— Телевизо кокнул? — спросил Лупцов, когда хозяин квартиры вернулся на кухню.

— Да, — ответил Иван Павлович. — Это не телевизор, раз по нему такие вещи говорят.

— Правильно, — понимающе кивнул Лупцов. Затем он осмотрел своего соседа с ног до головы и спросил: — А ты куда это собрался в таком виде?

— К своим, на дачу, — ответил Иван Павлович. Неожиданно он сорвался на крик: — Я всю войну пешком прошагал! Меня не запугаешь говорящим телевизором! Я сорок два раза в разведку ходил! У меня три ранения! — Непонятно, к кому были обращены эти слова, и тем более непонятно было, зачем вдруг Иван Павлович скинул с себя пиджак, задрал рубашку и показал Лупцову, а затем и коридорную пустоту, два своих фронтовых шрама.

Лупцов притих. Коротка истерика с Иваном Павловичем привела его в чувство. Ему вдруг подумалось, что и он, выкрикивая свои новости и домыслы, выглядел не лучшим образом. Ему стало немного стыдно, а главное, он испугался того, что, сам не заметив, может запросто свихнуться, поддаться панике и, не разобравшись до конца, что же все–таки произошло, сгинуть в какой–нибудь дурацкой ловушке, типа той, в которую попал молодой лейтенант милиции.

— Успокойся, Иван Павлович, успокойся, — нормальным голосом сказал Лупцов и подал соседу пиджак. — В конце концов, какое–то объяснение этому найдется. Разберемся. А сейчас пойдем ко мне. У меня квартира поменьше, лучше просматривается. Пока нас никто не тргает, а там посмотрим. Пойдем. — Говорил Лупцов тоном врача. Он помог соседу надеть пиджак, сам застегнул его на все пуговицы, а потом взял Ивана Павловича под руку и повел к выходу.

Квартира Лупцова была раскрыта настежь, и еще издали они услышали, что в комнате вовсю трезвонит телефон. Телефон звонил странно, без перерывов, как будильник, и Лупцов подумал, стоит ли снимать трубку, но любопытство, желание хоть что–то узнать, победило.

— Алло! — почти крикнул Лупцов. В ответ он услышал нечто сстранное, сказанное издевательским и каким–то противным щебечущим голосом:

— Лупцов слушает.

— Да, да, Лупцов слушает. Я слушаю вас, — растерянно ответил он.

— Да, да, Лупцов слушает. Я слушаю вас, — повторил голос в трубке.

Эта дурацкая и совершенно неуместная сейчас шутка вывела Лупцова из себя.

— Что тебе надо?! — закричал он. — Кто ты такой?! Что ты измываешься над людьми?! Если уж прилетел сюда, так веди себя почеловечески! — Еще не успев договорить, Лупцов понял, что телефон снова умер, так, словно и не работал вовсе. — Дьявольщина! выругался он, взял телефонный аппарат в руки, поднял его над головой и изо всей силы ударил об пол. Хрупкий пластмассовый корпус разлетелся, как глиняная копилка, разбросав свои внутренности по всей комнате.

— Игорь, я пойду, — услышал Лупцов зв спиной. Вид у Ивана Павловимча был угрюмый и очень спокойный, как у человека, привыкшего к мысли, что он обречен.

— Куда ты пойдешь, Иван Павлович? — увещевательным голосом спросил Лупцов.

— Я к своим пойду. Может, машину по дороге поймаю. — Иван Павлович легонько пнул ногой сумку. — Вот, продуктов собрал.

— К своим! — воскликнул Лупцов. — Ты с ума сошел! Восемьдесят километров. Электрички–то не ходят, и машин не видно. Заманит тебя какая–нибудь тварь голосом жены в яму. Не ходи, Иван павлович. И их не спасешь, и себя загубишь.

— Какая тварь? — не понял Иван Павлович.

— Да я же тебе рассказывал, ты не слушал, — ответи Лупцов. Не ходи, Иван Павлович. Может, у них в деревне и нет ничего такого. Может, они и не знают ничего.

— Тогда тем более надо отсюда выбираться, — резонно заметил Иван Павлович. — Нет, я уж лучше пойду. Я потом себе не прощу, если что.

Лупцов на некоторое время задумался, а сосед терпеливо стоял и ждал, что же он скажет ему напоследок. Прощание с соседом, быть может, навсегда, вдруг приобрело для него особый смысл. Это было прощание не просто с Лупцовым, но и с домом, в котором он прожил столько лет, и со всем что, собственно, и составляло его жизнь.

