Мы подъехали к указанному священником дому. Ефпатин соскочил с коня и заколотил кулаком по воротам. С минуту подождав, ударил по воротам сильней. Из-за ворот спросили: "Кто там?" Кубин громко сказал: " Ты Фома Кустаха? Открывай, святой отец на постой к тебе нас определил. Раненый у нас есть. В дом его надо". Ворота скрипнули и раскрылись, к нам вышел мужик лет сорока. Одет в простую рубаху до колен, подпоясанный кожаным ремешком, на ногах штаны и босой. Поклонился: "Проходите, бояре". Повернувшись, крикнул: "Лукерья! Светлицу приготовь, воды согрей". Олега осторожно занесли дом. Дом был большой, пятистенок. Большая печь посередине избы казалось, занимала всю жилую площадь. Олега мы пронесли в огороженную комнату. Впереди, постоянно говоря "Вот сюда" и "Осторожно, порог и пригнитесь", семенил хозяин. Олега положили на широкую лавку, застеленную матрацем набитым соломой. Укрыли одеялом, и вышли в сени. Кулибин положил руку мне на плечо: "Матей, оставайся с братом, а мы за трофеями. Знать бы сразу, взяли б ещё там. Но кто знал? Смотри тут". Сколько времени их не было, не знаю. Я погрузился в такое отчаяние. Как во сне я наблюдал, как обмывают и перевязывают брата. Потом вдруг рядом оказался священник и что-то делал, оказалось, отпевал. Я и не сразу понял, что Олег умер. В себя я пришел от того, что по лицу мне хлестал Кубин и говорил: "... ицер ты или нет, приди в себя". Я оглянулся и увидел, что мы стоим за часовней, где было кладбище. Рядом на холмике стоял могильный крест. Вот здесь значит, упокоился мой брат Олег.

  Кубин протянул руку и я, поняв, что ему надо, достал сигареты. Закурив, бросил пустую пачку в костёр.

  - Что дальше было, Матвей Власович?

  Дед Матей выпустил дым и сказал.

  - Давно это было. Всё и не вспомню. Ясно помнил день первый, а потом как-то размыто всё. Помню, как к Москве подъехали. Непривычно было видеть небольшой деревянный кремль с малым посадом вокруг. Потом поступили на службу в дружину к Великому князю Владимирскому.

8.

  Зимою стыла птица в небе,

  На сотни верст стелился дым.

  Лежал ясак клеймом на хлебе

  Десятой долью, как калым.

  Прокаркал ворон в час затменья,

  Узрел грядущего знаменья,

  Терзали смутные виденья

  И рок висел над ним забвенья.

  Незваный гость-татарской воли

  Батый пришел повелевать.

  В оковы мерзкие неволи

  Страну пытался заковать.

  И за кумысом разговоры

  Вела в шатрах монголов рать:

  "Нам не нужны переговоры,

  Мы будем Китеж штурмом брать."

  Старинный символ русской чести

  С огнем хотели повенчать.

  Им гул набата предрекал о мести,

  Мешал спокойно,крепко спать.

  Нашли предателя-иуду,

  Сомкнулись горе и беда,

  Взбивала пыль тогда повсюду

  Степных кочевников орда.

  Остался в памяти он Гришкой

  По странной кличке "Кутерьма"

  Давно известно,что под пыткой

  Ломает слабого тюрьма.

  Какого племени и роду

  Пробрался бес в его уста?

  На гибель Божьему народу

  Открыл заветные места.

  Тропой безлюдной страшной ночью

  Провел исчадье тьмы и зла,

  И сердце сразу острой болью

  Пронзили грешные дела.

  За ту измену в поколеньях

  Под тихий шелест камыша,

  Приходит в новых воплощеньях,

  Смердя, порочная душа.

  И с диким воем у костра

  Шакал в обличии волка,

  Познавший обух топора,

  Прощенья просит чрез века.

  Но перед взором удивленным

  В молитвах к Богу обратясь,

  По Вере предкам осажденным

  Врата открылись не таясь.

  Они ушли в Миры иные,

  Чтобы потомкам помогать,

  И часто просят их живые

  О "Светлояре" рассказать.

  (Владимир Бакшеев-Сказание о Китеж-граде)

  Не может быть! Не было нападения на Русь, летом тысяча двести тридцать седьмого года! Батый приведёт свои орды к зиме. Откуда здесь столько степняков? Малые отряды, для захвата полона ещё понятно, но отряд в десять тысяч сабель?

