Глава 4

Березка

Слез не осталось, я только тихо скулила, уткнувшись лицом в подушку. Как? Как можно так вляпаться? Эх ты, «стала женщиной», называется… А внешне Алехан, грузчик из соседнего магазина, выглядел очень даже ничего. И я ведь считала себя подготовленной. Начиталась специальной литературы, подобрала время, заранее выпила противозачаточные таблетки, и присмотрела мужчину с четырьмя браслетами на руке. Решила, что такой уж точно не будет меня бояться. И сначала все пошло прекрасно: не испугался. На мои неуверенные экивоки сразу предложил пройти к нему на квартиру. А там…

К такому подготовиться нельзя. Казалось, он за что-то мне мстит или наказывает. «Драть мелкую сучку», как сам сказал, расстегивая ремень. Связал и заткнул рот, чтоб не кричала. Удовлетворившись и развязав меня, какое-то время молча наблюдал, как я всхлипываю и судорожно сбиваюсь в дрожащий клубок на полу. После чего предложил «выметаться, получив, что хотела». И вдогонку, в дверях добавил: «В полицию можешь не ходить, все следы на тебе сойдут за проявления страсти, я-то знаю, как вас, тварей, метить». А в глазах такое!.. Ненависть, злоба… меня все еще бьет дрожь. Самое страшное — не боль внизу живота и не синяки по всему телу, а кошмарное выражение его лица. Не знаю, избавлюсь ли я когда нибудь от тошноты и омерзения при воспоминании об этих глазах.

В прихожей щелкнул замок двери. Кто-то пришел: мама или папа. Мама — шуршит плащом. Не хочу никого видеть! Я закусила губу, забыв о боли. Непроизвольный всхлип вырвался как раз в тот момент, когда шорох в коридоре затих.

— Бри? Бри, что с тобой?!

Не получив ответа, мама заглянула в комнату.

— Ну-ка, покажись. — Я повернулась, преодолевая боль, закрыв глаза. — На тебя что, напали?

— Нет. Я сама пошла. Хотела…

— Что ты хотела?

— Стать женщиной. Попробовать, как это. Ну… как у вас с папой. А он… он меня ненавидит!

— Погоди. Ты что, на кого-то браслет решила надеть? Для чего тебе сейчас ребенок?

— Не. Я таблетки пила.

— Спасибо, успокоила. И что теперь? Тебе что-нибудь повредили? Раздевайся, покажись.

Когда мама меня осматривала, бормотала что-то себе под нос и смазывала мазью синяки и укусы, под ее прикосновениями я неожиданно успокоилась. С телом ничего особо страшного действительно не случилось, а о чем-то другом не давала думать жгучая мазь. Так что вместо хныканья я сейчас издавала что-то вроде сдавленного шипения. И потихоньку начала рассказывать. С самого начала. С того, как еще на первом курсе колледжа мечтала найти себе парня, и чтобы у нас стало все, как у нее с папой. Но парни, все до единого, шарахались, стоило мне лишь чуть оказать кому-то знаки внимания, с опаской и настороженностью в глазах. Говорила, как пыталась примкнуть к компании одногруппниц, которые напоили парней на одной из вечеринок. А потом, как приняла решение, и про грузчика Алехана…

— Ох и глупая же ты у меня еще, дочь, — мама качала головой. — Конечно, он тебе мстил. То есть даже не тебе, а вообще женщинам. Четыре браслета! Это ж додуматься надо, кого найти для первого раза…

— Но почему мстил? Что ему сделали женщины? Браслеты надели? Так у него и так зарплата не намного больше минимума, не так уж много он отчисляет, хоть один браслет, хоть четыре.

— Да? — мама как-то криво усмехнулась. — А ты думаешь, он всегда был грузчиком? Думаешь, ему очень нравится такая жизнь и работа? А может, у него вообще любимая работа была…

— Ну и что? И работал бы на ней. И я не понимаю, почему ты защищаешь его, мам? Ты какое отношение к нему имеешь?

— «Работал бы на ней…» Жаль, я раньше с тобой об этих вещах не говорила. Вот смотри, папа у нас работает сейчас в посольстве. Являться туда должен каждый день в приличном костюме, иначе никак. У Ромы всего два браслета, твой да Янкин, и то ему сложно было бы даже костюмы покупать, живи он в самом деле на четверть дохода. А четыре браслета — это шестнадцатая часть, сущие гроши.

