Через пару дней майор как бы между прочим поинтересовался, как дела дома, как там друзья поживают. Я пожал плечами и искренне сказал, что не связывался с ними.

- И почему же рядовой Ксенофонтов не воспользовался такой возможностью? – поинтересовался комбат таким тоном, что я сразу напрягся, но пришлось честно озвучивать свои мотивы, теряясь при этом в догадках, что опять сделал не так.

Я замолчал, повисла пауза, после чего майор потянул:

- Константин, оказывается, ты не совсем безнадежен.

Я офигел – это что, проверка была? И типа он мне комплимент сейчас отвесил? Ничего не понимаю…

Осень наступила незаметно. Похолодало, по небу поползли низкие темные тучи. Я стоял в дверях бани и смотрел на начавшийся не по-осеннему сильный дождь, надо было добежать до дома, и быстро, потому что вот-вот должен был приехать майор, а я пару часов назад выскочил сюда в одной футболке. В бане было тепло, я даже вспотел, и выходить под холодные и мокрые струи совсем не хотелось. У ворот побибикал УАЗик, приехал, елки зеленые, и я решился, резво перепрыгивая лужи. Дома переодеться сразу не удалось, комбат на что-то отвлек, и к вечеру я уже пожинал плоды своей беспечности: виски ломило, в горле царапало, и общее состояние было не очень хорошим. Занимаясь рутинными делами, я еще держался, действовал на автопилоте и, домывая посуду, уже мало что соображал. Горизонтальная поверхность манила, тянула как магнит, даже принять душ не было сил. С трудом раздевшись, не лег, а просто рухнул на чистые, только сегодня поменянные простыни. Хорошо…

Сквозь марево уплывающего сознания тупо смотрел на рой серых бабочек, устроивших хоровод возле лампы. Здоровые какие. Здравый смысл подсказывал, что нет, не может быть таких монстров в природе, тем более здесь, в комнате. Были бы тропики, а то Сибирь… Глюки, здравствуйте.

Матрас прогнулся, и рядом лег майор, потянувшись ко мне. Я привычно повернулся на спину и раздвинул ноги, продолжая коситься на бабочек, разлетевшихся теперь по всей комнате.

- Константин, что с тобой? – я попытался сфокусировать взгляд на говорившем.

- Ничего, - я облизал пересохшие губы, говорить было трудно, а глотать больно.

Прохладная рука легла на мой лоб. Приятно. Я закрыл глаза.

- Константин, ты почему не сказал, что тебе плохо? – издалека донесся голос комбата, зачем он так кричит, бабочек же распугает.

- Мне нормально, - едва шевеля языком, ответил я. – Вы сказали так больше не делать…

Пару минут стояла благословенная тишина, и я, кажется, начал засыпать, затем майор стал ругаться и пихать мне под мышку ледяной градусник, а я сопротивлялся, мне не нравилось. Зачем? Я завтра буду в порядке, устал немного, и горло болит. Комбат меня зачем-то тряс, что-то сердито говорил, но все проходило мимо, не задерживаясь в сознании; впрочем, на всякий случай я иногда говорил, что со мной все в порядке, воспитательных мер совсем не хотелось, даже в полубредовом состоянии.

Сквозь дрему доносились приглушенные маты комбата – отстранённо отметил: первый раз слышу, чтобы он ругался так – шуршание одежды и звук захлопнувшейся двери, через минуту ударилась о косяк и наружная, взревел автомобильный мотор, и УАЗик рванул с места. «Уехал», - отстраненно подумал я, - Ну и ладно, зато поспать можно, только попить бы», - я попытался встать, но в комнате было по-зимнему холодно, и я вновь закутался в одеяло, стараясь согреться, закрыл глаза и постарался заснуть, раз уж за водой сходить не получилось.

Глава 12

Я, нахохлившись и замотавшись в одеяло, сидел на кровати. Доктор, которого привез майор, качал головой и пытался выпутать меня из одеяла, чтобы послушать легкие, но пока безуспешно. Вот горло я дал осмотреть без проблем, а лишаться одеяла не собирался – холодно. Снова вручили градусник, я косился на комбата, он о чем-то тихо переговаривался с эскулапом и не обращал на меня внимания, и, воспользовавшись моментом, я благополучно пристроил голову на подушку и почти заснул.

Меня тормошили и выпутывали из самодельного кокона в четыре руки. Пытались отнять нагретый и уже почти родной градусник. Садисты! Что я им плохого сделал, чтобы лишать меня самого дорогого - одеяла?! Доктор прикладывал холодный стетоскоп сначала к спине, потом к груди, а комбат стоял с отбитой в неравном бою постельной принадлежностью. Я молча трясся от холода, стуча зубами.

- Михалыч, побыстрее давай, ему бы лечь, - хмуро бросил комбат врачу.

- Все я уже, все, - он отстранился от меня, давая майору возможность подойти и вернуть мне вожделенное одеяло. – Фолликулярная ангина, отсюда и температура под сорок. Можно дать аспирин, чтобы жар сбить, горло пусть полощет как можно чаще и антибиотик обязательно. Через пару дней я бы его еще раз осмотрел, а так организм молодой, здоровый, к концу недели будет как новенький.

- Какой антибиотик? – поинтересовался комбат. – Этот подойдет? Я его пил, когда зуб неудачно удалили, остался.

- Амоксиклав? - произнес доктор, - да, вполне, и дозировка подходящая. Только потом придется докупить, здесь не хватит на пять дней.

В меня затолкали таблетки, и я наконец напился. Майор поставил полный стакан рядом с кроватью на стул и поехал отвозить врача, а я провалился в тяжелое марево, мало похожее на сон.

Ночью лучше мне не становилось, я то просыпался весь в поту, и комбат, как мать родная, менял мокрые футболки на сухие, то снова трясся от озноба, не в силах согреться. Пил теплое молоко, заботливо согретое комбатом, отчего царапающая боль в горле становилась меньше, и опять засыпал, чтобы вновь проснуться в мокрой футболке.

Утром я попытался встать, но майор, спавший рядом в одежде и укрытый лишь покрывалом, грозно рыкнул:

- Куда? – и я послушно вернулся обратно в горизонтальное положение.

Комбат остался дома и продолжил заботиться обо мне. Это было так необычно, что я смотрел на него широко открытыми глазами, не очень уверенный, что это не плод моего воспаленного мозга. Большую часть дня я спал, просыпаясь ненадолго, только чтобы выпить таблетки или сходить в туалет. Комбат приготовил куриный бульон, я даже думать не хотел, куплена была эта птичка в магазине или это одна из наших, которые, хоть и бестолковые до ужаса, но все же почти родные.

К вечеру температура уже не зашкаливала, и на этом фоне цифра «37,8» воспринималась с огромным облегчением. Вставать и шевелиться не хотелось, но спать и спать больше вроде тоже. Сейчас отсутствие телевизора ощущалось особенно остро. Было бы самое оно, просто тупо попялиться в экран, бездумно следя за развитием событий в каком-нибудь боевичке.

- Как ты себя чувствуешь? – подошел комбат к постели и положил тыльную сторону руки мне на лоб.

- Нормально, - немного сипло ответил я, горло все еще не давало говорить нормально. – Я завтра встану.

- Ты будешь лежать и нормально поправляться, не надо подвигов там, где они не нужны, - пресек инициативу комбат. – И я так и не понял, почему ты не сказал, что тебе плохо?