— Небедный, говорите, — протянул я, собираясь с мыслями. — А вот по нашим сведениям, племянники ваши далеко не шиковали.

— А чего их баловать-то? — пробасил в ответ купец. — В чёрном теле, чай, не держал. Выучил обоих. Андрей в институт пошёл, а там, думаете, юристов за спасибо растят? Нет, только и успевай денежку выкладывать. Я уже сам подумываю книжную лавку открыть. А Маргаритка наша? Хотела научиться рисовать — нанял учителя. Четыреста рублей содрал, мазила хренов, а она — бац! Передумала. Решила податься в машинистки, — последнее слово он сказал как сплюнул. — Но я опять препятствий чинить не стал. В делах, чай, пригодится, да только пока одна инвестиция получилась. Польза ещё когда будет, а деньги уже сейчас — вынь да положь! И никуда не денешься. Время сейчас такое. Везде своя наука требуется. А что, её даром на углу раздают?! Нет, все эти студенты или при деньгах должны быть, или работать вечерами.

— Ваши, как я понимаю, работали, — сказал я. — Только вы им, как нам известно, за работу не платили.

— Не платил, — неожиданно не стал отпираться купец. — Деньги-то им на что? На всякие расходы мелкие, а на то я и так давал. Каждый месяц давал.

— А им хватало?

— Ну, мил человек! — даже удивился он. — Деньги — это ж такая вещь, которой завсегда мало. Хоть мульён дай — мало будет. Промотать — дело нехитрое.

— Что ж, неужели так много проматывали? — как можно небрежнее осведомился я.

— Да не так чтобы слишком, — признал купец. — Только вот Андрей последнее время в карты играть повадился. Хоть и по маленькой, а деньга всё одно улетала.

Я малость прищурился.

— Вы, я вижу, даже в курсе, по каким он ставкам играл?

— Так должон быть, — развёл руками купец. — Они ж на моём попечении оба. Да и ходил он к Мартыну, я того как облупленного знаю. Заходил на днях к нему. Просил, чтоб Андрея моего от своего клуба отвадил. А то я не знаю, что у него за клуб такой. Жулик на жулике, и Мартын у них — главный пройдоха! Только лыбится, змей, без конца, а как по делу заговорили, так с места не сдвинешь. Мол, насильно он никого за шкирку играть не тащит, но и двери у него, мол, для всех открыты. Вот кого ловить надо, а не со мной тут лясы точить!

— Придёт время, до всех доберёмся, — сказал я. — А здесь мы не лясы точим, как вы изволили выразиться, а проводим следственную работу.

— Что-то не вижу пока никакого следствия, — с некой долей язвительности пробасил купец.

Не иначе как уверенность обрёл. Это он зря. Хотя, быть может, это я зря позволил ему оправиться.

— Желаете следствия? — спросил я. — Извольте. Самоубийство вашего племянника уж больно подозрительно выглядит.

Тут он прищурился. Глазки стали щёлочками, на скулах желваки заиграли. Сразу понял, куда я клонить собираюсь.

— Никак, убийство подозреваешь?

— Именно, Артём Поликарпович, — сказал я. — Есть подозрение, что не так всё просто в этом деле. Вот скажите, кому смерть Андрея была выгодна?

Купец огляделся, словно ожидая увидеть убийцу в своей конторке. Жаль, зеркала там не было.

— Кому?

— Так вот ведь и выходит, что более всех — вам. Во-первых, по достижении восемнадцати лет вы должны были выплатить Андрею двадцать пять тысяч.

— И что? — перебил купец. — Должен был, уплатил бы. Я сам полмильёна стою. У меня деньги на обоих в банке лежат, в дело просятся, а не трогаю.

— Как вы сами недавно сказали, — спокойно продолжил я. — Денег много не бывает. Хотя в этом плане у них свой плюс всё-таки есть. Их поделить можно. А вот Катерину…

Наверное, надо было повернуть к этой новой версии как-нибудь поделикатнее, а я поторопился. Вскочив на ноги, купец метнул в меня папку с бумагами. Я едва увернулся. Удачно, кстати, потому как вслед за папкой Золотов на меня бросился сам. Я рефлекторно пихнул ногой вперёд свободный стул. Купец налетел на него и вместе с ним рухнул на пол. Стул с громким хрустом испустил дух.

— Убью! — проревел купец и начал подниматься.