— А как же тогда? Папа никогда не говорил…

— Конечно, не говорил, потому что одежду ему покупаю я. Как и многое другое. — Она вздохнула. — А теперь, почему я «защищаю» этого твоего грузчика. — («Он не мой» — проворчала я), — Мне до него вообще-то дела нет, была бы возможность, вообще в каталажку закатала, да предъявить и правда нечего. Нет, Березочка моя, дело в тебе. Нельзя ненавидеть своего первого, это потом боком выходит. Раз уж ты сама влезла к такому, найди силы сама и простить.

Наверное, она права.

— Ма? Вот чего я не понимаю, как же у вас с папой получилось? Я вообще не вижу, как могла бы… или страх, или тупость, или ненависть.

— У нас. Понимаешь, в те годы, когда я познакомилась с Ромой, «семей» уже не было, но слово «пара» еще обозначало не только две конфеты в одной упаковке или брюки. А сейчас… Я все-таки не зря в статистике работаю, кое-что знаю из того, что не говорят по TV. Те пять процентов «совместно живущих», которыми везде потрясают, это ведь в среднем, а в основном — старшее поколение. В вашем — меньше полпроцента. Данные не секретны, в сети наверняка есть, просто их не упоминают лишний раз.

— Мам, расскажи, как вы познакомились.

— Хорошо, давай сейчас мы постелем постель, ты залезешь под одеяло, а потом я тебе расскажу.

Это была правильная мысль. Мама у меня вообще умница. Утонув в подушке с наволочкой в цветочек и под одеялом, я как будто вернулась в детство, когда, утащив папин велосипед, попробовала на нем покататься и на повороте врезалась в угол дома. Тогда тоже все тело болело, но вот обиды не было: я ведь поехала. И даже проехала метров тридцать. Обижаться? Не на кирпичную стену же. Вот и сейчас я как будто снова оказалась в том времени. И даже хихикнула, представив Алехана в виде кирпичного угла с осыпавшейся штукатуркой.

— Ну вот, уже лучше. А познакомились мы с твоим папой обыкновенно, на вечеринке. Тогда еще среди девушек было принято изображать романтические чувства, говорить парням, как ими восхищаются за какие-нибудь таланты. А те в ответ изображали восхищение красотой девушек. Вот такие взаимные танцы. Все знали, что врут, но ритуал соблюдали. А Роман всегда выделялся на общем фоне циничностью и при этом был бесшабашный игрок по жизни. Таким, в общем-то, и остался. Вечеринка проходила у него дома и, когда все уже всё выпили, натанцевались и вроде пора бы расходиться по домам, девушки под разными предлогами всё тянули. Ждали, вдруг кому нибудь он намекнет задержаться. А Роман вдруг приносит круглый поднос с пятью бокалами и бутылку вина. Говорит: «- Я знаю, здесь многие надеются мне браслетик нацепить, так я сегодня добрый и предлагаю вам сыграть.» Потом насыпает в четыре из пяти бокалов порошок женского противозачаточного, пятый оставляет пустым. И заливает это все красным вином. Накрывает поднос скатертью, крутит его и приговаривает: «Ну, девушки, кто самая смелая? Выпьет вино и останется?» Подружки носики сморщили: «Фи, как не романтично», а мне стало забавно именно от этой его прямоты. Взяла и выпила.

— А что потом?

— А потом была хорошая ночь. Ни он ни я не знали, значит она что-нибудь, или нет. А еще через месяц я позвонила ему и сказала, что он проиграл. И сразу предложила жить вместе.

— Хорошо вам. Оба выиграли в эту лотерею, — я вздохнула, вспоминая, что мне не светит.

— Нет, Бри, это не выигрыш. Я думаю, здесь была целая цепочка решений, одно за другим. Выпить вино; постараться сделать радостной ночь; позвонить ему вместо того, чтобы сперва идти в Службу Учета; и потом много еще разного. Разорвись любое звено, и ничего не будет. Тут только чувствовать человека и то решение, которое будет правильным. И еще лет семь потом я при каждой ссоре видела по глазам: ждет, что его прогонят. Собственно, вокруг так и происходило у друзей и знакомых, мало кому удавалось прожить вместе больше нескольких лет. Только уже после того, как родился Янка и, несмотря на появление второго браслета, между нами ничего не изменилось, вроде бы успокоился.