— Уже покидаете нас? Так быстро?
— Я давно не был дома, — улыбнулся он. — Разыскивал пропавшего брата. Теперь, когда я убедился, что все в порядке, настала пора возвращаться.
Поди разберись, что за тайны он скрывал в глубине души. Да Лионесс и не слишком-то хотелось в это вникать.
— Значит, вы присматриваете за крепостью в отсутствие Риса?
Иначе — что Дариус, будучи младшим сыном, называл своим домом?
— Да, миледи. Наше родовое гнездо недалеко от моих собственных земель, так что особых трудностей это не вызывает.
«Интересно. Он младший сын, и при этом имеет собственные владения», — подумала Лионесс, однако позабыла обо всем, когда Рис поймал ее взгляд и, не отводя глаз, уверенно направился к ней.
От предвкушения у Лионесс участилось дыхание. В его глазах полыхало пламя. Золотистые искорки мерцали словно живые, придавая взгляду особый блеск. Похоже, Дьявол Фоко подкарауливал ее, но Лионесс с нетерпением дожидалась, когда же ее поймают.
— Милорд Дариус, — с трудом выговорила она, — желаю вам благополучно добраться домой.
В ответ Дариус рассмеялся и растаял во тьме.
— Лионесс…
Перед ней стоял Фоко; на его лице явно читалось обещание. Невысказанное обещание, от которого в груди у Лионесс разлилось непонятное тепло.
Он протянул ей руку; она доверила ему свою ладонь, готовая следовать за ним хоть на край света.
Этой женщине — его жене — не следовало столь безоговорочно ему доверять. И все же она не сводила с него преданных глаз.
Желание постепенно просачивалось в его душу. Рис оказался застигнут врасплох собственным вожделением. Неистовой страстью здесь и не пахло — его чувство было куда сильнее. Словно в глубинах его души ожила и внезапно нахлынула давно забытая тоска.
Рис даже зажмурился, подобный натиск чувств оказался для него полнейшей неожиданностью. Он никак не мог изгнать из памяти последние слова Элис. Ему до сих пор чудилось, как она говорит: «Тебе не дано познать любовь женщины. Тобой можно только попользоваться, а после выбросить за ненадобностью».
— Рис?
Тихий, вопрошающий голос вырвал его из тягостного забытья. Лионесс погладила мужа по щеке.
Он заглянул в ее ясные глаза и понял, что спохватился слишком поздно. Он погиб. Ему никуда не деться от этой женщины. Они связаны узами куда более прочными, нежели цепи.
Между тем, Рис ничуть не страшился. Пропади оно пропадом, это прошлое. Когда взойдет солнце, настанет время позаботиться о будущем.
Рис потянул Лионесс за руку и повел в лощину — прочь с нахоженной тропинки, подальше от озерца, к валунам, что выстроились цепью, образуя круглую опочивальню под открытым небом.
Здесь, в сосредоточии языческой магии, он поцелуями изгонит Гийома из ее памяти. Он опутает Лионесс шелковыми нитями, надежно привязав к себе все ее желания и устремления. Здесь, в месте, где шепчутся грезы, они смогут взмыть в небеса на крыльях страсти.
Рис провел Лионесс вдоль каменного круга и потянул за огромные, выше человеческого роста, валуны. Лишь сумрачный свет полной луны озарял укрытие молодоженов.
Лионесс изумленно открыла рот. Рис улыбнулся, довольный, что угодил жене с такой причудливой опочивальней. Не говоря ни слова, Лионесс медленно обошла каменный круг изнутри. Смешанные чувства отразились на ее лице и эхом отозвались у Риса в сердце.
Лишь тихий шелест травы да шепот ветра нарушали тишину этого места. В этих едва различимых, напевных звуках Рису слышалось обещание.
Лионесс, тем временем, вдоволь нагляделась на свои брачные покои и тронула его за руку:
— Матушка часто упоминала об этом чудесном уголке. Как хорошо, что ты его нашел! Полагаю, это было непросто?
Рис сбросил плащ на землю, повернулся к Лионесс и обнял ее:
— Вовсе нет. Поскольку твой отец подсказал мне, где удобнее соблазнять жену, я довольно быстро наткнулся на сие укромное местечко.
— Оказывается, тебе пришлось ради меня постараться.
— Надеюсь, мои усилия не пропали втуне. Я ожидал с твоей стороны большего.
— Ерунду говоришь, — отозвалась Лионесс и, пытаясь скрыть замешательство, уткнулась лицом в его одежду.
Ее смущение ни в коей мере не трогало Риса. Однако иметь дело с женой, которая ведет себя как застенчивый, испуганный ребенок, ему не хотелось.
