В кухонном шкафу мы взяли большой электрический фонарь, посеребренный, светивший желтым светом. Оделись. Свитерки надели прямо на пижамы. Чтобы не заснуть, мы разговаривали об Элиоте Зальтере, маркизе де Коссаде. По очереди придумывали самые невероятные про него истории. Брат считал, что в те ночи, когда маркиз бывал в замке, он приезжал из Парижа последним поездом; в раскрытое окно нашей комнаты мы могли слышать мерный рокот этого поезда, прибывавшего на станцию в половине двенадцатого. Внимания к себе Элиот Зальтер старался не привлекать, потому и не оставлял у ворот замка автомобиль: это ведь вызвало бы подозрения. И, как обычный человек, вышедший прогуляться, он шел ночью в свое поместье.

В одном мы были убеждены оба: Элиот Зальтер, маркиз де Коссад, по ночам бывал в холле замка. Перед его приходом мусор и сухие листья выметали, а потом, после его ухода, их приносили обратно, чтобы не оставалось никаких следов. А готовился так к приходу своего хозяина егерь Метса. Он жил в лесу, между хутором и аэродромом Виллакублэ. Мы его часто встречали, гуляя с Белоснежкой. У сына булочника мы узнали, что этого верного слугу, который так умел хранить тайну, звали Гроклод.

Жил он там, конечно, не случайно. В лесочке возле аэродрома мы обнаружили заброшенную взлетную полосу и большой ангар. Маркизу эта полоса нужна была ночью, чтобы улетать, разумеется, куда-нибудь очень далеко — на один из островов в Южных морях. Спустя некоторое время он оттуда возвращался. И в эти ночи Гроклод размечал полосу сигнальными огоньками, чтобы он мог приземлиться здесь без особого труда.

И вот маркиз сидит в кресле из зеленого бархата возле огромного камина, разожженного Гроклодом. За спиной маркиза накрыт стол: серебряные подсвечники, кружевные салфетки, хрусталь. Мы с братом входим в холл. Свет идет только от камина и горящих свечей. Гроклод первым замечает нас. На нем сапоги и брюки для верховой езды.

— Вы что здесь делаете?

Голос у него угрожающий. И по шее он вот-вот даст, и выставит вон. И потому лучше уж сразу, войдя в холл, сразу обращаться к маркизу де Коссаду. Надо было заранее обдумать, что мы ему скажем.

— Мы пришли повидать вас, потому что вы — друг моего отца.

Это я произношу первую фразу. А потом мы по очереди говорим ему:

— Добрый вечер, господин маркиз.

И еще я добавляю:

— Мы знаем, что вы — король арманьяка.

И только одно не давало мне покоя: что будет, когда маркиз Элиот Зальтер де Коссад повернет к нам голову. Отец рассказывал, что в первую мировую войну в воздушном бою у него было сильно обожжено лицо и он замазывал этот ожог желтоватыми румянами. В холле при свете свечей и горящих в камине дров это, наверное, будет выглядеть страшновато. Но я вспомнил, как отец говорил про маркиза, что он был сорвиголова: быть может, когда Элиот Зальтер повернется к нам, я наконец увижу то, что так тщетно пытаюсь разглядеть за улыбкой и светлыми глазами Анни — сорвиголову.

На цыпочках мы спускались по лестнице, держа туфли в руках. Будильник на кухне показывал двадцать пять минут двенадцатого. Мы осторожно закрывали за собой входную дверь и зарешеченную калитку, выходившую на улицу Доктора Дордена. Сидя на краю тротуара, зашнуровывали туфли. Рокот поезда становился все громче. Через несколько минут он подойдет к станции и оставит на перроне только одного пассажира: Элиота Зальтера, маркиза де Коссада и короля арманьяка.

Ночи мы выбирали светлые, лунные и звездные. Шнурки завязаны, фонарь спрятан между пижамной курточкой и свитером, теперь надо идти к замку. Пустынная в лунном свете улица, полная тишина и ощущение, что мы навсегда покинули дом, все это заставляло нас потихоньку замедлять шаг. Пройдя метров пятьдесят, мы поворачивали назад.

Теперь мы расшнуровывали туфли и закрывали за собой входную дверь. Будильник на кухне показывал без двадцати двенадцать. Я клал фонарь обратно в кухонный шкаф, и мы на цыпочках поднимались по лестнице.

