- Нет. Ничего такого не было, - усмехнулся Костя, усаживаясь на свою кровать. На вечерний семинар было решено не ходить. Вернее, Костя решил, что Лаврив никуда не пойдёт сегодня. Только через его труп, а это было весьма проблематично, учитывая разницу в физической подготовке.

- Я всегда думаю самое худшее. И часто угадываю…

- Жизнь – отстой, что тут угадывать? – Костя засмеялся и подложил под щёку подушку, вытянулся на кровати. Посмотрел на Лаврива. Захотелось быть к нему ближе. Чем ближе, тем лучше. Уменьшить бы его до размеров кошелька и положить в карман. Чтобы всегда был рядом. Мысли были идиотскими, ленивыми. Медленно протекали в голове, норовя остановиться вообще. Хотелось спать, желательно в обнимку.

- Нет, ты не прав. Жизнь разная. Кому как повезёт.

- Твоя какая?

Лаврив пожал плечами и привычно куснул Костю улыбкой. Теперь это был уже приятный укус, как ласка, как прелюдия, как обещание чего-то большего. Крыша явно сползала куда-то в небытие. Если бы сейчас Лаврив попросил Костю снять штаны и пройтись голым по коридорам гостиницы, он бы так и сделал. Потому что это так весело. Такой детский сад, такая вседозволенность, свобода, когда наплевать на всех, кто кроме.

- Разная.

- Очень содержательно. Моя вот жизнь отстой, потому что мне ничего не хочется. Знаешь, реально всё равно: живу я или сдохну завтра. Вот скажут мне, что у меня рак крови, а мне бы было всё равно. Правда, всё равно… Или машина бы сбила, я бы и не пожалел… подумаешь.

- Неправда, ты так говоришь, потому что здоров, умён, неплохо обеспечен… У тебя никогда не было реальных проблем. Настоящих. А если бы у тебя, предположим, было бы повышенное давление, то те дни, когда ты себя хорошо чувствовал, стали бы самыми яркими и ценными.

- Может, стоит заболеть, чтобы проверить твою теорию, - улыбнулся Костя и поймал внимательный взгляд Лаврива, тот явно думал о чём-то своём. И в этом «своём» Кости не было. Казалось, что его для Лаврива вообще не было по-настоящему. Так, как для самого Кости. – Или окончательно опидараситься. Губы накрасить, надеть женские туфли и пойти гулять по Невскому проспекту.

Лаврив засмеялся, видимо, представив Костю в подобном антураже. Его нисколько не оскорбило Костино пренебрежение к его шмоткам. Наверное, привык уже. А потом он кашлял, долго и вымученно, прикрывая рот ладонью и вздрагивая всем телом. А когда приступ кашля прошёл, устало прикрыл глаза и откинулся на подушке.

- Давай сдвинем кровати? – предложил вдруг Костя, понимая, что ему ужасно хочется прикоснуться к Тутти-Фрутти. Обнять его. Вернуть те силы, что забрал. Костя чувствовал себя ребёнком, неопытным, нелепым, познающим новое. Проснувшимся и жаждущим получить всё, что предоставил ему этот новый, неизведанный ещё мир.

- Давай.

- Почему вы с Андрюшей разбежались?

Костя лежал на спине, поперёк сдвинутых кроватей, прижимая к себе притихшего Лаврива. Тот задрёмывал и всё медленнее водил пальцем по Костиной груди, прихватывал волоски, тянул слегка на себя, отчего по спине периодически пробегали приятные, волнующие мурашки.

- Я его отпустил.

- Отпустил?

Костя провёл рукой по влажным кудряшкам, накрутил на палец. Наверное, у Лаврива тоже по спине бегали мурашки, знать бы наверняка… Вообще хотелось знать, о чём он сейчас думает.

- У него семья, ему было слишком тяжело обманывать их.

- Так и не начинал бы.

- Их одних ему было мало. Но теперь выбор сделан.

- Какой благородный, - усмехнулся Костя и потрепал Лаврива по уху. – Прям картинка.

- Порнографическая, - Лаврив приподнялся на локте и заглянул Косте в лицо. Коснулся пальцем его нижней губы, чуть надавил, потом повёл вниз, заставляя приоткрыть рот. – Никогда не целовался с гомофобами.

- А я с пидарасами, - улыбнулся Костя и обхватил рукой шею Тутти-Фрутти, заставил наклониться к себе для поцелуя. У Лаврива губы солёные вдруг стали, влажные и ещё под рукой дыхание подозрительно неровное.

- Ты чего?

Смотрит сверху вниз, слёзы с ресниц срываются и падают на Костино лицо. Одна, вторая… А сам улыбается, пьяно и как-то безумно.

- Я когда первый раз влюбился, постригся наголо. Знал, что это ненадолго, пытался задержать. Унижался… господи, каким я тогда был дураком… Просил, ждал у подъезда… Ты же несерьёзно? Скажи сейчас. Давай договоримся сейчас.

- Что несерьёзно? – Костя понимал, что ни черта не понимает. Только целовались как умалишённые, аж скулы свело от усердия, а теперь слёзы и бред какой-то. Лавриву-то чего сомневаться? У него ж всё по старой схеме идёт… должен бы привыкнуть.

