Мне не понравилось то, как она сказала «нас», словно они были чем-то единым. Я хотел возразить, привести кучу доводов, почему Андрей не может остаться в этой комнате, но усталость после бессонной ночи взяла своё и отяжелевшие веки сомкнулись.

Меня разбудил писк будильника. Резко подскочив в постели, я несколько минут озирался и пытался сообразить, где нахожусь. Сделать это в полной темноте было непросто. Чиркнула спичка, и заботливая рука зажгла свечу. Её огонь отбросил неровные тени на обои, подкрасив комнату в золотистый цвет. Я потянулся к тумбочке, на автомате нащупал будильник и нажал на кнопку отбоя.

- Добрый день, - Эмми подула на спичку и та потухла. – Хорошо спалось?

Она улыбалась, и я уже собрался ответить тем же, когда краем глаза уловил мимолетное движение позади девушки. Конечно, это был Андрей. Он по-царски развалился в кресле, скрестив руки на животе и переплетя тонкие пальцы. Выглядел он при этом полноправным хозяином жизни.

- Нормально, - недовольно буркнул я вместо того, чтобы быть приветливым.

Необходимо сосредоточиться на деле. Пришлось прямо-таки уговаривать себя отвлечься от неприятных мыслей об Амаранте и Андрее. Вот покончим с этими злосчастными куклами, тогда разберусь с вампиром. А то в конец уже обнаглел – сидит в нашей спальне, как будто так и надо.

Проходя мимо комнаты Димы, я постучал.

- Уже идем, - из-за двери донесся голос Ксюши, а после приглушенное хихиканье. Хоть кому-то здесь весело.

Гостиная выглядела как настоящее поле сражения. Солнечные лучи причудливо отразились в осколках плафонов и те сверкали, как маленькие бриллианты. Даже остов люстры, Джомолунгмой возвышающийся посреди комнаты, уже не выглядел таким грозным. Солнце добавило и ему прелести, окрасив остов в золотисто-коричневый. Среди всего этого переливающегося великолепия, раскинув руки в разные сторону, лежали четыре куклы. Их пустые глаза таращились в потолок, из приоткрытых ртов виднелись заостренные зубки. Даже в этой беззащитной позе они выглядели устрашающе, и меня невольно передернуло от воспоминания о ночи.

На лестнице раздались шаги. Ксюша стремительно спустилась в гостиную. На её лице сиял румянец, и вся она словно светилась изнутри.

- Надо бы здесь прибраться, - не дожидаясь моего ответа, девушка унеслась на кухню.

Я проводил её задумчивым взглядом. Не припомню, чтобы она когда-нибудь была так счастлива. Больше всего Ксюша сейчас походила на весенний ветерок – легкий и беспечный.

Дима остановился рядом. На его губах блуждала растерянная улыбка.

- Я смотрю у вас все хорошо, - я пихнул брата в бок.

Он был настолько погружен в собственные переживания, что не обратил внимания на мою подначку.

- Думаю, я наконец-то нашел то, что искал, - голос Димы звучал серьезно.

- Не пугай меня, а то я чего доброго решу, что ты повзрослел.

Брат перевел на меня взгляд. Несколько секунд его лицо выражало крайнюю степень вдумчивости, но потом он не выдержал и отмахнулся от меня, мышцы расслабились, он улыбнулся от всей души, а глаза снова озорно заблестели.

- Да ладно, для этого еще рановато.

Мы вынесли остов люстры во двор и оставили его под дубом. Благодаря усилиям Ксении гостиная снова заблестела чистотой. Уборка закончилась только в шестом часу вечера. К тому времени солнце уже давно перевалило через зенит, косые тени вытянулись, и гостиная превратилась в настоящую комнату ужасов. В эту минуту мы все искренне скорбели по безвременно почившей люстре.

Амаранта и Андрей решились покинуть своё убежище на втором этаже, но все еще предпочитали держаться подальше от окон. Снова на журнальном столике в шеренгу, как приговоренные к расстрелу, лежали куклы. И мы понятия не имели, что с ними делать.

Ксюша облокотилась на стол, нависнув над игрушками, она внимательно всматривалась в гипертрофированные черты.

