Гордо подняв голову, Лионесс невозмутимо спустилась по лестнице в главный зал, стараясь не обращать внимания на людей Фоко. А они снова были повсюду, куда ни глянь.

Темные фигуры стояли у возвышения в конце зала, где их мрачная одежда резко выделялась на фоне свежевыбеленных стен. Слонялись около вычурных арок. Топтались у каминов. Беседовали с рионнскими воинами, стоявшими на страже у огромных двустворчатых дверей.

Лионесс направилась к поджидавшему ее у возвышения отцу, изо всех сил стараясь не обращать внимания на стоящих рядом с ним людей. Смелость покинула ее. Девушка отогнала от себя внезапный порыв броситься родителю в ноги и умолять о милосердии.

Вместо этого Лионесс молча шагнула в распростертые объятия графа Рионнского, прижалась щекой к широкой отцовской груди и наконец-то почувствовала себя в полной безопасности. Здесь ее любили. Лионесс чуть не расплакалась. Доведется ли когда-нибудь снова испытать подобную нежную заботу?

Нос девушки уловил приятный запах корицы и гвоздики. Словно теплый глинтвейн[29] холодным зимним вечером, этот аромат всегда напоминал Лионесс об отце и родном доме.

Девушка слушала сильный, равномерный стук отцовского сердца. Граф поцеловал Лионесс в макушку.

— Ну что, доченька, ты готова?

Его рокочущий голос помог унять все ее страхи.

Лионесс кивнула. Мягкая шерстяная ткань слегка щекотала ей щеку.

— Да. Кажется, готова.

— Знай же, Лионесс, ты — главное сокровище моей жизни. Я ни за что не отдал бы тебя в жены человеку, недостойному называться моим сыном. Не переживай, твой муж будет лелеять тебя так же, как и я.

Лионесс хотелось спросить, кто же этот образец добродетели, да что толку было спрашивать. В последние два дня она ни на минуту не оставляла отца в покое, засыпая его вопросами. Но граф упорно отмалчивался. Он любил свою дочь. Души в ней не чаял. Но уж если он что-то вбивал себе в голову, его было не своротить с намеченного пути.

Вместо этого девушка улыбнулась и кивнула.

— Я знаю, отец.

Граф развернул Лионесс лицом к собравшимся, поставив ее рядом с собой.

— Ну, тогда разреши мне познакомить тебя с…

— Миледи Лионесс, — Фоко склонился в поклоне. Выпрямившись, он поймал на несколько мгновений ее ладонь. — Какая радость наконец-то познакомиться с вами.

Веселое фырканье отца удивило Лионесс. Что смешного во вторжении Фоко?

— Ах да, Лионесс! Это граф Фоко. Ты наверно слышала, как я пару раз упоминал его имя?

Заставив себя смягчить мрачное выражение лица, она подняла глаза на отца.

— Да, упоминал как-то.

Лионесс встретила насмешливый взгляд Фоко, и ей вдруг захотелось расцарапать этому человеку лицо. Недостойный поступок для леди, это верно, но так ему и надо.

Паж ухватил лорда Рионнского за локоть и что-то ему прошептал. Лионесс не расслышала, что именно он сказал. Граф Болдуин кивнул и приказал мальчишке:

— Передай ему, что я тотчас же буду.

Он повернулся к Лионесс:

— Теперь вы с Рисом некоторым образом знакомы, — сказал Болдуин, положив ладонь дочери на руку Риса. — Я уверен, он не станет возражать и составит тебе компанию до ужина.

— Отец?! — слова графа застигли девушку врасплох. Он что, не нашел среди множества гостей иного кавалера? До ужина Фоко наверняка успеет вволю поиздеваться над ней.

Осторожно взглянув на еще даже не установленные столы[30], Лионесс поняла, что ускользнуть, если и удастся, то очень нескоро.

Отец потрепал ее по руке.

— Ты не заскучаешь с графом, — и махнул кому-то в противоположной стороне зала. — Я скоро вернусь.

— Невероятно, — чуть слышно прошептала Лионесс, глядя на удаляющегося отца.

Рис невозмутимо подхватил свою спутницу под руку.

— Фоко, отпусти меня.

В ответ он свободной ладонью крепко сжал запястье Лионесс.

— Разве тебе не надоедает повторять одно и то же?

— Мне только ты один надоедаешь.

Руку словно пламенем обдало. Господи милостивый, этот человек гладит ее запястье!

А она, глупая, надеялась освободиться.

— А тебе не надоедает издеваться надо мной?

— Мне? — Фоко поднял брови, изображая наивное удивление. — Сударыня, только изобретение новых способов помучить тебя поддерживает во мне интерес к жизни.

— Ну, слава богу, этому скоро придет конец.