- Ты завтра будешь по-другому думать. А я не узнаю, почему. Ты же не скажешь, никогда мне не скажешь, почему всё изменилось. Решишь сам и сделаешь.

Костя нервно усмехнулся, большими пальцами стал стирать слёзы с лица Лаврива.

- Это вот совсем лишнее, - тихо сказал он. – Ты ж не девка, чтоб реветь из-за всяких мудаков. Теперь рассказывай всё по порядку.

- Я сейчас не в форме, - смущённо ответил он, шмыгнул носом. – Я устал, ещё и болезнь эта не вовремя… Мне всегда нравились мужчины, настоящие мужчины, у которых жёны, дети. Ответственные, надёжные, сильные мужчины. А я… я мог только портить им жизнь. Портить то, что мне нравилось. Потому что нормальные мужики не станут увлекаться мальчиками вроде меня. Для этого они должны измениться, и они менялись. И у них всё менялось… из-за меня. А потом они понимали, что со мной теряют себя, и уходили. Или я делал так, чтобы они ушли.

- Интересная у тебя логика, - Костя приподнялся на кровати, сел. – По твоей логике получается, что мужик, который спит с тобой, уже не мужик, и перестаёт тебе нравиться?

Лаврив неопределённо дёрнул плечом, то ли соглашаясь, то ли отмахиваясь от вопроса.

- Зашибись какая логика. И далеко ты собрался с такой логикой уехать?

- Это мой жизненный опыт. Я готов к тому, чтобы поменять своё мнение.

- А пидары тебя не привлекают? С ними всё понятно. И никаких изменений.

- Второго такого же как я я не вынесу.

- Да в тебе противоречий больше, чем во мне, - широко улыбнулся Костя, искренне радуясь своему открытию. Действительно, кто из них двоих сложнее – это вопрос.

- Ты не ответил мне, - Тутти-Фрутти не разделил Костиной радости. Смотрел серьёзно, насупив свои тонкие, аккуратно выщипанные брови. Или, может быть, они у него природы такие? Как и волосы, которые кажутся завитыми и уложенными искусным стилистом. – Пока это можно остановить, стоит остановиться.

- Ты хочешь? Вижу, что нет, - Костя обхватил запястье Лаврива и потянул к себе, прижал. Тот совсем не сопротивлялся, обнял за шею, но продолжал смотреть внимательно, выжидающе. – Я уже всё решил.

- Быстро… - выдохнул Лаврив. Костя уже гладил его спину ладонью, спускался вниз на поясницу. – Ты слишком быстро меняешь свои решения.

- Боишься? – Костя медленно опрокинул Лаврива на спину, навис сверху, раздвинул ноги коленом. – Не стоит. Я тебе надоем быстрее, чем ты мне. Обещаю.

- Если ты меня обманешь, я испорчу тебе существование окончательно. Я могу быть очень несговорчивым.

Лаврив улыбнулся волнующей кусачей улыбкой, и Костя смог наконец-то сделать то, о чём фантазировал уже так давно. Он облизал чуть выдающиеся вперёд клыки, все остальные зубы, губы, язык… Угрозы Лаврива казались такими настоящими, такими возбуждающими. Тутти-Фрутти мог действительно испортить жизнь любому. Маленький пожиратель любовников… «Мой маленький пожиратель любовников», - подумал Костя, чувствуя себя ужасно счастливым, преступно счастливым.

- Сладкая конфетка, - выдохнул он в раскрытый рот Лаврива и поцеловал глубоко, до головокружения. – …Тутти-Фрутти.

23.

В тот день мама с тётей Таней так и не вернулись домой. Костя напряжённым взглядом гипнотизировал телевизор. Там показывали «Чудеса на виражах», любимый Костин мультик. Он старался не пропускать ни одной серии. Но сегодня не хотелось смотреть о приключениях весёлого мишки Балу. Они казались каким-то глупыми и детскими. Косте хотелось, чтобы дядя Петя лёг уже спать и не сидел рядом. Он по-прежнему гладил спинку дивана, иногда его рука соскальзывала и как бы невзначай касалась Костиного плеча. И тот вздрагивал, словно его било током. И пытался отсесть подальше, но дядя Петя приближался вновь. Длилось это до тех пор, пока Костя не прижался вплотную к подлокотнику, и двигаться было уже некуда. Конечно, он мог встать и уйти в свою комнату, наврать, что у него там какие-то дела. Но, во-первых, дел не было, а врать Костя не умел, а во-вторых, дядя Петя не делал ничего страшного. Просто почему-то хотел сидеть близко к Косте и говорить с ним о странных взрослых вещах. Наверное, ему просто не с кем поговорить, наивно думал Костя, умаляя свой страх перед присутствием рядом этого человека. Взрослого, остро пахнущего одеколоном мужчины, который силён и опасен. Костя однажды смотрел по телеку фильм про маньяка, который нападал ночью на женщин, душил струной от гитары, а потом бросал их тела в реку. Дядя Петя был похож на актёра, играющего роль маньяка. У него был такой же добродушный пустой взгляд и злая улыбка, которая совсем не соответствовала его взгляду.