Ачесон признался, что даже не слышал о том, что есть какой-то кубинский план.

Тогда Кеннеди в нескольких словах обрисовал ситуацию, которую хотел обсудить. Армия из 1200–1500 кубинских эмигрантов, прошедших подготовку под руководством ЦРУ в Гватемале, вторгнется на остров. С воздуха им организуют прикрытие бомбардировщики В-26, пилотируемые эмигрантами. Как только кубинские эмигранты закрепятся на береговом плацдарме, 7900 повстанцев и другие противники Кастро поднимут восстание на острове. Не используя американские войска и авиацию, США намеревались свергнуть Фиделя Кастро и установить проамериканский режим. План был подготовлен правительством Эйзенхауэра, но подвергся изменениям в первые недели правления Кеннеди. За подготовку, планирование и поставку оружия и боеприпасов отвечало ЦРУ.

Ачесон даже не пытался скрыть тревогу. «Я надеюсь, – сказал он, – что президент не рассматривает всерьез этот сумасшедший план».

«Не знаю, всерьез или нет, но такой план есть, и я обдумываю его, и это абсолютно серьезно, – ответил Кеннеди. – Я не могу принять решение, но уделяю этому плану самое серьезное внимание».

На самом деле президент дал добро на реализацию плана почти месяц назад, 11 марта 1961 года. Окончательный вариант он утвердил 5 апреля, всего за два дня до беседы с Ачесоном. Он внес всего две важные поправки – изменил место высадки и гарантировал, что поблизости будет аэродром тактической авиации для поддержки с воздуха.

Ачесон заявил, что ему не надо ни с кем советоваться, чтобы понять, что 1500 кубинцев Кеннеди не идут ни в какое сравнение с 25 тысячами кубинцев Кастро. Он заверил Кеннеди, что подобное вторжение может иметь пагубные последствия для престижа Америки в Европе и для отношений с Советами по Берлину, поскольку можно получить ответную агрессию. Кеннеди конечно же не хотел давать Советам предлог совершить нечто подобное в Берлине.

Они еще немного поговорили, и Ачесон покинул Розовый сад, не обменявшись с президентом никакой информацией, кроме кубинского плана. Ачесон, улетев в Европу, выбросил из головы кубинскую проблему, поскольку «она походила на какую-то дикую идею».

Он был уверен, что возобладает здравый смысл.

Рёндорф, Западная Германия

Воскресенье, 9 апреля 1961 года

Западногерманский канцлер Конрад Аденауэр был настолько озабочен проблемой установления отношений с Кеннеди, что попросил своего друга, Дина Ачесона, прилететь в Бонн, чтобы обсудить стратегию поведения перед его визитом в Соединенные Штаты, куда он должен был отправиться через несколько дней.

Легионы немцев, выйдя на воскресную прогулку, прохаживаясь по дорожкам под цветущими фруктовыми деревьями по берегу Рейна, в то время как Аденауэр вместе с Ачесоном мчался мимо них в «мерседесе» из аэропорта домой. Канцлер гордился высокоскоростными двигателями удачно разработанных немецких автомобилей, которые стали настоящим экспортным хитом, и Ачесона плотно прижало к спинке сиденья, когда водитель Аденауэра увеличил скорость, чтобы не отставать от ехавшего впереди джипа. Солдат, сидевший в открытом кузове джипа, указывал направление движения с помощью жезлов. Если он указывал жезлом вправо от себя, это был знак водителю Аденауэра продолжать движение в крайнем правом ряду, вдоль тротуара. Если он вытягивал левую руку с жезлом, это означало, что водитель канцлера должен сместиться в крайний левый ряд. Ачесон с мрачной улыбкой заметил, что «старик просто замечательно проводит время».

Небольшая группа соседей Аденауэра собралась, чтобы поприветствовать прибытие легендарной пары политиков в дом канцлера в Рёндорфе, поселке на берегу Рейна. Восьмидесятипятилетний Аденауэр взглянул на зигзагообразную лестницу, поднимавшуюся по склону холма, высотой примерно тридцать метров, от улицы до двери его дома, и сказал своему шестидесятисемилетнему гостю: «Мой друг, вы уже не так молоды, как тогда, когда мы встретились впервые, поэтому я убедительно прошу вас не подниматься слишком быстро». – «Вы очень любезны, господин канцлер, – улыбнувшись, сказал Ачесон. – Если я почувствую усталость, то могу взять вас за руку?» – «Вы смеетесь надо мной?» – спросил Аденауэр. «У меня даже в мыслях этого не было», – с улыбкой ответил Ачесон. Добродушное подшучивание было живительным эликсиром для охваченного тревогой Аденауэра.

