— Правда говорят, что если объяснять необъяснимое, то с каждым словом возникает все больше и больше вопросов. Если я назову вам точную дату, время и место совершения убийства — вам от этого станет легче? Вам, может и станет легче, но вашим операм нет. На месте преступления им покажут фигу или покрутят указательным пальцем у виска. Что опера подумают о вас, генерал? Парочка таких поручений и вы в психушке. Ждите — другого выбора у вас нет.

Генерал уехал, несолоно хлебавши. На следующий день Илья отправился по своим делам — кому-то из бизнесменов потребовалась его консультация. Ольга решила проанализировать вчерашнюю встречу.

Пиорский приехал по делу, Илья принял его и разговаривал при мне, рассуждала она. Обычно о делах люди беседуют тет а тет, но Илья почему-то хотел, чтобы я слышала разговор. Не для того ли как раз, чтобы я впоследствии призадумалась?

Старенький и давно списанный по выслуге лет Уазик-буханка дребезжал, постукивал на ухабах, но все-таки вез бывших воспитанников детского дома в областной центр. Коля Евлампиев, Дима Рукосуев, Настя Горелова и Вика Горбунова родились в июне восемнадцать лет назад и теперь следовали вместе в большую жизнь с небольшими рюкзачками. Пара носков, трусов, маек и одна сменная рубашка у парней — весь накопленный скарб. У девчонок вместо рубашки лишнее ситцевое платьишко.

Каждый помнил себя в детдоме с разного возраста. Каждый прошел особенную школу выживания и совершенно не был готов к самостоятельности во взрослом мире. Все программы воспитания школьников не соответствовали ожидаемому результату. Дети отличались друг от друга характером, темпераментом, уровнем интеллектуального развития, потенциальными возможностями, здоровьем. Как бы то ни было — кошмарное детство кануло в прошлое. И каждый из них знал, что судьбы выпускников детских домов складывались по-разному. Треть все-таки получала жилье и работу и как-то устраивалась в этой непростой жизни, а остальные уходили в преступный мир и к бомжам. Но никто не вел конкретной статистики и не отслеживал бывших воспитанников в течение ряда лет.

Директор детского дома Вера Федоровна Гришаева напутствовала выпускников прямо в салоне Уазика.

— Вот… вы уже и не дети. Долгих речей не будет. Я договорилась с соцзащитой и каждому из вас предоставят комнату в общежитии. Не отдельная квартира, конечно, но жить можно. Небольшой уголок, но личный и индивидуальный, без подселений. Приедете, поселитесь и оставайтесь в своих комнатах. К каждому из вас придет сотрудник соцзащиты, с ним вы обговорите свое будущее. Кто-то захочет обучаться профессии каменщика, повара, кто-то, возможно, выразит желание работать сразу грузчиком или мойщиком посуды. Все вопросы обсудите там. Кто-то захочет уехать сразу на север работать вахтовым методом, добывать нефть и газ. Не знаю, что они там делают — трубы таскают или «Яблочко» пляшут, но зарабатывают более ста тысяч в месяц, копят деньги на покупку своей квартиры. Теперь все зависит от судьбы и вас лично, удачи вам и счастья!

Уазик припарковался у пятиэтажного здания. Водитель сказал ребятам, чтобы брали вещи и шли за ним. Внутри здания на входе охранник в форме перегородил дорогу. Водитель объяснил ему ситуацию, и охранник приказал ждать в фойе, ушел в комнатку с надписью на двери «Охрана». Через несколько минут подошел солидный мужчина, представился:

— Я комендант общежития, мне говорили о вас. Давайте паспорта для оформления договора найма комнаты.

Он просмотрел каждый паспорт и выдал охраннику четыре ключа, пояснил:

— Сейчас вас проводят каждого в свою комнату. Устраивайтесь, отдыхайте и ждите работника соцзащиты. Возможно, кто-то из вас выедет из нашего общежития уже сегодня или завтра. Например, у некоторых профтехучилищ есть свои общаги. Короче — разберетесь.

Он повернулся и ушел, а охранник повел их на этажи.

Коля Евлампиев оглядел комнатку. Такая же размерами, как и в детском доме. Только жить он здесь станет один, а не вчетвером. Деревянная кровать без панцирной скрипучей сетки, стол, тумбочка и два табурета, в углу шкаф с плохо открывающимися дверками. Мебели давно пора на свалку, но она станет служить до полного разваливания. И это было счастьем для молодого человека, у которого не было ни кола, ни двора.

