– Но это так не любезно, господин Вернер! – воскликнул другой девичий голос, – мы так надеялись увидеть портрет красивой итальянки, о котором нам рассказывала Антония!

– О, кажется, в моей шалунье открылся симпатичный талант шпионки! Ну что ж, должен признать, что у меня здесь находится красивая как ангел итальянка, но я не испытываю ни малейшего желания ее кому-либо показывать, просто потому, что оставляю ее только для себя!

– Фу, как невежливо! – одновременно воскликнули женские голоса на улице и девушки поспешили прочь, спасаясь от крупных капель дождя. Послышался звук захлопнувшейся садовой калитки.

Вернер быстро обернулся и потянул спешащую выскочить в сад Магдалину обратно в комнату. Внезапно он стал совершенно другим. Где была мраморная гладкость его лица и холодное спокойствие в глазах?… Крепко сжимая руку девушки, он проговорил дрожащим голосом:

– Вы не можете покинуть эту комнату, прежде чем не выполните мою просьбу.

Магдалина смотрела испуганно и удивленно, но он продолжил:

– Несколько часов назад вы сказали, что ненавидите меня… Теперь я прошу вас повторить здесь эти несколько слов.

Магдалина резко вырвала у него свою руку и чуть слышно пробормотала:

– Зачем?

– Я объясню вам позже. Повторите же!

Девушка порывисто в сильном волнении отбежала в глубину комнаты. Она повернулась к Вернеру спиной и сжала в безмолвном страхе руки. Внезапно она обернулась, и, прижав ладони к глазам, сказала, задыхаясь:

– Я… – я не могу.

Неожиданно она почувствовала, как две руки бурно охватили ее.

– Вы не можете, почему же нет?… Потому что ты любишь меня, Магдалина! Да, ты любишь меня! – воскликнул радостно Вернер и отвел ее руки от лица. – Позволь мне видеть твои глаза!… Это чувство, которого ты стыдишься? Посмотри на меня, как счастлив и горд я, когда я говорю тебе, что я люблю тебя, Магдалина!

– Это невозможно! Та холодность, которая приводила меня в отчаяние…

– Она была вызвана тем же, что и твоя резкость, которая, однако, не привела в отчаяние меня, – улыбаясь, прервал ее Вернер. – Дитя, ты не умеешь лгать. Твои губы произносили горькие слова, а глаза говорили совсем о другом… Я полюбил тебя с того момента, когда увидел тебя на башне. То, что сам не понимая, рассказал мне о тебе старый Яков, заставило меня понять, что мне выпало счастье хранить бесценное сокровище, мимо которого, не замечая его, проходят другие… Но я понимал и то, что птицелов, нацелившийся на эту редкую птичку, должен быть очень осторожным, потому что она пуглива и смотрит на мир с недоверием. Поэтому я надел броню холодного спокойствия и избегал любых сильных порывов, внимательно следил за тем, что делаю и говорю… Я наблюдал за тобой бессчетное количество раз когда ты даже не догадывалась о моем присутствии. В тиши старой церкви, в монастырском саду, в комнатушке Якова, когда ты пренебрегла моими апельсинами и на садовой стене, когда ты бросала цветы соседским детям… Будешь ли ты моей женой, Магдалина?

Она выпрямилась, с сияющими глазами, и, держась в его объятиях, не говоря ни слова, протянула ему обе руки. Так был заключен союз между двумя людьми, о которых еще несколько минут назад любой сторонний наблюдатель сказал бы, что они не совместимы как лед и пламя.

Более не скрываясь, Магдалина открыла любимому, как страдала в последнее время, и рассказала ему о своих приключениях под землей, не скрывая чувств и мыслей посещавших ее тогда.

– Таким образом, легендарным Двенадцати Апостолам, я обязан тем, что пришел к моей счастливой цели быстрее, чем смел надеяться! – воскликнул Вернер, смеясь. – Знаешь ли, что я хотел сказать во время нашего первого, так бурно окончившегося разговора?

– Конечно, тот Апостол…

– Это любовь.