Большую часть дня Ачесон потратил на то, чтобы успокоить Аденауэра, которого нашел «до смерти взволнованным, до крайности обеспокоенным» отношениями с Кеннеди. Более всего Аденауэр был обеспокоен тем, что Кеннеди замышляет за его спиной заключить мирный договор с русскими по ряду вопросов, без учета германских интересов и оставив на произвол судьбы жителей Берлина. Серьезную озабоченность вызывал у него новый всплеск враждебности со стороны американцев, спровоцированный шокирующими подробностями, описанными в недавно изданной книге Уильяма Ширера «Взлет и падение Третьего рейха», и предстоящим судебным процессом над военным преступником Адольфом Эйхманом в Израиле.

Кроме того, Аденауэр сказал, что встревожен сообщениями о том, что правительство Кеннеди сменило свою стратегию сдерживания с опорой на ядерное оружие на новую стратегию «гибкого реагирования». В этой стратегии придавалось большее значение обычному вооружению в случае непредвиденных обстоятельств в Берлине. Хотя подобное изменение политического курса могло оказать значительное влияние на безопасность Западной Германии, правительство Кеннеди не посоветовалось и не известило Аденауэра и других западногерманских коллег.

Приводя доводы против нового стратегического курса, Аденауэр даже не мог представить, что основным создателем и сторонником этой стратегии был Ачесон. Аденауэр был убежден, что Запад может сдержать Москву только в том случае, если Хрущев будет уверен, что один неверный шаг по Берлину приведет к ядерному ответу со стороны Соединенных Штатов. Аденауэр опасался, что Москва будет внимательно следить за каждым изменением в политике Соединенных Штатов, рассматривая его как приглашение проверить решимость американцев. Хотя в тот день Ачесон не сказал этого Аденауэру, но он не согласился с его мнением, поскольку сомневался, что любой американский президент стал бы когда-нибудь рисковать миллионами американских жизней ради Берлина, – и он считал, что Хрущев думает точно так же.

Вместо этого Ачесон сосредоточил усилия на том, чтобы убедить Аденауэра, что Кеннеди настроен столь же решительно, как его предшественники, защищать свободы Западной Германии и Западного Берлина. Ачесон сообщил Аденауэру некоторые детали плана, разработанного правительством Кеннеди на случай непредвиденных обстоятельств в Берлине, и о скептицизме Кеннеди в отношении намерений русских. «Вы сняли камень с моей души», – вздохнув с облегчением, сказал Аденауэр.

Однако Ачесон был вынужден огорчить Аденауэра, лишив его надежды на то, что сбудется самая несбыточная мечта западногерманского канцлера. В настоящее время Кеннеди отказался от плана, который рассматривал Эйзенхауэр, по размещению американских подводных лодок, оснащенных ракетами «Поларис», под контроль НАТО, тем самым создав альянс четырех ядерных держав. Вместо этого Кеннеди передал в распоряжение НАТО пять подводных лодок, оснащенных ракетами «Поларис», но под командованием американцев и с такими ограничительными условиями по их использованию, что это никак не соответствовало желанию Аденауэра, чтобы средства ядерного устрашения были более удобными в использовании и более доступными.

Короче говоря, Кеннеди, как следовало из отчетов КГБ того времени из Парижа и других мест, хотел, чтобы любой берлинский конфликт был местного масштаба и не перерастал в мировую войну. Отсюда следовало, что Соединенные Штаты должны были не только отказаться от опоры на ядерное оружие в любом противоборстве по Берлину, но и категорически выступать против идеи о владении НАТО ядерным оружием.

В конце дня, не отступая от традиции, Аденауэр пригласил гостя в розарий поиграть в бочче [29] .

Аденауэр снял пиджак, оставив галстук, закатал рукава рубашки и начал игру, бросив меньший шар, джек-болл. После этого они по очереди бросали шары, стараясь, чтобы их шары были как можно ближе к джек-боллу.