Евлампиев задумался. Придет работник соцзащиты и кем бы он хотел работать? Уехать на север за длинным рублем? Но там тоже нужны специалисты. Он знал, что город остро нуждается в каменщиках, бетонщиках, водителях большегрузных и спецмашин. Все равно надо учиться в ПТУ и потом устраиваться в какую-нибудь фирму на стройку. На север лучше не ехать — получишь длинный рубль и останешься без жилья.

Время тянулось к полднику, а кушал он только рано утром в детдоме. В кармане ни гроша и даже паспорт забрали. Паспорт — понятно, а на что жить первое время, что есть и пить?

В дверь постучали, вошла тетка бальзаковского возраста, сразу же уселась на табуретку и глянула в паспорт.

— Николай Евлампиев? — проскрипела она, потом откашлялась и оглядела бесцеремонно молодого человека с ног до головы.

— Евлампиев, — подтвердил Николай, заметив в ее руках свой паспорт.

— И что, какие планы? — спросила тетка, продолжая смотреть на парня изучающе.

Он пожал плечами, ответил:

— Жилье есть, а специальности нет. Генерал и академик из меня вряд ли получится, но в ПТУ можно выучиться на каменщика, например, или водителя автокрана, бетоновоза.

— Как со здоровьем, есть жалобы? Можем реально подлечить, если болеешь.

— Со здоровьем, слава Богу, все в порядке, — ответил Николай, — не жалуюсь.

— Чем увлекался в детдоме, чем занимался в свободное время?

— Спортом, если это можно назвать спортом. Сам бегал, прыгал, гири поднимал и читал. Хотелось бы больше читать, но библиотека в детдоме практически никакая, а компьютер вечно занят.

— Я уже разговаривала с Дмитрием Рукосуевым, — пояснила тетка, — ты с ним дружишь или в контрах?

— Не дружу и не в контрах, — ответил Николай, — парень физически развитый, здоровый, но с интеллектом не дружит, ничего не читает, политикой не интересуется.

— Он, значит, мужлан, а ты у нас интеллигент, — усмехнулась тетка.

— Можно и так сказать, — тоже с усмешкой ответил Николай.

Тетка еще раз окинула взглядом парня и произнесла:

— Ты пока посиди, я узнаю о наличии свободных мест в ПТУ. Вернусь через пять минут, жди.

Она вышла в общий коридор, прошла к торцевому окну и позвонила.

— Елизавета Максимовна, это я. Есть два паренька — один физически развитый интеллигент, а второй обыкновенный мужлан. Их сегодня привезли из детдома, восемнадцать лет исполнилось. Доставить вам на просмотр сегодня, завтра?.. Поняла, едем.

Тетка самодовольно улыбнулась — сегодня ей перепадет немного денежек, эта озабоченная ей заплатит. Елизавета Максимовна Дубогорова — богатая властительница пятидесяти пяти лет от роду очень увлекалась молодыми мальчиками. Недавно от нее сбежал двадцатилетний любовник, не выдержал требований и запросов Елизаветы, не смотря ни на какие денежные подачки. Называть ее Лизонькой, говорить постоянно ласковые слова и спать со старухой каждые три-четыре часа в сутки — это уж слишком. А тут сразу два восемнадцатилетних, с которыми можно делать все, что душе угодно. Не продешевить бы… Тетка приняла суровое выражение лица и вернулась в комнату.

— Места в ПТУ есть и общаги при них имеются, но сейчас июнь, а не сентябрь, соображаешь? — задала вопрос тетка.

— Соображаю и что? — ответил Николай.

— Да ни черта ты не соображаешь, — устало махнула рукой тетка, — если студент учится хорошо, то ему положена академическая стипендия в размере 585 рублей в месяц. Это 19 рублей в день, а булка хлеба второго сорта стоит 26 рубль. Попить можно из лужи. Из крана не получится — платить за общагу нечем. Но ты сирота и тебе положена социальная стипендия, это 876 рублей, ее на хлеб хватит. В блокаду Ленинграда булка хлеба в день была бы за счастье, так что не переживай сильно. Но стипендию тебе выплатят в конце сентября, а три месяца на что жить станешь? Соберешь кучу справок и тебе деньги на питание даже выделят, на них к хлебу даже чай купить сможешь. Соображает он… — усмехнулась тетка.