Наши кровати стояли рядышком, и, забравшись в постель, мы испытывали некоторое облегчение. Мы тихо разговаривали о маркизе, и этот сюжет обрастал все новыми и новыми подробностями. Было уже за полночь, и там, в холле, Гроклод подавал ему ужин. В следующий раз, прежде чем повернуть обратно, мы пройдем чуть дальше, чем сегодня по улице Доктора Дордена. Дойдем до приюта. А в следующий раз — еще дальше, до фермы и парикмахерской. А в следующий раз — еще дальше. И так каждую ночь — все дальше и дальше. И останется нам пройти метров сорок, вот-вот и подойдем к решетчатым воротам замка. В следующий раз... В конце концов мы засыпали.

Очень скоро я заметил, что к Анни и маленькой Элен приходили люди, не менее загадочные и интересные, чем Элиот Зальтер, маркиз де Коссад.

Были ли это друзья Анни? Или маленькой Элен? Наверное, обеих. Вот Матильда вела себя с ними довольно сдержанно, часто вообще уходила в свой флигель. Может, она испытывала неловкость в их обществе, а может, они ей просто не нравились.

Сейчас я пытаюсь представить себе все лица, которые я тогда видел, у крыльца или в гостиной, — и больше половины для меня уже безымянны. Ничего не поделаешь. Но если бы мне удалось десятку этих лиц, всплывающих в воспоминаниях, дать имена, некоторых людей, и сейчас живых, — это смутило бы. Им пришлось бы припомнить, что у них были дурные знакомства.

Вот кого я прекрасно представляю себе, так это Роже Венсана, Жана Д. и Андре К., про которую говорили, что она «жена великого лекаря». Бывали они у нас два-три раза в неделю. Обедали с Анни и маленькой Элен в «Робин Гуде», а потом ненадолго заходили к нам и сидели в нашей гостиной. Или обедали у нас дома.

Иногда Жан Д. приезжал один. Анни привозила его из Парижа на своей малолитражке. Он, кажется, был ее самым близким другом, и, конечно, это он познакомил ее с Роже Венсаном и Андре К. Жан Д. и Анни были ровесниками. Когда Жан Д. приходил к нам в гости с Роже Венсаном, они всегда приезжали на большой, с открытым верхом, американской машине Роже Венсана. Время от времени с ними появлялась и Андре К., она сидела на переднем сиденье этой американской машины, рядом с Роже Венсаном, а сзади был Жан Д. Роже Венсану было в то время около сорока пяти лет, а Андре К. — тридцать пять.

Я помню, как мы в первый раз увидели американский автомобиль Роже Венсана перед своим домом. Дело шло к полудню, это было после уроков. Меня тогда еще не выгнали из школы Жанны д'Арк. Огромная машина с открытым верхом, бежевый кузов которой и красные кожаные сиденья издали поблескивали на солнце, изумила нас с братом так, словно на углу, за поворотом, мы столкнулись с самим маркизом де Коссадом. Впрочем, в эту минуту, как выяснилось позже, мы с братом подумали одно и то же: автомобиль принадлежит маркизу де Коссаду, он, стало быть, вернулся после всех своих приключений и по просьбе отца приехал к нам с визитом.

Я спросил у Белоснежки:

— Это чей же автомобиль?

— Одного из друзей твоей крестной.

Она всегда называла Анни моей крестной, так и было на самом деле — год назад нас окрестили в церкви святого Мартина в Биаррице, и мама попросила Анни быть моей крестной матерью.

Когда мы вошли в дом, дверь в гостиную была открыта, а на диванчике перед нашим bow-window сидел Роже Венсан.

— Идите поздоровайтесь, — сказала маленькая Элен.

Она только что разлила ликер по рюмкам и закрывала пробкой один из графинов с эмалевой табличкой. Анни разговаривала по телефону.

Роже Венсан встал с дивана. Он показался мне очень высоким. На нем был костюм в крупную клетку. Волосы у него были красиво подстрижены и зачесаны назад, они были совершенно седые, но старым он не казался. Он наклонился к нам. И улыбнулся:

— Здравствуйте, дети...

Он пожал нам по очереди руки. Чтобы пожать ему руку, я поставил портфель на пол. Я был в своей серой курточке.

— Ты пришел из школы?

Я сказал:

— Да.

— Ну, и как школа, все в порядке?