Чем быстрее она будет помолвлена, тем лучше. Даже если Фоко решит поведать ее жениху обо всех проступках Лионесс, есть вероятность, что ей все же удастся выйти сухой из воды. Как-никак, этот брак принесет ее мужу немало земель и богатств. Так что наверняка можно будет рассчитывать на определенное снисхождение.

Губы Фоко изогнулись в коварной усмешке.

— Да ну? И как же это?

Лионесс внимательно заглянула в глаза Фоко и поняла, что под маской язвительной насмешливости скрывается ярость. Она еще ни разу не видела, чтобы Рис так злился. В темных зрачках графа едва заметно мерцали золотистые искорки. Этим и объяснялась его ненавязчивая самоуверенность. Он уже приготовился напасть без предупреждения и придумывал, как это оправдать. Лионесс прищурилась и оглядела зал. Вряд ли Фоко даст волю чувствам в присутствии такого количества людей. Если он все же это сделает, то выставит на посмешище себя, а не ее.

Улыбнувшись, Лионесс повернулась к Рису и посмотрела на него свысока. Он ответил ей сердитым взглядом. Девушка закусила губу, чтобы не засмеяться.

— Спрашиваешь, как же это?

Фоко всего-навсего кивнул.

— Очень просто, милорд. Как только я выйду замуж, ты больше не сможешь изводить и терзать меня.

У графа дернулась щека. Потом еще раз. И тут он разразился таким хохотом, что Лионесс, без преувеличения, испугалась. От тревожного предчувствия сжалось сердце и свело желудок.

Фоко перестал хохотать так же внезапно, как и начал. Не успела Лионесс понять, что он намеревается делать, как граф потащил ее подальше от посторонних глаз. Когда девушка пыталась остановиться, Фоко просто-напросто сильнее тянул ее за руку, принуждая идти вперед.

Лионесс не знала, что ей делать, закричать или разрыдаться. Граф затащил ее в маленький альков[31] и рывком опустил занавесь.

Прижав девушку к стене, он грозно навис над ней.

— Неужели ты думаешь, что этого твоего супруга будут заботить мои поступки?

Вопрос прозвучал таинственно и весьма насмешливо. Лионесс проглотила застрявший в горле комок. Фоко и вправду не смог бы закатить скандал в присутствии стольких гостей, но ее положение не лучше. О том, чтобы закричать и думать нечего. Лионесс поняла: если она откроет рот, то завопит, либо, что еще хуже, Рис поцелуем вынудит ее замолчать. От одной лишь мысли об этом у нее перехватило дыхание. Сердце девушки замерло от сознания того, что она хотела этого поцелуя. Поскорее бы закончился этот вечер! Быстрее бы ее с кем-нибудь обручили. Тогда Лионесс могла бы забыть о Фоко и о том, что он с ней сделал. Опасаясь выдать свои грешные мысли, девушка молчала и пристально смотрела на Риса.

— Замечательно, миледи! — одним пальцем он ласково погладил ее щеку, другим осторожно провел вдоль нижней губы.

Не в силах справиться с охватившим ее трепетом, Лионесс закрыла глаза. Может, если она не будет смотреть на Фоко, то ей удастся взять себя в руки и не упасть в его объятия, подобно распутной девке.

Рис тихо засмеялся, и Лионесс ощутила на своих губах его теплое дыхание. Она выругалась про себя: сердце билось все чаще и чаще. Теперь язык Фоко вытворял на ее губах то же, что и палец на щеке. Лионесс не могла сопротивляться этому человеку, он действовал на нее, будто крепкое вино. Но она же решительная и умная. Тогда почему бы ей не вести себя с Фоко решительно и разумно?

Те чувства, то желание, что он в ней пробудил, были неправедными. Да и сам он ничуть не заботился о спасении души. А ведь совсем скоро она станет женой другого мужчины — значит, что ей нужно научиться сражаться с этим безумием, которое охватывает ее всякий раз, когда Фоко дотрагивается до нее.

вернуться

29

Глинтвейн — горячий алкогольный напиток на основе вина. Традиционно употребляется в Австрии, Германии, Великобритании и скандинавских странах на рождественских базарах и праздниках, проводящихся на открытом воздухе.

вернуться

30

Столов в современном виде (то есть когда столешница прикреплена к ножкам) в Средневековье не было. Стол сооружался, когда в этом была необходимость: устанавливались деревянные подставки, и на них клалась деревянная доска. Поэтому в Средние века со стола не убирали — убирали стол.

вернуться

31

Альков — углубление, ниша в стене (подобные углубления возникали в средневековой архитектуре из-за различной толщины стен. Их использовали для устройства внутренних лестниц, комнат для приватных бесед либо спальни: в нише устанавливали кровать)


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: