- Как что буду делать? - не поняв, переспросил Коля.
- Ну, когда ты вырастешь большой, как мама, как твой папа, ты кем будешь? Я буду казаком, я в степь уеду. А ты?
- Я...- задумался Коля. - Я на машине буду, на железной дороге ездить.
- Кондуктором будешь?
- Нет, машинистом, таким, который около печи стоит, который кран повертывает, когда паровоз свистит... Я буду ездить, по всем дорогам поеду. Я новую дорогу построю. Я в степь дорогу построю, - размечтался Коля. - Такая длинная-длинная выйдет дорога!
- Ну уж нет-с! Этому не бывать! - горячо вступился Лева.
- Отчего?
- Оттого что ты своей машиной всех куропаток, всех сусликов перепугаешь, - разбегутся. Коли ты выстроишь дорогу, я буду казаком, и приеду с казаками, и всю твою дорогу разрою. Вот что!
- А я не дам, - сказал Коля.
- А я ночью приеду, ты и не увидишь.
- А я... я... - Коля вдруг остановился: ему не захотелось сердить Леву. - Пойдем домой, Лева, - предложил он. - Вон солнце уже село. Пора чай пить.
- Не пойду я к вам чай пить; я домой пойду, - сказал Лева.
- Ну что ты? Почему?
- Так, не хочу.
- Ну, Лева, ну пожалуйста! Пойдем!.. Лева! - мягко начал вдруг Коля. - Лева, ты помирись с Лидой. Ты только не сердись, скажи ей поласковее. Ну что тебе! Ты знаешь, она такая...
- Я сам такой, - объявил Лева и свистнул Жука.
Коле удалось, однако ж, уговорить Леву не уходить домой. Мириться с Лидой он ни за что не хотел, а чай пить согласился, ради Коли. За чайным столом не было Лиды.
- Где же Лида? - спросила тетя. - Я думала, она с вами в саду.
- Нет, мы одни ходили. Мы за реку ходили, тетя, -рассказывал Коля.
- Где же это она может быть? Сходите-ка, ребятки, поищите ее. Верно, где-нибудь в саду сидит, спряталась. Тащите ее чай пить.
Предложение папы пришлось очень не по вкусу Коле. Он только что с аппетитом принялся за чай после прогулки. Так вкусны были поджаристые ватрушки с парным молоком! Коля торопливо допил стакан, Лева захватил ватрушку с собой.
Один Жук ни за что еще не принимался и выбежал бойко и охотно, думая, что идут его покормить.
- Лида, чай пить! - закричал Коля с балкона.
Никто не откликался.
- Лида, где ты? Жук, ищи, ты что стоишь?
Жук поднял лохматую морду, принялся обнюхивать кусты и вдруг побежал вперед по дорожке.
- Может быть, она все там же, за кадкою, - сказал Лева.
Большая кадка с водой для поливки цветов стояла в глубине сада, у ягодных гряд.
- Экая досада! Молоко-то ведь все простынет, - пожалел Коля. - Ну, пойдем поскорей.
Тише!.. - Лева вдруг остановился. - Слышишь?
За высокой кадкой у клубничных гряд слышался тихий плач.
Бедная Лида! Она была совсем несчастна.
Она уже третий день была несчастна, все после той ужасной прогулки. Она хотела быть смирной, хорошей девочкой; это было так трудно - быть смирной, хорошей девочкой. А с Левой она нарочно поссорилась; она никогда, никогда больше не будет дружить с ним, не станет играть. Он во всем виноват, - он не отдал ей весла. А его все хвалят за то, что он храбрый, спас Зиночку. А ее все бранят за то, что она капризница и шалунья. И он тоже сказал, что она капризная, нехорошая девочка...
Они без нее ушли. Взяли с собой Любу, и Жука взяли, и ушли. Они ее тоже звали пойти посмотреть сенокос, только она не пошла. А если б они сейчас пришли звать ее, она бы ведь, пожалуй, пошла. Ах, она бы непременно пошла! Если б они позвали ее!.. Но нет, они не вернутся. Они теперь, верно, уже возвратились с прогулки, сидят и пьют чай. И все про нее забыли. Ну хорошо же! Раз так, она ни за что не выйдет из-за кадки. Она будет всегда сидеть за кадкой, всю ночь просидит и, наверно, умрет с голоду. Она ведь целый день почти ничего не ела, и вчера не ела, а ей так хотелось есть. Она умрет, а они потом придут и станут все о ней сожалеть и плакать... Лида заметила, что и сама плачет. Вон даже передник весь мокрый от слез. Ах, уж лучше бы они теперь за ней пришли! Лучше бы...
