Увиденное ему понравилось. Синди повертелся, чуть не потеряв одну туфлю, и решил, что так он красивее. Правда, на мать он все равно не походил, да и на девчонку — тоже, но яркие красивые вещи давно ассоциировались у него с матерью, а значит, в этих туфлях и бусах он мог хоть немного с ней сравниться. От интереса он раскраснелся и глаза заблестели ярче, бусы сверкали, волосы, немного длиннее обычной мальчишеской стрижки растрепались, и Синди подумал, что так и надо одеваться. Вот только шорты его смущали — девочки такие не носят, поэтому он нашел шарф матери и обвязал его вокруг бедер, чтобы получилась юбка. Синди был в восторге. Он был уверен, что теперь мама перестанет огорчаться из-за того, что у нее нет девочки, а только мальчик, она засмеется и больше не будет его ругать. Он так ярко представил себе восторг матери, что решил немедленно показаться ей на глаза и поковылял, стараясь не потерять туфли, в гостиную, где родители пили вечерний чай.
Материнского восторга он в тот вечер так и не ощутил, зато гнев отца — в полной мере. Обычно спокойный и молчаливый Терренс-старший словно взбесился и впервые в жизни выдрал сына ремнем со словами: "Мой сын никогда не будет из этих!" Синди хотел спросить, кто такие "эти", но тут отец как раз взялся за ремень и стало не до вопросов. Мать не вмешивалась, и мальчик понял, что она вовсе не так рада, иначе она велела бы отцу перестать.
С тех пор Синди твердо усвоил, что он будет плох в любом виде, если только он не танцует. Во время танцев все забывали, что он родился не тем, кем надо, вместо упреков ему доставались похвалы и аплодисменты, вместо недовольно нахмуренных лиц вокруг были искренние улыбки. Синди понял, что может спастись только одним способом — танцевать до умопомрачения, и тогда родители, может, и согласятся, что он чего-то стоит.
До четырнадцати лет Синди дожил спокойно, если можно назвать спокойной жизнью лавирование между перепадами настроения матери и равнодушным невмешательством отца. А вот в четырнадцать на него свалилось сразу два судьбоносных открытия. Первое — о существовании Квентина Вульфа и Дженнифер Серпент. Второе — он гей.
Квентин и Дженнифер были звездами того уровня, о котором Синди мог только мечтать и вздыхать. Его собственные победы на фестивалях округа выглядели жалкими заслугами по сравнению с блестящим успехом этой пары. Квентин и Дженнифер собирали громадные залы, они облетели полгалактики с выступлениями, догадками об их личной жизни полнились все таблоиды. Впрочем, на эти догадки они подчеркнуто не обращали внимания. Они работали, и работой их был танец. Сухощавый, изящный, но при этом лишенный и намека на женственность Квентин и сдержанная, пластичная, миниатюрная Дженнифер заставляли вздыхать о себе три четверти подростков, а то и зрителей старше. Даже те, кто оставался равнодушным к их образам, не могли не признавать поразительного таланта этой пары.
Синди впервые увидел их выступление в супермаркете, куда был послан за какой-то мелочью, и в итоге был выруган за задержку, потому что стоял там посреди зала, пока не кончилась программа. Но тогда Синди даже не обратил внимания на ругань, потому что увиденное поразило его настолько, что какие-то еще чувства и эмоции остались за кадром.
Квентин и Дженнифер были неправильными танцорами с точки зрения того, чему учили Синди. Они не видели и не признавали никаких рамок, ограничений и стилей, их танцы не вписывались ни в один стиль, это была смесь, калейдоскоп, восхитительный микс из всего, что Синди доводилось видеть раньше. Казалось, что они чувствуют самую душу музыки и воплощают ее через жесты, взгляды, движения, мимику. Звездный дуэт показывал зрителям все, о чем Синди раньше догадывался и мечтал, но не мог оформить свои смутные догадки во что-то ясное. В какой-то момент он почувствовал разочарование: значит, то, что он хотел сделать своим открытием, было придумано и воплощено до него? Однако апатия тут же сменилась уверенностью: раз смогли они, то сможет и он! Синди был лишен и тени сомнений в своих способностях танцора. В противном случае ему бы пришлось признать, что он ни на что не годен.
