Ольга как-то с непривычки погрустнела немного и снова спросила:

— Ты не подумал, Илья, что мне это сложно все переварить сразу?

— Я думал об этом, Оленька, но решил, что ты поймешь. Для олигархов я человек бедный, для простых граждан очень богатый. Поэтому и ты у меня нечто средненькое, но самое дорогое и любимое. Что для меня десять миллионов рублей? Это как десятка для твоих подружек студенток. Десятка… на нее только и можно что два коробка спичек купить. Ты просто не стесняйся и советуйся со мной почаще. Мы теперь одна семья и должны решать все вопросы вместе. Вот купишь себе машину и повезешь меня знакомиться с родителями на выходные.

— У меня есть права, но машину я вожу кое-как…

— Это ничего, недельку со мной покатаешься и научишься. Все будет нормально.

Ольга подъехала к университету на своем личном авто. За месяц она научилась повторно сносно водить, правила вроде бы помнила и старалась ездить аккуратно. Наверняка ее многие водители за рулем поругивали, дескать, наберут крутых иномарок и тащатся на них сорок километров в час. Но опыт приходит со временем и с каждым днем она чувствовала себя на дороге увереннее.

Оставив машину на неохраняемой парковке, Ольга вошла в здание университета. Вошла не прежняя девушка, а уверенная в себе дама, воспринимающая мир несколько по-иному. Деньги… они позволяют своему владельцу чувствовать себя тверже, значительнее и смотреть на окружающую среду, не пресмыкаясь.

А на парковке двое молодых людей, косящих под студентов, на всякий случай зафиксировали сканером код сигнализации автомобиля Mercedes-Benz S-класса 4.7 4MATIC AT 500, цвет синий кавансит. Кавансит — это такой камень синего или сине-зеленого цвета. Но, в данном случае, цвет синий. Такой Мерседес был в городе редкостью и стоил он довольно прилично — семь миллионов шестьсот тысяч рублей. Полный привод, четыреста пятьдесят пять лошадей под капотом… комфортная зверь-машина.

Парни из фирмы «Автосигнал», код и так знали, они сами ставили сигнализацию на эту машину, но на всякий случай все же заново считали информацию — вдруг что-то поменялось. Андрей глянул на часы — лекции уже начались в университете и можно начинать работать.

— Давай, — сказал он, кивнув головой Виктору.

— Что ж, начнем, пожалуй.

Виктор нажал кнопку сканера, но ничего не случилось, Мерседес не мигнул фарами, не пикнул — сканированный код не сработал.

— Что за хрень! — удивленно воскликнул Виктор, — быть такого не может.

— Может-не может, — забеспокоился Андрей, — давай первоначальный код врубай, вдруг он двери откроет.

— Врубаю, но толку-то — ни хрена не работает, — возмущенно стукнул ладонью Виктор прямо по сканеру, — быть такого не может, но не работает же. Почему?

— Это ты меня спрашиваешь, электронщик чертов? — распалился Андрей, — я мастер по движкам и водила, кто должен мне двери открыть и сигнализацию вырубить?

— Да не ори ты, водила нашелся, как сирена завыл. Не знаю я, не могу понять. Сканер код считал, а ввести не может.

— Может новая какая сигнализация? — спросил Андрей.

— Ты совсем головой тронулся? Какая новая — я ее сам ставил. Новая, конечно, но не настолько, чтобы на сканер не реагировать.

— И что делать будем?

— Что делать?.. На работу погнали — сканер заодно проверим и думать станем, — ответил Виктор, — поехали, чего застыл? Нам здесь лишний раз светиться ни к чему.

В фирме Виктор долго возился со сканером, считывал разные коды, вводил их и снова считывал. Разобрал сканер почти полностью, что-то там паял заново и наконец произнес:

— Фу, повозиться пришлось, но нашел причину. Теперь легко сможем все сделать завтра.

— И что там?

— Тебе какая разница, Андрюха, ты все равно в электронике ничего не рубишь.

— Умница нашлась хренова, — сплюнул по блатному прямо на пол Андрей, — ты в двигателе че-нибудь понимаешь, какой он у Мерина знаешь?

