Машину кидает на ухабах, перед глазами качается спинка кресла, разговор течет мимо сознания. Только какой-то шепот мешает, шелестит на грани слышимости, отвлекает от неподвижности.
— Мих, Миша, слушай меня, двигайся ко мне. Мих, это Рафа…
Рафа? Двигаться к ней? Это куда?
— Вспомни меня, чувствуй меня…
— Рафа?
— Уф… Откликнулся! Ох, как тебя… Так, сейчас представь, что ты приближаешься ко мне и заполняешь меня, как вода стакан. Иди сюда, я пускаю тебя…
В голове вдруг волшебным образом проясняется. Я обнаруживаю себя в светлой полукруглой комнате, лежу на животе, на широком матрасе, уложенном прямо на пол. В изогнутой стене три двери, в одном из двух углов — компьютерный терминал на столике. Больше никакой мебели нет. Переведя взгляд на свою руку, вижу прозрачно-зеленый, светящийся мех запястья и оранжевую ладошку. Пошевелил пальцами. Шевелятся. Начинаю двигаться — и обнаруживаю, что я гораздо более гибок и занимаю больше места, чем кажется. Такой эффект дает роскошный длинный Рафин хвост. У меня никогда не было хвоста, поэтому я аккуратно пробую им пошевелить тоже. Удивительно — получается!
— Ну конечно, я же пустила тебя в свое тело. Твое отравлено какой-то гадостью, а в моем ты можешь думать. Я слышала разговор девушек твоими ушами, но не поняла, куда тебя везут.
— Куда везут?
— Вспоминай, — Рафа воспроизводит для меня кусочек диалога в машине.
Теперь я тоже вспомнил услышанный разговор и передернулся от страха. Они хотели меня убить. Причем такой мерзкой смертью! Те самые девушки, которые несколько лет учебы списывали у меня задания к семинарам, улыбались, строили глазки… Вот именно, «строили глазки». А куда везут? Да, я знаю это место. Перед глазами встает картинка и я рассказываю Рафе:
— На заднем дворе университета стоят мусорные баки. Если пройти за них, там будет небольшая железная дверца в подвал. Через нее при уборке мусор выносят. В подвале всякие склады и хранилища. 046-я комната — это вроде бы склад кафедры «национальной музыки и танцев». Барабаны там всякие, старинная одежда…
— Понятно. Кто может тебя оттуда вытащить?
— Не знаю. В полицию звонить бесполезно, там мать Лены начальницей. Может, мама сможет, если соседок позовет.
— Она уже дома?
— Должна была утром приехать.
— Какой телефон? И как зовут твою маму?
— Клара, а номер — 927744589.
— Я свяжусь через сеть. Надо, чтобы звонок не отследили. И придется еще программку искажения голоса включить. Мне понадобится мое тело.
— Да, конечно, уже ухожу…
— Эй, стоп. Не пропадай совсем. Постарайся удержать связь…
Эх, знать бы еще, как это сделать. Как вернуться, уже вроде бы понял — представить себя в своем теле, а вот как удержать связь? Хочу слышать разговор Рафы с мамой… Ох, как же тяжело думать, перед глазами все еще спинка переднего сиденья.
— Алло! Я говорю с Кларой?
— Да. Кто это?
— Неважно. Вашего сына украли и сейчас везут в подвал университета. Там собираются убить.
Новый голос:
— … У аппарата следователь по особо важным делам. Представьтесь и повторите свое сообщение.
— Подвал большого здания университета. Комната номер 046. Поторопитесь.
Представляться Рафа, естественно, не стала, просто оборвала связь. А ведь могли бы догадаться, что телефон прослушивается.
— А я и догадалась. Мих, все нормально. Помнишь, та, отравившая тебя, сказала, что следователь не из местных.
— А-ага…
— Ты все же постарайся не отключаться. Или давай я снова пущу тебя в себя.
— Нет, мне уже лучше. Кажется, действие этой гадости проходит.
Меня тем временем вытащили из машины на свежий воздух (действительно, дышать стало легче) и повели-поволокли в сторону дверцы в подвал.
— Давайте поживее, девочки — он может скоро очнуться. Надо успеть затащить и связать.