На просьбу Синди отправить его в студию, которую недавно открыл Квентин Вульф, мать ответила решительным отказом. Она даже не ограничилась запретом, а объяснила, что стиль Квентина и Дженнифер вульгарен, а Синди уже добился определенных успехов, и нужно двигаться в том же направлении, что и сейчас. Кроме того ему не следует уезжать так далеко от дома и получить образование в родном городе. Синди изумился этим доводам — мать никогда не обращала особого внимания на его учебу, да и не стремилась к близким отношениям с сыном, чтобы не отпускать его. Он не знал, что Алисия, чья карьера актрисы закончилась, так и не начавшись, не смогла пересилить себя, чтобы устроить сыну звездное будущее. Она, которая так хотела видеть в своем ребенке отражение своего таланта, не могла признать, что Синди способен ее превзойти. После обучения у Вульфа он мог бы стать всемирно известным танцором, Алисия это понимала… и не допускала, предпочитая ограничить его выступлениями и победами в родном городе.
Шансов переспорить мать не было, а с отцом разговаривать не было смысла. Но Синди не расстался с идеей стать не хуже, а то и лучше поразившей его пары. Он скачал все выступления Квентина и Дженнифер, которые нашел, и потом просматривал их раз за разом. Он пытался понять, что значил каждый жест, каждый взгляд в их танцах, как они добивались той невероятной выразительности, которая заставляла людей то замирать от восторга, то испытывать самые низменные желания. И потом он стал вырабатывать свой собственный, неповторимый стиль, который должен был сделать танцора знаменитым. Это было нелегко. Порой Синди часами слушал музыку, пытался почувствовать в душе и теле отклик, пропустить мелодию через себя, отдаться ей полностью, чтобы не танцор укрощал музыку, а она вела танцора. Синди словно складывал сложную мозаику, стараясь, чтобы каждый звук находил отражение в его танце. За этими занятиями он запустил академические танцы, и учитель уже стал намекать ему, что без нужного старания Синди потеряет форму. Терренсу было все равно. Его мечта звала его, заставляя раствориться в себе целиком. Но свои занятия он скрывал от родителей, запомнив слова матери о «вульгарных плясках». Если бы дело касалось чего-то менее важного для него, Синди бы послушно забросил свои поиски, но здесь желание было сильнее его. Разрываясь между желанием быть хорошим и своей мечтой, он решил быть плохим, когда никто не видит.
Когда результаты его упорных занятий, наконец, проявили себя, наступила весна. Синди, словно очнувшись от спячки, обнаружил, что школу захватило буйство гормонов. Влюбленные парочки целовались на всех углах, учителя отчитывали их, но эти усилия были напрасны. Одноклассники Синди, которым еще не повезло найти себе девушку, только и обсуждали "телок с во-о-от такими буферами" или "а как она в той видюхе делала, ну, это". "Видюхи", то есть порно в двумерном, а у избранных счастливчиков в трехмерном формате, записывались на дешевые носители и в условиях строгой конспирации передавались друг другу на переменах с непременным условием потом вернуть. Такой носитель всучил Синди один из его немногочисленных приятелей, разумеется, строго велев вернуть назавтра. Синди честно отсмотрел "видюху". Полногрудая блондинка, сначала старательно делающая минет темнокожему мускулистому мужчине, а потом так же старательно стонущая под ним же, не произвела на подростка никакого впечатления, но он, разумеется, на следующий день вернул носитель владельцу со словами "да, это было охуенно".
Это случай заставил Синди задуматься. До сих пор он ни разу не испытывал к девчонкам хоть что-то, отдаленно похожее на сексуальное влечение. Все женщины мира делились на него на две группы. Одни, как мать или Дженнифер, были все равно что живыми богинями, ими стоило восхищаться, осознавая собственное несовершенство, но не более того. Других же он терпеть не мог, особенно ровесниц, считая, что такие, как они, самим своим существованием отняли у него любовь матери. Ослепленному ревностью подростку не могло прийти в голову, что дело не в девочках, а в Алисии, и он не раз пользовался случаем сделать пакость, напуская в аккуратные сумки одноклассниц какую-нибудь живность или царапая экран учебного визора. Синди был достаточно ловким и смекалистым, чтобы не попадаться.