— Потом разбираться станете кто там кому пакостил, — вновь вмешался в разговор участковый, — а у меня приказ — руки и вперед, — он вновь поднял наручники.

— Ты кого арестовывать собрался, Дима, а оглоблей по жопе не хочешь получить? — Лисовская поперла на него буром, — ты своего ябедника, говнюка, доносчика, клеветника и засранца доктора иди арестовывай. Мой муж целый, здоровый и вовсе не убитый дома сидит, чай пьет. Ты че, Дима, беспредельничаешь, ты моего Егора почему убитым называешь, ты белены объелся, полицай хренов?

Лейтенант уткнулся спиной в ворота и ничего не понимал.

— Так… это… медведь же Егора Даниловича задрал, — промямлил он.

— Это тебе медведь рассказал или заявление он написал — так иди и оформляй медведя за хулиганство. Че к нам-то приперся? Егор, — громко закричала Мария Антоновна, — выйди на улицу — тут участковый хочет протокол на медведя составить.

— Че случилось-то? — спросил вышедший на улицу Лисовский.

— Так вас не убили? — спросил обомлевший участковый инспектор.

— Ты че, Дима, с дуба рухнулся что ли? Че случилось-то?

— Че случилось? — зло произнесла Мария Антоновна, — лепила больничный на Илью заявление накатал — якобы он тебя убил. А этот, не разобравшись, приехал Илью арестовывать.

— Да целый я, здоровый, никто меня не убивал, что за бредни такие, — рассмеялся Егор Данилович, — значит, долго жить буду.

— А медведь? — осторожно спросил участковый.

— Какой медведь? Ах, медведь, — протянул Лисовский, — так жив медведь, не тронул я его. Было дело, встречались, пытался он меня задрать, но собаки отпугнули. И че медведь — тоже в полицию приходил кляузу написать? Все претензии по шкуре к собакам, я медведя вовсе не кусал.

Лейтенант махнул рукой и вышел со своими полицейскими со двора на улицу. Услышал вслед, как смеются Лисовские и Громовы. Он тоже ехидно улыбнулся — пусть теперь следователь посмеется, который уголовное дело возбудил по факту похищения и убийства. И в сводку наверняка подали, что убийца задержан.

По дороге домой Ольга поинтересовалась в машине:

— Отца ты спас. Факт. Что теперь с хирургом будет?

Громов отвечал не торопясь, словно обдумывая каждое слово.

— Можно было все на тормозах спустить, но две нестыковки простить не могу. Да, когда я увидел отца, то он находился в тяжелейшем состоянии, в тяжелейшем. И доктор, этот лепила ободранный, никаких лечебных действий не предпринимал. Твоему отцу, Оля, ни одного укола не сделали, ни одного препарата не ввели, ни о каких оперативных вмешательствах даже не думали. Все в больнице пассивно ждали, чтобы зафиксировать время смерти, в которой не сомневались. Они своим бездействием больного не убивали, а я вдруг убил почему-то на их взгляд. Это надо быть совсем обмороженным, чтобы заявление написать в полицию. Следственный комитет не простит доктору фальсификации, посадят его на несколько лет, а может и условный срок получит. Это уже суд будет решать.

Несколько километров ехали молча. Потом Ольга спросила вновь:

— Какую ты там кнопочку нажал в организме, что все ткани у отца восстановились за полчаса?

— Да, сложно устроен мир. В одни необъяснимые факты народ верит, в другие необъяснимые не верит. Вот как, например, ты объясняешь действия экстрасенса? И что это за человек такой… экстрасенс?

Ольга помолчала немного, раздумывая.

— Экстрасенс — это талантливый человек с определенной аурой.

— Ты видела эту ауру или какую-нибудь другую? — сразу же спросил Илья.

— Я не видела, но говорят…

— Что кур доят, — перебил ее Илья, — извини, Оля, продолжай.

— Ну… экстрасенсы работают электромагнитным полем… И вообще некрасиво отвечать вопросом на вопрос.

— Понял, — улыбнулся Илья, — исправляюсь. У каждого свое электромагнитное поле. У меня просто сильнее и качественнее. Поэтому я могу заживлять раны, а другие нет. Разве ты не слышала, что гениальное всегда просто?