– Да, но красивая итальянская девушка, о которой рассказывал Яков…

– Что я на ней женюсь? – прервал Вернер, улыбаясь. – Что ж, я хочу показать тебе ее, эту маленькую неаполитанку с отталкивающими чертами и уродливыми волосами, которые, тем не менее, неразрывной сетью оплелись вокруг моего сердца.

Он коснулся холста с мольберта. Грациозная девушка сидела на парапете окна башни и смотрела задумчиво и мечтательно вдаль. Головной убор неаполитанки покрывал ее густые, иссиня-черные косы, белая ткань кружевной косынки, ласкаясь, обнимала шею и исчезала в огненного цвета лифе, который плотно охватывал стройную фигуру. Картина была еще не закончена, но обещала стать шедевром.

– Видишь, моя девочка, со страхом избегающая зеркала, полагая, что испугается себя – это ты! – сказал Вернер. – Но мне часто приходилось бросать с недовольством кисть, так как то своеобразное очарование, которое так внезапно зажгло яркий свет во мне, изменяло все краски.] [2]

Проливной дождь с шумом ударял в стеклянные окна. Старый Яков быстро, насколько только позволяли ему его старые ноги, с открытой головой, пробежал мимо окон, а затем вбежал в комнату, тяжело дыша.

– Я хотел… – начал он и, не веря своим глазам, остановился.

– Ты хотел посмотреть, все ли здесь в порядке? Не так ли, Яков? – со смехом перебил его Вернер. – Как видишь, здесь все в порядке, – продолжал он, подводя к нему Магдалину. – Здесь все обстоит благополучно, и ты даже попал на помолвку, вслед за которой последует и свадьба. Ну, что, старина, хорошую ли я себе выбрал невесту?

Старик окаменел от удивления. Он сперва схватился за непокрытую голову, потом как-то усмехнулся, как будто услышал неподходящую шутку. Магдалина, полная счастья, обвила руками шею своего старого друга. Только тогда он немного пришел в себя и сказал со слезами на глазах:

– Так вот где ты была? А тетка сидит у меня; она выплакала себе глаза от беспокойства о тебе. Она вернулась домой, нашла дверь открытой, а тебя нет. Она обыскала весь монастырский двор, весь монастырь обошла и нигде не могла найти тебя. Теперь все соседи тебя ищут. Даже я из-за тебя забыл свои обязанности, не заметил дождя и не закрыл вовремя здесь окон. Ну, иди скорее к тетке; она думает, что ты уже в Африке, в какой-нибудь стране дикарей. Да как ты сюда попала?

– Я же сказал тебе, что она вошла сюда, как моя невеста! – весело сказал Вернер.

– Не надо так шутить. Я уже говорил вам, что девушка не понимает шуток и может обидеться.

– Да я вовсе не хочу, чтобы она приняла это за шутку! – воскликнул Вернер, прижимая девушку к своему сердцу.

Долго пришлось еще убеждать Якова, пока он наконец поверил, что Вернер действительно собирается жениться на Магдалине.

Убедить в этом «Стрекозу» стоило еще больших трудов. Она все недоверчиво мотала головой. Когда же наконец она поверила истине, то ее радости не было конца, и давно стены комнаты Якова не были свидетелями такого счастья.

Читатель легко себе представит, как было принято известие об этой словно с неба свалившейся помолвке советницей и Антонией. Я полагаю, что для этой свадьбы старуха не пекла пирогов, не жарила каплунов и не чистила всего дома, как это делала обыкновенно для своих приемов. А Антония? Она наверно, под предлогом погостить у какой-нибудь подруги, уехала из города.

Советница переехала на другую квартиру, которую для нее нанял племянник, а на ее место в дом Вернера переехала «Стрекоза». Теперь она вместе с Яковом смотрела за домом и берегла имущество новобрачных, пока они совершали свое свадебное путешествие по Италии.

Вернер приказал наглухо заделать вход в подземелье в своем саду. Он шутил, что этим путем пришло к нему счастье, и он хочет закрыть ему путь к отступлению. Исследования и поиски других лиц в подземелье не дали никаких результатов. Только Магдалина в поисках за серебром нашла золото.

Легенда о двенадцати апостолах еще прочнее укоренилась и окутала своей мантией мрачные стены монастыря и покинутого храма.