Вина, раскаяние и ужас.
Три простых слова, которые могут обнажить истинную натуру человека.
Заставить его почувствовать себя бессильным в самом простом смысле этого слова.
Вот, до чего скатилась моя жизнь. Окруженный деньгами, неограниченными средствами и достатком — я все равно не смог защитить ее.
Не смог обезопасить ее. Это все, чего я хотел — дать ей больше… всего, защитить от всего зла в мире. И все же, каким-то образом, я сам привел его к нашему порогу.
— Почему мы не взяли машину напрокат? — голос Эверли пробивается через клубок моих мыслей, и я оборачиваюсь к ней.
Она сидит рядом на пассажирском сидении и смотрит отвлеченно и немного подозрительно. Девушка похожа на видение — фиолетовая синева ее платья контрастирует с огненным багрянцем волос. На ней ожерелье, украшенное камнями, которое я подарил несколько лет назад, то ли в качестве жеста примирения, то ли надеясь, навести мосты над пропастью молчания между нами.
По моей вине и из-за моих многочисленных ошибок.
— Я подумал, было бы мило, если сегодня мы были только вдвоем, — отвечаю я, проскальзывая к ней рукой с центральной панели.
Она не рвется мне навстречу, но и не противится прикосновению. Одна мысль обо мне не заставляет ее отшатнуться от страха. В ее взгляде по-прежнему читается надежда, что я еще не превратился окончательно в того монстра, которого она боялась.
Если бы она только знала.
— Думала, мы собирались на вечер искусств, — разочарованно говорит Эверли.
— Мы собирались. Но знаю, ты ненавидишь такие мероприятия, поэтому все отменил, решив, что вечер вдвоем будет гораздо приятнее.
Каждое произнесенное слово было полной чушью. Меня все еще ждали на этом вечере, и если я не покажусь там…
Проезжая выбранный мной небольшой ресторанчик — такой, где не требовалась обязательная резервация столика на вечер субботы — я оглядываюсь в поисках парковки. И не нахожу ее.
Иногда я просто ненавижу этот город.
Через три квартала я, наконец, обнаруживаю местечко на склоне холма. Выбравшись из машины, я обхожу ее, чтобы помочь Эверли выйти, и снова замечаю, как прекрасно она выглядит. У нее ноги кажутся бесконечно длинными, когда она ставит ногу на грязную улицу, а темно-синяя ткань ее платья скользит по роскошным бедрам, когда девушка поднимается из машины навстречу ко мне.
— Кажется, нам придется немного прогуляться, — говорю я, предлагая ей свою руку.
Она оглядывается, пытаясь определить наше местоположение.
— Где мы? Не думаю, что была когда-нибудь в этой части города.
Я пожимаю плечами, принимая максимально непринужденный вид, когда мы шагаем рядом по тротуару.
— Парень с работы сказал, что водил сюда жену на прошлой неделе, и она не перестает болтать об этом. Я решил, что стоит попробовать.
Эверли с подозрением изучает меня, пока я стараюсь не отвлекаться на отдельные граффити и случайный мусор, шуршащий под ногами. Когда-то я поклялся себе, что она всегда будет получать от меня только лучшее — никак не меньше, и вот он я — тащу ее в какую-то крысиную дыру, ресторан, о котором ничего не слышал, только для того, чтобы вытащить ее из дома на вечер.
И все оттого, что мне нужно объясниться.
Рассказать ей все.
Нужно сделать это на нейтральной территории, не боясь, что меня прервут или обнаружат. Бог знает, кто мог услышать.
Вскоре она поймет.
Она узнает, почему.
Мы идем в полном молчании, пока она неожиданно не останавливается. Я оборачиваюсь и вижу, что у нее в глазах стоят слезы, а тусклый уличный фонарь окружает яркие рыжие волосы ореолом света.
— Почему ты плачешь? — неуверенно спрашиваю я, делая шаг к ней и протягивая руку.
Эверли отшатывается с широко распахнутыми от ужаса глазами, словно вдруг оказывается в прежнем окружении. Я был не единственным, кто не замечал ничего, кроме звезд на небе.
— Что происходит, Август? — спрашивает она с паникой в голосе.
— О чем ты? — спрашиваю я, пытаясь оставаться спокойным, протягивая руки в успокаивающем жесте.
— Отменил вечер… привез меня в это место. Это не похоже на тебя. В этом нет никакого смысла.
Я раздраженно провожу рукой по волосам, понимая, что она права. Во всем этом не было никакого смысла, но это лучшее, что я мог сделать, и надеялся лишь, что она не будет задавать вопросов. Обычно она доверяет мне без раздумий и объяснений, но где-то во всем этом сумасшествии, которое мы создавали вместе, сами же и потерялись. Я потерял ту бесценную связь, которая была у нас с ней.
— Может, ты не так хорошо меня знаешь, — огрызаюсь я в ответ, немедленно возненавидев себя за сказанное.
Мне просто нужно, чтобы она снова поверила мне. Но доверие нужно заслужить, а за последние несколько лет я неуклонно трачу это с трудом завоеванное сокровище, которое когда-то так ценил. Теперь же в ее взгляде не осталось ничего, кроме неуверенности.
Неуверенности и страха.
У Эверли вырывается всхлип. Она разворачивается и бежит по темной аллее.
— Бл*дь! — выругиваюсь я, следуя за ней.
Стук ее каблуков эхом разносится по узкой дорожке, пока не прекращается, и я не обнаруживаю ее, сжавшуюся, у черного входа в бутербродную. Мигающий свет наверху словно намекает, сколько вреда я причинил этой несчастной женщине.
Женщине, которую я так долго любил.
Тушь стекает по ее покрасневшим щекам, распухших от слез, вызванных моими жестокими словами. Сколько же слез она пролила из-за меня?
Возможно, хватило бы на несколько ведер.
Я не стоил их. Но это изменится. Начиная с сегодняшнего вечера.
— Почему ты не любишь меня? — спрашивает она, уставившись пустым взглядом в закопченную стену.
— Я люблю тебя, Эверли. Я так сильно тебя люблю, — взмаливаюсь я, хватая ее руку.
Она кажется безжизненной, словно из нее выкачали все до тех пор, пока передо мной не осталась лишь пустая оболочка.
Может быть, это случилось уже давно, а я был достаточно туп, чтобы не замечать этого.
— Не любишь, — повторяет она, и наконец, поворачивается ко мне. — Ты не любишь меня уже давно. Мне просто было страшно это признать.
— Нет, ты не понимаешь… позволь мне объяснить. Только не здесь, — сказал я, оглядываясь. — Нам нужно идти. Здесь не безопасно, — взмаливаюсь я.
— Нет, это с тобой мне не безопасно! — кричит Эверли, вырываясь из моей руки.
Я пытаюсь удержать ее, пока она беспорядочно вырывается из моей хватки, но гладкая ткань платья постоянно выскальзывает, и я теряю равновесие, сбивая нас с ног. Она ударяет меня кулаком в череп, и я ощущаю, что падаю…
Зеленые камушки рассыпались вокруг меня дождем, и последнее, что я увидел — ее измученное лицо — а потом провалился в небытие.
Я видел это в выражении ее лица: ужас, боль, страх… но больше всего — облегчение.
Полное и безоговорочное облегчение.