Сейчас бы самое время вырваться, но тело по-прежнему не слушается. Противно заскрипела маленькая ржавая дверь, перед глазами полутемный подвальный коридор, еще одна дверь. А за нею — трое полицейских.
— А-а?.. — визг полоснул по ушам.
— Ой!
— Подстава…
Девицы шарахаются в разные стороны, а мое безвольное тело выпускают из рук и оно больно брякается на какие-то угловатые ящики. Свет погас.
* * *
Я очнулся дома, на своем диване, под пристальным взглядом двух пар глаз. Одни, заплаканные и темные от тревоги — мамины, другие, серые и холодные, массивной женщины в полицейской форме.
— Мишенька… Как ты?
Ох, что-то мне это напоминает. Кажется, Рафу встречали примерно так же.
— Нормально, мам.
— Вижу я, как «нормально» — она нервно огляделась. — Тогда… тут с тобой следователь поговорить хочет. Можешь ей ответить? Если не можешь…
— Могу, мам.
— Очнулся, значит, — голос у следователя оказался под стать фигуре, тяжелый и резкий, — отлично. Расскажите, как помните, о событиях со вчерашнего вечера и до утра.
И правда, вдруг подумал я, всего около полсуток прошло с начала бала, когда я даже еще не был знаком с Рафой. Полжизни назад…
— На балу «огоньком» напоили.
— Это мы уже знаем. Кто? Вам известны их имена?
— Я пил только газировку. Дважды. Сначала стаканы принесла Лена, потом — Виола.
— Понятно. Ими уже занимаются. — Сказано явно не мне, а матери. Снова, обращаясь ко мне. — Что было дальше? Ты ушел с самочкой кошратов?
— Ну, да… меня прихватило, а она оказалась рядом. Позвал ее покататься на мотоцикле, а она взяла да и согласилась. Вот…
— Понятно. Согласилась покататься. Сама. Что было дальше?
— Меня накрыло. Я слышал, резиновая кукла помогает. Которая из сексшопа.
— Но коша ведь не резиновая кукла.
— Так я ее связал и рот заткнул. Как кукла получилась.
Шепот в голове: «— Мих, ты умница! Про затыкание рта правильно сообразил. А я забыла предупредить».
— И так всю ночь, как с куклой?
— Ну да.
— Где это происходило?
— Мамин садовый домик.
Матушка тихо охнула где-то сбоку. Понятное дело, не понравилось ей такое использование домика.
— То есть всю ночь ты провел с ней в садовом домике? И она все это время была связанной?
— Нет. Через какое-то время развязал. Не помню когда. Дальше просто не отпускал, а утром отвез к парому.
Про появление Лены в кафе уже рассказывал подробно. И услышанный разговор в машине тоже, насколько запомнил. Странно, вопросов про кошу больше не было. Может быть, следователь специально не стала выяснять дальнейшие подробности. Обошлось без межпланетного скандала — и хорошо, и не будем трогать эту тему. А вот информация о том, что девчатам сообщили о мотоцикле, ее заинтересовала очень. Похоже, у Лениной матери ожидаются неприятности. Следовательница не скрывала мрачного удовлетворения:
— Ну что же, разберемся. И с местными служительницами закона тоже. — Она захлопнула папку, лежащую на коленях. — А ты спи, отдыхай, тебе после этой химии и лекарств сутки лежать положено, — и прикрыла дверь моей комнаты, выходя.
Но мне не лежалось. Хотелось что-то делать, с кем-то говорить.
— Рафа!!!
— Ну, что шумишь? Здесь я.
— Все ушли, меня оставили в покое.
— И меня тоже, велели отсыпаться… Ой, это твоя комната? Разреши, я посмотрю?
— Конечно. Иди сюда.
Меня аккуратно отодвигают в сторону, куда-то в полусон. На мгновение показалось, что я стою сзади и обнимаю самого себя. Только этот «я» почему-то мохнатый. Тут же образ сменился: как будто я сижу, а Рафа снова сидит у меня на коленях. Все эти изменения никак не касались моего тела под одеялом. Но вот оно (то есть я) встает и обводит комнату взглядом: «— Ой, сколько книжек! Древних, бумажных… Можно полистать?» Ну разумеется, можно…