— Ты… ты меня осуждаешь? — выдавил я то, что меня больше всего волновало.

— Ну-у… — Май никогда не врал мне, но всегда подбирал выражения, прежде чем сказать нечто важное, — как врач я не могу одобрять твоего поступка: каждая жизнь ценна, и моя задача, между прочим, эти жизни спасать, а ты совершил противоположную вещь. А как человек… давай сформулируем так: я тебя понимаю.

У меня будто камень с души свалился. Нет, даже два камня: я думал, Май не захочет меня видеть — последнее время мы встречались не часто…

Май Свенсон был особенным — он поднялся в Скайпол из Полиса, что, скажем прямо, не практиковалось. Девушка, если оказывалась достаточно привлекательной, еще имела шанс присоединиться к верхним жителям, но парень…

Случилось небывалое вовсе не из-за признания начальника медицинской службы Корабля Истимола, что он неоднократно посещал Индиру Свенсон — в конце концов, никто никогда не проверял, от кого именно родила женщина, — а из-за талантов Мая. Истимол заметил недюжинные способности мальчика к медицине и после подготовительных классов устроил его в Академию. Поднялся небольшой шум, но ссориться с главным врачом Корабля Военному совету оказалось не с руки. Тем более, Май быстро стал самым успевающим студентом и через четыре года получил статус врача седьмой категории и личную диагностическую машину. Разумеется, для начала ему достались пациенты из Полиса, но затем, незаметно продвигаясь по уровням, он выбрался и в Скайпол.

Жалоб на него не поступало, и в Совете успокоились, закрыв глаза на то, что Индира Свенсон никогда не относилась к женщинам с элитных этажей. Если к слову приходилось происхождение молодого медика, звучало «сын Истимола», и это считалось достаточным.

Казалось, Мая возня вокруг его родословной мало заботила — он продолжал блестяще лечить людей и покорять сердца. Было невозможно устоять перед его обаянием, к тому же он вырос на удивление ладным мужчиной. Рельефные мышцы говорили о том, что Май успевает посвящать время занятиям в спортивном зале, черты лица были правильными, карие глаза смотрели с легкой насмешкой, а улыбаться он умел так, что в ответ непреодолимо хотелось улыбнуться тоже.

Немногим больше полугода назад Крис на занятиях по технике уронил себе на ногу один из тяжеленных приборов. Его одноклассники уже разбежались по домам, и я застал брата в одиночестве в углу классного двора. Нога распухла, он сжимал ее руками и тихо плакал. Я подошел, опустился на колени и взял его ступню в ладони. Кристиан поднял на меня покрасневшие от слез глаза и жалобно простонал:

— Помоги, Норик! — после чего я предсказуемо «поплыл», а когда пришел в себя, поблизости сидел Май и внимательно следил за моими действиями.

Оказывается, преподаватель Криса вызвал врача, и тот прибыл как раз в разгар моих манипуляций.

Несколько минут мы напряженно смотрели друг на друга, после чего Май отодвинул меня, приложил свой диагност к ноге Криса, чем-то пощелкал и улыбнулся:

— Все в порядке, малыш. Бегать будешь. Иди собери сумку, пока я поговорю с твоим…

— Братом, — подсказал Крис, сверкнув улыбкой в ответ.

— И давно это у тебя? — спросил Май, едва Крис скрылся за дверью.

— Что именно? — попытался я прикинуться дураком.

— Не выйдет, — спокойно сказал Май, как будто ждал такой моей реакции, — я все видел и все понял. Что еще ты можешь?

— Я ничего не могу, — угрюмо ответил я, прикидывая, как скоро за мной придут. — Вам показалось.

— Ну как знаешь, — неожиданно отступил Май. — Я должен вас проводить.

Мы дождались Криса и отправились домой втроем. Май и Крис весело болтали, и мой младший братишка бесхитростно выкладывал все о нашей семье: где мы живем, чем занимаемся, как наша фамилия… Я еле передвигал ноги, уже прикидывая, каким образом помягче поставить в известность маму.

Май распрощался с нами — вернее, с Крисом, поскольку я упорно продолжал хранить молчание, — возле самых дверей.

