— А как же дело врачей? — неподдельно поинтересовался Дмитрий.
— Оно дойдет до своего логического конца, не переживай.
— Все было так хорошо… Вы расстались с Аней и отсюда все последствия?
— Извини, Дима, это уже личное, до свидания. Да-а, и ключи от помещения оставь.
Громов не жалел, что расстался с Лосевым холодно. Место работы он ему подыскал и не дал повода для дальнейших взаимоотношений. Как раз то, что нужно. Сам же Дмитрий расстался с работой легко, но сожалел о том, что не придется больше поработать с Громовым, которого считал мастером стратегии и тактики, виртуозом логики с отменной интуицией.
Через несколько дней Лосев с восхищением просматривал интернет. Илья своеобразно разрешил проблему на своем уровне. Непонятно, как он заставил или предложил врачу сделать заявление для прокуратуры и следственного комитета. Человек в маске, представившийся хирургом одной из больниц города, раскрыл всю преступную схему взяточничества и заявил, что в случае возбуждения уголовного дела скрываться не станет. Теперь многие пациенты, узнав, что их операция была оплачена страховой компанией, напишут заявление. Массовый поток следствие не сдержит, не замнет. Они и пытаться не станут в такой ситуации.
6
Ночной клуб блаженствовал в своем обычном существовании, принося немалый доход хозяину. Клуб с фэйс-контролем… Кого-то уже знали в лицо, а чье-то финансовое состояние определяли по одежке. В основном здесь зависала небедная молодежь и резвилась по полной программе. Выпивка, девочки, наркотики…
Довольно симпатичная девица по имени Нина появилась здесь во второй раз. К золотой молодежи она никакого отношения не имела и проскользнула в закрытый клуб с одним из постоянных обитателей. Охрана приняла ее за подружку и пропустила. Пришлось помусолить глаза, чтобы запомнили и в следующий раз пустили без проблем.
Она осмотрелась, пригляделась и определилась — работать можно. Ночной клуб — не улица. Курьеры и барыги здесь работают по-другому. Вроде бы все свои и особо шифроваться необходимости нет. Это вроде бы, но все равно из рук в руки ничего не передавали. Кроме денег, естественно.
Нина подсела к одной томящейся девушке у стойки бара, определив ее как подругу одного из постоянных членов клуба.
— Скучаешь, твой парень еще не пришел? — спросила Нина.
Девушка посмотрела на нее удивленно и ничего не ответила. А Нина продолжала интересоваться:
— Я здесь новенькая и еще ничего не знаю. Непонятно как-то — попросила бармена сока налить, а он сделал вид, что не слышит. Другая его пальчиком поманила, и он к ней пулей понесся. Это условный знак такой — надо пальчиком поманить, а потом заказ сделать?
Девушка изумленно посмотрела на Нину, потом, словно приходя в себя, засмеялась громко и, глянув в зал, заткнулась мгновенно.
— Ты дура что ли или прикидываешься? — спросила она и продолжила сразу: — Мы здесь прислуга для развлечений, а это хозяева жизни.
— А вон тот? — Нина аккуратно указала пальцем в глубину зала.
— Этот? Это Эдик, здешний главнюк. Сынок Матвея.
— А кем он работает? — спросила Нина.
— Ты правда, что ли дура? Здесь кроме нас никто не работает. И вообще заткнись, а то тебе собственным язычком куни сделают.
Девица отошла от Нины подальше, словно от греха, и вновь заскучала на другом конце барной стойки. Нина могла ошибиться, но все-таки прикинула, что таких девиц здесь с десяток. Набиралось пять девушек из элиты и, примерно, пятнадцать парней — вся знать молодежи города. Никого с охраной в клуб не пускали, но около Эдика всегда стояло несколько крепко сбитых парней с оружием, официально числящихся в ЧОПе.
Золотая молодежь… нигде и никогда не работающая, но жирующая во всю мощь. Нина ненавидела всех, особенно этого Эдика. Каждый вечер он уединялся с несколькими девочками в отдельном кабинете ночного клуба. Насиловал ли он их? Это вопрос спорный для правосудия, которого в данном конкретном случае не существовало вообще. Девочки ложились в постель сами, прекрасно осознавая, что в противном случае их изнасилуют охранники по приказу, а потом убьют и закопают где-нибудь в лесочке. Может просто изобьют до полусмерти. Убьют или покалечат — проверять никто не хотел. Из двух зол выбиралось меньшее и в полицию никто заявлять не смел — знали, что там всё куплено. Опозорят и вынесут вердикт, что сама домогалась из-за денег.
Нина помнила, как ее несколько месяцев назад притащили силой к этому Эдику. Объяснили просто и доходчиво: «Станешь ублажать его ласково и нежно. В противном случае поимеем тебя во все три дырки одновременно и неоднократно, а потом прикопаем живьем, если еще не сдохнешь». Но ей повезло несказанно — Эдик напился сильно и ничего не смог, а она, в конечном итоге, сумела сбежать. Так может повезти только раз в жизни, и она использовала этот случай в полном объеме.
Гордая девушка Нина не желала спускать ситуацию на тормозах и прощать Эдику преступную вседозволенность. Убить? Нет, она не хотела его убить — это было бы слишком просто и безболезненно. Он должен в полном объеме познать боль и обреченность…
Эдик уже достаточно много выпил и скоро ему подадут кофе. Ему всегда приносили кофе, он выпивал его и шел в отдельный кабинет, куда охранники заранее приводили двух или трех девушек. В эти минуты Эдик оставался один — пил свой кофе.
Бармен уже нес чашечку кофе на круглом подносе, когда Нина споткнулась около него в зале и чуть было не выбила все из рук. Но все обошлось и никто не заметил, как таблетка с сильно действующим снотворным упала в кофе. Эдик выпил и уснул практически мгновенно. Вплотную к нему все равно незаметно не подойти, и Нина прекрасно это понимала. Спортивный мелкокалиберный пистолет дернулся тихо несколько раз из-за дальней шторы в зале. Три свинцовые пульки впились в стену немного выше плинтуса, пройдя перед этим у основания мошонки и полового члена. Эдик так и не проснулся, заливая кровью собственные брюки и сиденье кресла. Нина сразу же исчезла из ночного клуба, не дожидаясь сладострастного момента, когда охрана в отдельном кабинете вернется посмотреть на него. Она представляла этот момент в своих фантазиях и довольно ухмылялась — нечем теперь Эдику портить девочек. Нечем!
Выжатый эмоциями и обессиленный нервными срывами Матвей сидел в кресле у камина, не чувствуя его тепла. Он иногда смотрел на огонь и не замечал, как ранее, красоты пляшущих язычков пламени на поленьях. В поисках пролетели три месяца, но ни его бойцы, ни его служба безопасности, ни полиция ни на йоту не приблизились к разгадке совершенного преступления. Родной сын Эдик прозябал овощем в собственном доме. Не в физическом, а в психологическом смысле — полный импотент без каких-либо интересов к жизни, праздникам, чувствам, эмоциям. Ни боли, ни обреченности — ничего не чувствовал Эдик с единственным девизом: все равно.