровый, чуть что не по нему, сразу в крик. А в последние дни вообще как с цепи сорвался. Я лишний раз боюсь ему на глаза попадаться. С Андреем они постоянно ругались. Вчера так кричали друг на друга, что их, должно быть, слышали на улице.

— По поводу чего?

— Из-за денег.

Дальше со слов барышни нарисовалась банальная картина. Купец, сверх прочих недостатков, оказался человеком прижимистым, если не сказать больше. Какие-то средства он выделял детям на расходы, но этого было мало даже в возрасте тринадцати лет, а теперь и вовсе казалось сущими крохами. Как сказала барышня, «расходы в этом возрасте чуть-чуть другие».

Просьбы о повышении содержания, как правило, заканчивались скандалами, а то и побоями. Андрей стал поигрывать в карты, надеясь хоть так поправить своё финансовое положение, но без особых успехов. Семён на это проворчал, что лучше бы он нашёл себе работу или службу какую.

— Так мы работали, — возразила барышня. — Я в лавке товар продавала, Андрей бумагами занимался, но дядя нам ни копейки за это не платил. Говорил, что это, мол, семейное дело, мы и так на себя работаем. Когда он помрёт, нам же больше останется. Только он по-прежнему живой, а Андрея уже нет.

Семён покачал головой. Моё мнение о купце тоже упало до весьма низкой отметки. Больше с целью отвлечь барышню от неприятной темы, чем с каким-то иным прицелом, я развернул найденный в кармане у утопленника лист бумаги.

— Откуда это у вас?! — вскинулась барышня.

— Нашли в кармане у вашего брата. Я так понимаю, эта композиция вам знакома.

Барышня кивнула.

— Я могу это забрать? — прошептала она. — Как память о брате?

— Конечно, Маргарита Викторовна, но чуть позже, — ответил я. — Вначале расскажите, что это за рисунок?

Барышня ненадолго задумалась. Потом спросила:

— Вы, конечно, слышали легенду о Петровской арке?

— Вообще-то, нет, — не стал лукавить я.

— Ну, нам Мартын рассказывал, — начала барышня. — Простите, не знаю, как его по батюшке. У него заведение неподалёку от нашего магазина, «У Мартына» оно называется.

— Знаю, — сказал я. — Только я бы не стал верить на слово всему, что он рассказывает. Хотя легенда есть легенда. Как я понимаю, речь в ней шла вот об этой конструкции?

Я постучал указательным пальцем по рисунку.

— Да, Ефим Родионович, — кивнула барышня. — Это Петровская арка. Точнее, маяк в виде арки. Его царь Пётр построить хотел, но не успел.

На этот раз для разнообразия кивнул я, сообразив наконец, о чём шла речь. Про задумку Петра Великого построить маяк в виде огромной арки, под которой бы корабли проходили в Кронштадт, я слышал. Даже видел: в Морском собрании висела гравюра. Правда, особенно я ею не заинтересовался, а потому и не припомнил сразу. Да и сходство не было полным. Арка на гравюре демонстрировала размах замысла, тогда как на рисунке, который я держал в руках, она робко втискивалась в отведённый ей объём.

Однако если из-за каждого замысла Петра Великого в канал бросаться, то в нём от утопленников будет не протолкнуться. У него этих замыслов было столько, что потомкам на полвека хватило и ещё осталось. Эта арка относилась к тем, что остались. Не потянул бюджет российский такую задумку, хотя, согласен, было бы красиво.

— Мартын сказал, что увидеть эту арку может только по-настоящему заблудший человек, — продолжила свой рассказ барышня.

— И ваш брат считал, что это он и есть? — уточнил я.

В ответ снова последовал кивок.

— Да. Он к тому времени к картам всерьёз пристрастился, каждую неделю ходил играть. А в легенде сказано, что если проплыть под аркой, то заблудший непременно найдёт правильный путь. Маяк укажет. Вы, Ефим Родионович, только не думайте, что я сумасшедшая. Я сама в это не верила. Но Андрей верил.

— Да, это важно, — повторил я недавнюю фразу инспектора.

Барышня опять кивнула, прежде чем рассказывать дальше. По её словам, за последний месяц брат ей все уши прожужжал этой аркой. Мол, если бы он только смог проплыть под ней, то тогда бы не только карты забросил, но и вообще бы со всеми проблемами расквитался и стал бы приличным человеком. Дядя его, понятное дело, всецело в этом поддерживал.

— Бесовщина какая-то, — проворчал Семён себе под нос.

Барышня, вздохнув, развела руками. Мол, ну а я-то тут что могла поделать?

— М-да, история, — сказал я. — Стало быть, Маргарита Викторовна, ваш брат основательно загорелся идеей проплыть под этой аркой. С целью, скажем так, обрести правильный путь в жизни и всякие другие блага, какие за этот подвиг полагались. Так?