Наконец Лупцов ответил ему:

— Ладно, Иван Павлович, я с тобой. Здесь сидеть нет никакого смысла. Авось доберемся. Ты подожди, я соберу кое–что.

4.

Лупцов удивился, увидев на улице довольно много людей. Все они держались особняком, подозрительно поглядывали издалека дроуг на друга и передвигались не шагом, а какими–то замысловатыми перебежками.

В ста метрах от дома соседи с первого этажа загружали узлы и чемоданы в багажник «жигулей». Лупцов поздоровался с ними, хотел было спросить, в какую сторону они поедут, а те, словно затеяли какую пакость, еще сильнее засуетились, кулаками забили последний узел в машину и быстро уехали.

— Ну, небо! — удивился Иван Павлович, задрав голову. — Сроду такого не видал.

В сторону кольцевой по проспекту проследовала группа велосепедистов с рюкзаками. От них шарахнулся рыжий бородач в черном задрипанном пальто и с офицерским планшетом через плечо. Он бежал, пригнувшись и все время оборачиваясь, словно на передовой. Увидев Лупцова с Иваном Павловичем, бородач взял сильно вправо, огибая незнакомых людей, и Лупцов не отказал себе в удовольствии, пошутил:

— Вон, вон, смотри, сзади…

Перебежчик испуганно обернулся, выругался, показал шутнику кулак и последовал дальше.

— Дожили, — сказал Лупцлв, — все с ума посходили. Потом выяснится, что ничего особенного не произошло, какуб–нибудь ракету запустили или физики чего–то перепутали, а будет поздно. Страна превратится в большой сумасшедший дом.

— Уже превратилась, — откликнулся Иван Павлович.

Они дошли до поворота и еще издалека услышали выстрелы, крики и звон разбиваемого стекла. Лупцов с Иваном Павловичем прибавили шагу и вскоре увидели, как толпа человек в тридцать вдребезги разнесла закрытые двери универсама и ворвалась внутрь. Два обескураженных милиционера, один без фуражки, с расцарапанной щекой, стояли перед развороченным входом и что–то друг другу доказывали.

— Ну вот, народ запасается продуктами, — мрачно пошутил Лупцов.

— Да, не мешало бы, — ответил Иван Павлович. — Сейчас не запастись — завтра поздно будет, все растащат. Может, пойдем, Игорек, купим, пока есть?

— Иван Павлович, — укоризненно протянул Лупцов, — у кого купим, у милиционеров? Или у погромщиков?

— Ну, так возьмем, — мучаясь от желания присоединиться к погромщикам, ответил Иван Павлович. Если бы не Лупцов, он попытал бы счастья или подошел бы к милиционерам, глядишь, что–нибудь и перепало бы. Но сосед своей иронией ставил Ивана Павловича в неловкое положение.

— Пойдем, пойдем, Иван Павлович. — Лупцов взял его за руку и перевел на другую сторону улицы. — Воровство, оно в любое время воровство, даже в военное. Ну что тебе две пачки «геркулеса» или пшена? Больше–то и положить некуда. Мараться за шестьдесят копеек.

— Нет, громко возмутился Иван Павлович. Момент был упущен, возвращаться казалось неудобным, а вернее, фраза Лупцова о воровстве несколько охладила пыл Ивана Павловича, и он обиделся на своего соседа. — Нет, — повторил он, — не за шестьдесят копеек. В военное время, между прочим, жратва имеет другую цену. И вообще, здесь дело не в деньгах. Две пачки «геркулеса» могут моей семье жизнь спасти. Ты этого не знаешь, а я уже одну войну прошел.

— Ну извини, Иван Павлович, если обидел, — примирительно сказал Лупцов. — Но так вот, с боем брать магазин, все равно… Да и пристрелить могут. Видел у милиционеров пушки. Возьмут, шлепнут тебя, чтоб другим неповадно было. Им–то все равно, кого… Они прошли уже несколько коротких автобусных остановок, пересекли площадь и яблоневой университетской аллеей направились к центру. Иван Павлович, надувшись, молчал. Молчал и Лупцов. Он издалека приметил двух каких–то подозрительных типов, которые, прячась между деревьями, шли в том же направлении. На всякий случай Лупцов увлек своего спутника на противоположную сторону, и только сейчас, переходя дорогу, обратил внимание на то, как изменился асфальт, — он словно бы покрылся голубовато–серебристой слизью, которая местами поблескивала окалиной, а где–то переливалась жирными нефтяными разводами.