Охранников стоило ожидать в течение ближайших склянок: реакция на доносы такого рода обычно следовала незамедлительно. Однако до полуночной рынды никто не появился, а потом я уснул, так ничего и не сказав маме, измученный ожиданием и нелегким днем занятий в Школе.

Не было желающих меня арестовать и с утра.

А после Школы у ворот уже ждал Май. Покорно вздохнув, я вышел и остановился поблизости.

— Привет, — он улыбнулся, как будто уже стал моим старинным приятелем, — прогуляемся?

И я поплелся за ним. Наши с Крисом расписания в тот день не совпадали, брат заканчивал намного раньше, так что встретиться мы не договаривались, я был свободен.

Не меньше склянки мы таскались с Маем по разным местам — от сада камней до офицерского клуба. Он говорил не умолкая, и даже из меня ему удалось вытащить несколько слов.

Так и повелось: Май старательно освобождал в своем графике время, чтобы встретиться со мной, и тормошил, заставляя к себе привыкать. Через месяц-полтора я действительно привык, и даже начал с ним нормально общаться.

У меня никогда не было настоящих друзей: как я уже говорил, ближе всего к понятию «подруга» подходила Бэсси, но вот парней… Не сложилось как-то.

И потому, что Перкс не оставлял в покое, а из-за него я начал дичиться остальных мальчишек. И потому, что мы, Раду, были «странные», а это всегда отпугивает. И потому, что я не горел желанием невольно проявить перед кем-то свои необычные способности: мне уже пришлось признать их существование, но управлять ими я не мог, а, главное, не понимал, как…

Май удивительно легко занял эту пустующую нишу. Мало того — он прикасался ко мне, а этого я раньше не допускал ни с одним чужим человеком. Сначала ненавязчиво, потом все более свободно — дошло до того, что он иногда обнимал меня за плечи во время наших прогулок. Двое приятелей, которые все же со временем появились у меня в Школе (те самые, с кем я вчера пил), даже завидовали:

— Слушай, Раду, как тебе удалось подружиться с таким классным парнем? С ним, наверное, ужасно интересно — он же старше, много всего знает… К тому же ты ведь практически своей семье личного врача завел!

Объяснять, что нашей семье не требуется врач, я не собирался. Хотя Май, само собой, со временем все из меня вытянул — и когда, и сколько раз, и при каких обстоятельствах со мной случались необычные вещи. Он тщательно обследовал меня диагностом, не нашел никаких отклонений и предположил, что исследовать меня нужно в момент приступа — может быть, это что-то прояснит. Но поскольку я не знал, когда может случиться очередной приступ, с исследованиями у нас так и не сложилось. Тем не менее, Май дал мне совет:

— Нор, я не берусь предсказать, чем могут закончиться всплески твоих способностей. Поэтому будь добр — сдерживайся.

Клянусь фуражкой Первого Адмирала, а чем я занимался всю жизнь?!

Поссорились мы с ним только однажды — когда меня дернуло за язык рассказать о своих чувствах к Аделине. Май на мои откровения коротко хмыкнул и презрительно выдал:

— Поверь, там не о чем мечтать — невозможная кривляка, а в кровати — серенькая мышь. Мне не удалось раскрутить ее хоть на что-нибудь мало-мальски интересное.

Меня как мешком по голове ударили. Я вытаращился на Мая — такого подчеркнуто-мужественного в форменном серо-голубом кителе, потом вскочил со скамьи в парке, где мы расположились, и молча пошел к дому.

Ну да, Аделина обожала именно таких: благополучных, устроенных, уже с положением, но еще достаточно молодых, и Май вполне вписывался во все критерии. Я никогда не думал, что он живет отшельником, или что упустит возможность разделить постель с красивой девушкой (а Аделина была прекрасна!). Но как он мог, как он мог так отзываться о моей… то есть не моей… в общем, как он мог!

Май поймал меня на третий день возле школьных флатов и потребовал:

— Хватит дуться. Нравится тебе вздыхать по безмозглой кукле — вздыхай, кто мешает. Но меня ей восхищаться не заставляй.