— V-образный, придурок, — ответил Виктор, — не кипятись, завтра хорошую денежку заработаем и сигналку я новую поставлю, ключи мы с тобой заранее сделали.

— А директору че скажем? Он же не дурак и сразу поймет, что это наших рук дело. Вдруг полицаям сдаст?

— Че он может сдать? Свои фантазии. За два часа я меняю сигнализацию, покупатель забирает машину и отдает нам денежки налом, по два ляма каждому, и мы не при делах. Сработаем чисто, не ссы.

— Не сдаст ментам, но с работы точно выпрет, — возразил Андрей.

— А ты работу себе не найдешь? Такого моториста, как ты, с руками и ногами оторвут. Да и я не заваляюсь на диване, хорошие электронщики везде нужны.

Утром следующего дня Андрей с Виктором заняли место на своей машине рядом с автомобилем Ольги, дождались, когда начнутся занятия в университете и включили сканер. Фары Мерседеса так и не мигнули, сирена не среагировала, но в крестец каждого угонщика словно укололо что-то. Впопыхах они не обратили на это внимания, начиная понимать, что их план не сработал, сигнализация снова не отключилась. Ругаться и кричать друг на друга на месте совершения преступления бессмысленно, оба понимали это отлично, и Виктор произнес:

— Заводи, поехали.

Андрей завел, но автомобиль стоял, не двигаясь с места.

— Ну, че встал, поехали, — поторопил его Виктор.

— Не могу — ноги не слушаются, я их не чувствую совсем, — взволнованно ответил он.

— Дай я сам, а ты сюда перелазь, — предложил Виктор.

Но теперь и он понял, что ног тоже не чувствует. Руки, туловище, голова — все в порядке, а ноги не чувствуют боли, прикосновения, они ничего не чувствуют и не слушаются. В ужасе Виктор и Андрей уставились друг на друга. Радиоприемник вдруг заговорил: «Угон автомобиля с целью хищения, статья сто пятьдесят восьмая уголовного кодекса Российской Федерации, два года лишения свободы. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит». Угонщики тупо смотрели на выключенный радиоприемник и не понимали пока ничего. Смутно до них стало доходить, что ноги отказали на два года, если верить диктору радио.

Директор регионального Мерседес-центра Ветровский Борис Яковлевич примчался к Домбровскому сразу же, как только узнал о случившемся. После протокольных приветствий начал сразу же:

— Константин Павлович, вы понимаете, что Громов купил у меня машину, а некоторые мои козлы посчитали, что приобретает ее молодая баба. Ума-то с горошину и не дотумкали, что у такой молодой девки денег быть не может на крутой Мерседес. Значит, надо на спонсора ориентироваться, а не на девку. Мне-то чего теперь делать? Громов меня с потрохами сожрет или тоже без ног оставит. Мои сотрудники ему сигналку ставили, мои и угнать пытались. Ты же не первый год знаешь Громова, что мне делать теперь?

— Че-то ты, Боренька, засуетился не по делу, ко мне прибежал, хотя знаешь, что я Громова с некоторых пор ненавижу и не скрываю этого, и жив до сих пор, и здоров, как видишь, — с издевкой произнес Домбровский.

Ветровский мгновенно осознал, что Константин Павлович издевается и тешит себя самолюбием, что пострадал не он один. К нему пришли за советом, а он потешается чужим беспокойством. Неправильно это, не по понятиям.

— Ты сам знаешь, Костя, что не прав, твой сын законно наказан и, как все утверждают в городе, мягко. Но это право Громова — судить и миловать в данном случае. Хотя нет, миловать он не вправе, за такие дела я бы лично твоему сынку яйца с мясом вырвал. Зря я к тебе пришел, — Ветровский встал, — а ты живи и помни, что теперь ты изгой, а не смотрящий. И лишнего не болтай, а то можно и опустить, за это каждый проставится.

Ветровский ехал к себе и размышлял об одном — как расценивает его действия Громов? Вернее, никаких действий не было — одно бездействие, но и оно часто преступно. Если Громов решит, что я виновен, то без наказания он меня не оставит, это железно. Чего мучиться вопросами — необходимо поехать и все выяснить. Но куда поехать? У Громова нет офиса, а домой его никто не приглашал. Но можно позвонить, сообразил Ветровский.