  Первой мыслью было срочно бежать и кричать во весь голос. Но потом подумал, а кто поверит? Поверит один, дед Матей, и то не уверен. Не очень верит он в сказки про леших. Но надо было как-то убедить его поговорить с Гориным и Велесовым. Надо собирать армию, то-есть дружину, ополчение, наконец.

  Рассветало. На поляне, у чуть дымящих кострищ, вповалку спали ратники. По краям, где ещё горели костры, сидели сторожа.

  После выпитого целого котелка чая, захотелось отойти до ветру. Спавшие ратники если и поднимались по той же проблеме, то справляли нужду по малой, отойдя на пару шагов от лёжки. Мне вдруг, захотелось отойти подальше. Я поднялся и направился к кустам. Кубин молча проводил меня глазами. Протиснувшись сквозь кусты, поднялся на пригорок, зашел за сосну, потоптался, словно место не нравилось, и пошел глубже в лес. Глубоко в сознании пищала мысль, но как-то тихо, что-то вроде "Куда меня несёт?". Наконец у понравившегося дерева встал...

  Ух. Поднял голову - напротив, на толстой ветке, сидел ворон и смотрел на меня. Я удивленно оглянулся, чего меня сюда принесло? Опять посмотрев на птицу, сказал:

  - Чего пялишься, отвернись.

  Ворон повернул голову и стал смотреть мне за спину. Даже сдвинулся чуть в сторону. За спиной кто-то есть? Чёрт, саблю-то оставил, идиот. Медленно достаю нож и, резко повернувшись, замираю в боевой стойке.

  За спиной раздалось.

  - Кгарррг!

  Ну, нет, я не повернусь. Там, за той, толстенной осиной, точно кто-то есть. Негромко сказал в темноту:

  - Эй! Я знаю, что ты там, выходи.

  Из лесного сумрака выдвинулась тень и трансформировалась в маленького, толстенького мужичка. Русые волосы и окладистая бородка с усами, делали его похожим на Николая второго. Он остановился в трёх метрах и сцепил руки на животе.

  - Кто ты?

  - Осип я, хранитель этого леса. Доброе слово тебе от Кочура. Это я сюда тебя привёл. Прости. Весть плохую, просили передать. - На его лице ничего не менялось, словно со мной разговаривал не он. - Рать чужая, свирепая и жестокая идёт в эти края.

  Это о чём он?

  - Какая рать, поясни.

  - Они себя Чингизидами назают.

  Как? Монголы?

  - Не понял. Ты ничего не перепутал? Какие монголы, какая рать? Не может этого быть!

  Осип спокойно стоял на месте, я друг обнаружил, что хожу туда-сюда.

  - Откуда весть такая?

  На миг показалось, что леший поморщился.

  - Лес слухами полнится. Древа силу от деревьев получают, со всего леса. Лешие слышат, что в других лесах происходит. Хранители ведают - тьма идёт.

  Тьма это десять тысяч? Всё-таки странно.

  - А что это вдруг, лешие захотели предупредить людей?

  Осип вздохнул:

  - Понятно, что огню вороги предадут города и веси ваши. А огонь лесу погибель. От любого града вашего перекинутся может. Хранители решили предупредить.

  - Ясно. Что ничего не ясно.

  Леший отступил в тень.

  - Подожди.

  Осип остановился.

  - Осип. Скажи, почему я, не умеющий ездить на лошадях и никогда не державший боевой рогатины, вдруг стал всё это уметь?

  Леший улыбнулся.

  - Древо даёт быстрое излечение и знания предков. Умение, что спит в теле, может проснуться. Память тебе поможет. Помни отцов своих.

  И исчез.

  Чёрт, надо скорей сообщить. Стоп! И как? Сказать: " Илья Демьянович, Владимир Дмитрич, тут мне один леший нашептал..."

  М-да, вопрос. Так, про лешего им ни слова. Кубину скажу, придумает, как втолковать важность новости. Вот только как преподнести? Чёрт. Блин. Пригнулся, держась за голову. Оказывается, думая, стал ходить туда-сюда и не заметил толстой ветки. Потёр ушиб. Показалось, что сидящий на ветке ворон усмехнулся. Показал ему кулак.