Лида вдруг вздрогнула. Черная лохматая голова показалась в темноте из-за грядки.
- Жук! - вскрикнула Лида.
- Я!.. Я!.. - весело залаял Жук.
- Жучок! Милый ты мой Жученька! - рыдала Лида, прижимаясь заплаканным лицом к мохнатой шее Жука.
- Лида, что ты! Лида, что ты тут делаешь? Да о чем же ты плачешь, Лида?
Лева сел на грядку.
- Лева!.. Ты... не... сер...дись! По...миримся... Я... пра...во...
- Ну полно, Лида! - Леве вдруг сделалось очень жалко Лиду, немножко стыдно и одновременно весело. - Ну, помиримся. Я не буду больше сердиться, и ты тоже больше не дуйся.
- Я больше не... бу...ду... - всхлипывала Лида.
- Ну и хорошо, и отлично! О чем же ты плачешь? Не плачь, Лида. Мы теперь уже больше не в ссоре. Ну... - Лева поцеловал Лиду в мокрое лицо. - Какая ты!..
- Я тебя очень люблю, Лева.
- И я тебя тоже, Лида. Больше всех тебя люблю. Правда! Не плачь, Лида, - успокоительно уговаривал Лева. - Не плачь и откуси ватрушки.
Лида понемножку стала успокаиваться. Не выпуская Кука, она прижалась головой к Леве и сунула в рот кусочек ватрушки. Лева тоже откусил для компании.
Положение Жука было самое неловкое. Сдобную ватрушку держали у него как раз перед носом! Он жалобно гавкнул и вздернул нос.
- И тебе, Жучок? Вот тебе! Голубчик, милый, милый Жучок!
Лида сунула кусочек в разинутую пасть собаки.
Ватрушку скоро прикончили.
- Пойдемте же чай пить, - позвал из зарослей Коля.
Давно не пился так приятно вечерний чай.
Из темного уголка тетя будто не заметила, не хотела заметить Лидиных заплаканных глаз. Коля с Левой уступили Лиде последнюю ватрушку, и Лева сказал, что завтра же опять устроит прогулку за реку на поле и упросит тетю отпустить Лиду. Увидите, уж непременно упросит.
А Жука возьмем?
И Жука тоже возьмем.
А Коля возьмет бумажного змея; он ему новый хвост приделал, такой длинный-длинный, из пеньковой веревки от бубликов. Все для Лиды!
Лида была совсем, совсем счастливая после трех своих несчастных дней. У нее болела голова; но зато все любили ее и она сама любила всех...
Вечером свершилось чудо. Прощаясь, Лида вдруг поцеловала тетину руку, чего не делала никогда, как ни приказывала Матрена. Она вся вспыхнула при этом, затем крепко обняла Леву, чмокнула в морду Жука и убежала галопом в детскую.
Глава XVIII
Тетя задумалась над запиской.
- От кого записка?
- Кажется, от Зининой мамы, - шепнул Коля на ушко Лиде.
Коля угадал. Зиночкина мама праздновала свои именины и приглашала тетю и папу с детьми к себе на обед и на вечер. Как быть! Тетя раздумывала, идти ли, а главное - брать ли с собой детей. Тетя решила про себя что-то, написала ответ и ничего не сказала детям. Напрасно Лида следила за тетей любопытным взором - ничего нельзя было прочитать на неизменно спокойном лице тети.
Кончились уроки, кончился и завтрак. Вернулись с прогулки. Пробило три часа.
- Дети! - сказала тетя. - Можете пойти одеваться. Мы сегодня приглашены в гости и не будем обедать дома.
Приглашены в гости! Какое огромное, редкое счастье! Знакомых было не много, детям редко приходилось бывать в гостях, и даже Коля зарделся от радости, надевая пунцовую рубашку поверх бархатных шаровар.
Лида под собой земли не чуяла. Ей казалось, что все должны радоваться вместе с нею.
- Матрена, голубушка, ты знаешь, мы в гости идем! - крикнула она, влетая в детскую.
- Как не знать... Юбки-то, небось, мне гладить пришлось! - сердито отозвалась Матрена.
"Какая она сердитая всегда", - подумала Лида и очень обрадовалась, когда явилась Аксюша помочь одеться.
- Аксюша! Мы платья наденем белые?
- Белые.
- Любимые, Аксюша?
- Любимые, они самые.
- Аксюша! Ведь нынче будет отличный день! Ведь дождь ни за что не пойдет?
- Зачем дождю идти! Не пойдет, - успокоительно отвечала Аксюша.