— Слышала и в твоей гениальности не сомневаюсь. Почему ты людей не лечишь?

— Потому и не лечу, что лечить-то просто, а вот объяснить не совсем просто. Надо диплом соответствующий иметь для лечения. И встает тут раком необъяснимый парадокс — зверь такой необъезженный. Имеющий диплом не излечивает, а не имеющий исцеляет. Кто может лечить — того гнобят, а кто не может — славят. Что мне теперь — со всем миром бодаться? Вылечить, а потом скрываться или сидеть в тюрьме? Вылечил, а право-то не имел на это. Ату его, ребята, ату. У каждого времени свой пряник, Оля. Когда-то Джордано Бруно сжигали, а сейчас на Марс нацелились. А ведь он именно тогда еще утверждал о бесконечности вселенной и множестве миров.

Не пришло еще время настоящих целителей, не пришло. Исцелишь кого-нибудь и сожгут тебя на костре законных инквизиций, измотают исследованиями, для которых тоже еще настоящих методик не разработано. А вывод един для всех времен: не настало время — не делай.

— Но это же неправильно, Илья…

— Правильно, не правильно… Все в мире относительно. Совсем еще недавно в советское время кто купил подешевле и продал подороже — спекулянт и тюрьма ему светила законно. А сейчас кто купил подешевле и продал подороже — бизнесмен уважаемый. И где же правда тогда? А правда она во времени — каждому деянию и закону свое время.

— Но это же неправильно, — возмутилась Ольга.

— Это всего лишь твое личное мнение, Оля. Философствовать можно много и долго. Например, демократия — это воля большинства. Но большинство не всегда право и как же тогда быть? Воля большинства не всегда выполняется государством и тому есть конкретные примеры.

— Ты, великий из докторов, так никому и не поможешь? — упорно гнула свою линию Ольга.

— Так я вообще не доктор, с чего ты это взяла? Хорошо, — согласно кивнул головой Илья, — я помог, например, Коле, Пете, Мане, Кате. Что я потом должен сказать прокурору или следователю? Они же обвинят меня в незаконной предпринимательской деятельности. Справедливость и закон — это разные понятия. Убить насильника на месте справедливо, но незаконно. Посадить меня за оказание помощи людям законно, но несправедливо. Вот тебе и палка о двух концах. Так что мне сказать прокурору, если я Петю вылечу, какую лицензию я ему предъявлю на свою деятельность?

— И что — ничего нельзя сделать? — новым вопросом ответила Ольга.

— Законно — ничего, — уверенно ответил Илья, — а незаконно — оно и есть незаконно. Время не подгонишь и не повернешь вспять. По крайней мере пока, при нашей жизни. Но мы что-нибудь придумаем.

Обычная тихая улочка обыкновенного провинциального областного центра выглядела в последние дни совсем необычно. Некогда незагруженная автомобилями, она переполнялась ими сейчас до невозможности. Непонятно, как подъезжали и уезжали машины из-за припаркованных транспортных средств на проезжей части дороги, газонах и тротуарах. Узкие пространства перед домами забивались инвалидными колясками и просто стоящими людьми, в том числе и с маленькими детьми на руках. Цель у всех одна — попасть на прием к Громову.

Илья не вел никакого официального приема, не приглашал людей и появлялся в своем нежилом помещении, где раньше располагался адвокатский кабинет, два раза в неделю — субботу и воскресенье. Люди шли к нему со своими тяжелыми болезнями, которые официальная медицина излечить не могла. Например, полная парализация нижних конечностей в результате травмы позвоночника.

Люди на улице не знали Громова в лицо и это несколько облегчало ему жизнь. По субботам и воскресеньям он парковал свой автомобиль на соседней параллельной улице от офиса и по дворам пробирался к черному ходу. Открывал свою парадную дверь, если можно так выразиться о входе в офис, в которую заходил первый посетитель. Кто-то входил сам, кого-то вкатывали на коляске, кого-то вносили на руках. И очередь толпа тоже соблюдала сама…

Первым сегодня вошел мужчина средних лет с необычным плечевым поясом справа. Поздоровался, снял пиджак и рубашку, оставшись голым по пояс.