Я смахнул на него со стола все папки. Купец зарычал и, поднявшись на четвереньки, отряхнулся, точь-в-точь как собака. Бумаги разлетелись по всей комнате.

— Буйствовать изволите? — осведомился я. — Это вы напрасно.

— В шею! — прохрипел купец. — В шею гнать! Хлыщ поганый! Убью!

Я понял, что беседа расклеилась окончательно, и вышел, громко хлопнув за собой дверью.

— Дядя опять сердится? — донёсся откуда-то сверху ангельский голос.

Маргарита Викторовна стояла на самой верхней ступеньке. Она уже успела переодеться в золотистое платье с кружевами и взирала сверху, словно опечаленный ангел.

— Похоже на то, — признал я. — Извините.

— Да Бог с вами, Ефим Родионович, — барышня развела руками. — Дядя от любой искры готов вспыхнуть. Да вы и сами видите, что он за человек.

— Вижу, — сказал я. — На сопротивление властям это пока не потянет, но, в принципе, задержать его можно. Пока не остынет.

— В дверь ещё бьёт? — спросила сверху Маргарита Викторовна.

— Нет.

— Значит, уже остыл, — сказала барышня. — Спасибо вам, Ефим Родионович, но пусть он лучше там сидит. Он оттуда добрее выйдет, чем из камеры.

— Вот как? — ответил я. — Что ж, пусть остывает, а мне, Маргарита Викторовна, кое-что проверить надо. Прогуляетесь со мной?

На её лице отобразилась неуверенность.

— Простите, Ефим Родионович, думаю, сейчас я буду нужнее здесь, — сказала она. — А за меня не беспокойтесь. Дядя уже на вас всех собак спустил, теперь он до завтра не опасен. Ступайте смело.

Честно говоря, не хотелось оставлять её одну с этим башибузуком — на приказчика надежда слабая — но барышня уверила меня, что с ней будет всё хорошо. Купец, конечно, будет ворчать, но к этому она уже привыкла, а до рукоприкладства дело не дойдёт как минимум до завтра. Завтра же, если я проявлю должную расторопность в расследовании, купец уже должен будет сидеть в камере и ждать передачи его дела в суд.

Последнее меня слегла успокаивало, и всё же я покинул магазин с мыслью, что ни как сыщик, ни как рыцарь я сегодня что-то явно не на высоте.

Заведение Мартына я знал хорошо. Бывший моряк устроил нечто вроде «англицкого клуба», на который быстро наложились российские реалии. Сейчас это был, скорее, ресторан. Далеко не из дешёвых, но с приличным обслуживанием, отчего у Мартына предпочитали обедать те, кто не считал в кармане каждый рубль. А ещё те, кто после еды был не прочь перекинуться в карты. Мартын никого не гнал, лишь бы они — это уже на французский манер было заведено — каждые полчаса хоть что-нибудь, да заказывали бы.

Времени до обеда оставалось предостаточно, и посетителей, соответственно, почти не было. Я едва успел оглядеться, как рядом будто из ниоткуда возник официант. Выглядел он так, как не стыдно было бы выглядеть какому-нибудь чопорному англичанину. Не в смокинге, конечно — вместо него была аккуратная чёрная жилетка — но всё остальное — рубашка ослепительной белизны, брюки со стрелочками и лакированные туфли — куда больше подобали бы посетителю. Скажу даже больше: не каждому посетителю этого заведения удавалось похвастаться таким европейским шиком.

— Мартын у себя? — спросил я.

— Хозяин вышедши, — ответствовал официант, вложив в два слова столько провинциального акцента, сколько обычному провинциалу хватило бы на целую речь.

— Я подожду.

— Что заказывать будете?

— Свежие газеты и кружку горячего кофе.

Уточнять, что кофе должен быть по-настоящему горячим, у Мартына не требовалось. Когда я снял плащ, мой заказ уже ждал на столике. Прихлёбывая обжигающий кофе, я бегло пролистал газеты, но ничего интересного на глаза не попалось. Международный перелёт воздушных шаров официально закончился. В Берлине — точнее, в его окрестностях — благополучно финишировали одиннадцать экипажей. Ещё трое потерпели крушение. Где до сих пор болтались остальные — газетчики не знали и их это нисколько не волновало.

— Надо же, — раздалось над самым ухом, — как летит время.