— Э, нет, Лионесс! Я овладею тобой всеми способами, не оставив на твоем теле ни единого нетронутого места. Я буду ласкать тебя руками и губами. — Он глубоко вздохнул и продолжил: — Прежде, чем взойдет солнце, ты станешь умолять, чтобы я взял тебя снова и снова. Обещаю — ты будешь выть от наслаждения, доселе неизведанного ни одной женщиной, — зашептал Рис, пытаясь сохранить серьезный вид.
Лионесс вывернулась из его рук и со смехом забарабанила ему по груди кулачками.
— Самонадеянный дурак!
Осторожно взяв ее рукой за подбородок, Рис и погладил большим пальцем нижнюю губу:
— Так-то лучше.
Он притянул к себе Лионесс — та охотно вернулась в его объятия, — и коснулся ее щеки:
— Не прячься от меня. Я не имею обыкновения совращать равнодушных девственниц.
Рис почувствовал на своей шее жаркое дыхание.
— Тебе прекрасно известно, что я далеко не равнодушная. Но моя уверенность вдруг куда-то пропала. Откуда мне знать, чего ты от меня ждешь.
Рис легонько потер нежную кожу у нее под ухом:
— Искренности. Я жду от тебя лишь этого, — он приподнял ее лицо и склонился к губам. — Ни о чем не думай, ни о чем не тревожься. Просто отдайся своим чувствам.
Рис запустил пальцы в распущенные волосы Лионесс и впился в ее теплый, податливый рот.
В его теле вспыхнуло пламя страсти. В груди бешено застучало. Рис еще крепче прижал к себе Лионесс, почувствовав спокойное биение ее сердца.
Он жаждал ласкать ее, кожей ощущать ее нежность. Ему хотелось любоваться ее словно омытым светом луны телом.
Рис подхватил Лионесс на руки и перенес на расстеленный плащ. Она чуть слышно застонала, когда Рис оторвался от ее губ, уложил на самодельное ложе и сам вытянулся рядом с ней. Его пальцы расстегнули аграф[35], удерживавший ее накидку.
— Рис, посмотри!
Он проследил за ее восторженным взглядом и понял, что так изумило Лионесс. Да, то было зрелище достойное удивления.
Небо мерцало сиянием бесчисленного множества звезд, словно высшие силы дарили молодоженам великолепный полог для брачного ложа.
Лионесс указала на падающую звезду:
— Быстрее, загадывай желание.
Рис приподнялся на локте и заглянул в ее раскрасневшееся лицо:
— Небеса уже исполнили мои желания. Загадывай сама.
Лионесс качнула головой, и, потянувшись к его лицу, прошептала:
— Я хочу лишь одного — любви Дьявола Фоко.
Его сердце замерло, трепыхнулось… словно какая-то сила стеснила грудь. Рис зажмурился.
— Лионесс, обещаю тебе, что всегда буду о тебе заботиться. Я стану защищать тебя по гроб жизни и выполнять малейшие желания. — Он открыл глаза: — Но в душе моей нет места любви. Мне нечего тебе предложить.
Лионесс неуверенно посмотрела на своего новоиспеченного супруга; на гладкой коже ее лица появились тонкие морщинки.
— Ты связан со мной навсегда. Для того чтобы научить тебя любви, у меня впереди вся жизнь, — куснув губу, заявила она.
— Вот нахалка! Еще и дня замужем не пробыла, а уже строит планы на будущее.
Лионесс расслабленно погладила его по щеке:
— Пусть оно начнется сейчас, Рис. Пусть наше будущее начнется прямо сейчас.
От подобного требования его самообладание вдруг куда-то испарилось. Безудержное желание вынуждало Риса поторопиться. Но остатки здравого смысла нашептывали ему, что впереди — вся ночь. Они до конца жизни смогут наслаждаться друг другом. И все же такая ночь бывает лишь единожды.
— Мне хочется коснуться твоей нежной кожи, отведать вкус твоего тела… — шептал Рис. Он расшнуровал платье Лионесс и легким толчком вынудил ее запрокинуть голову.
35
Аграф — (фр., нем.). Нарядная застежка или пряжка на одежде (главным образом, на отвороте шейного выреза), пришедшая на смену фибулам. В 13 веке преобладали, в основном, золотые аграфы с драгоценными камнями, в виде цветов, ключей, пронзенных сердец, венков из листьев и т п. В 14 веке это, большей частью, серебро с эмалью. Представляют большой интерес аграфы бургундских ювелиров начала 15 века — рельефные золотые с эмалью, в виде разнообразных фигурок, цветов, мотивов из Библии и пр., их было принято дарить фаворитам двора. Для эпохи поздней готики характерны рельефы с религиозными мотивами, украшенные эмалью. В эпоху Возрождения роскошные застежки уступили место всевозможным подвескам, но в 17 веке интерес к ним просыпается вновь, — только они уже называются брошами.