- Кто же вы такие? – процедила девушка и замолчала, точно и правда рассчитывала на ответ.

Но игрушки продолжали безмолвствовать. Более того – сейчас, когда они лежали обездвиженные со стеклянными глазами – казалось, что они просто не в состоянии причинить хоть сколько-нибудь ощутимый вред. Ночные коллизии представлялись дурным сном, а то и вовсе последствиями массового психоза.

- Странные они, - после нескольких минут медитации над игрушками заключила Ксюша. – Но кого-то они мне напоминают.

- Почему их четыре?

Вопрос Димы прозвучал вполне невинно. Думаю, он сам вряд ли осознавал всю его глубину и значение. Просто спросил, чтобы заполнить паузу. Обычно именно так он всегда поступал. Но за это мы с отцом его и ценили. Димины вопросы из разряда «лишь бы что-то ляпнуть» довольно часто направляли наши мысли в нужное русло. Так случилось и в этот раз. Брат еще не успел договорить, как в моей голове щелкнул рубильник, и озарение осветило мысли подобно солнцу, что выглянуло из-за туч. Судя по выражениям лиц остальных, они почувствовали примерно тоже. Один лишь Дмитрий оставался в неведении.

- Дети, - выдохнула Эмми.

Не успела Амаранта произнести это короткое слово, как Ксюша уже метнулась к фотографиям. От возбуждения её руки слегка дрожали, когда она снимала семейной фото с полки. Установив снимок вблизи с куклами, девушка присела на пол. Я тоже сполз с дивана, до рези в глазах вглядываясь в изображение мертвых детей в поисках сходства. Дима пристроился рядом, а за нашими спинами, прячась в тени, встали Эмми и Андрей.

- Цвет волос и глаз не определить, - посетовал брат.

К сожалению, черно-белые снимки давали массу простора для фантазии, но почти никаких фактов. Лица кукол были слишком искажены причудливым воображением художника. Определенное сходство можно было найти, но оно казалось эфемерным. С таким же успехом под эти черты можно было подогнать еще не одну сотню детей. Но наличие в доме, где погибло четыре ребенка, такого же количества кукол-убийц выглядело неслучайным.

- Кажется, их мать что-то такое упоминала об игрушках, - Амаранта взяла с полки стопку старых писем, выбранных ею из сотни собратий, как наиболее интересные. Зашуршала бумага, и через минуту на стол к уже имеющимся там экспонатам добавилось несколько пожелтевших листков.

Соприкасаясь головами, мы дружно принялись читать переписку между Глафирой Гладковой и её сестрой. Напрямую женщина ничего не писала о куклах, но нам удалось найти упоминание о музыкальной шкатулке. «А шкатулка, подаренная моим дорогим Евгешей, охраняет мой сон. Не знаю, как бы я могла спать без неё» - говорилось в одном из писем. Но по-настоящему важными были другие строчки: «Сегодня Евгений принес домой куклы. И имена им дал: Ванечка, Машенька, Никитка да Софья. Меня пугают его глаза». А потом снова про жизнь в имении, больше не слова ни про глаза, ни про кукол.

- Так звали их детей, - просветила нас Эмми, которая единолично прочла всю переписку и теперь была в курсе всех жизненных перипетий семьи Гладковых.

- А ведь все считали сумасшедшей именно Глафиру, - хмыкнул Димка. – Её муж – вот кто явно был не в себе.

- И что теперь? – Ксюша закусила нижнюю губу.

Андрей протянул руку и взял одну из кукол со стола. Некоторое время он пристально вглядывался в голубые глаза, а затем провел пальцами по волосам игрушки.

- Волосы настоящие, - заметил вампир.

- Вот ведь, - Димка вскочил на ноги. – Я же говорю – псих. Использовать при изготовлении кукол волосы собственных детей – это полный маразм. Теперь души умерших обитают в игрушках.

- Он мог этого не знать, - вступился я за Гладкова.

- А мне почему-то так не кажется, - Ксюша задумчиво посмотрела на изображение мецената. – Уверена, Гладков отдавал себе отчет в том, что делает. Недаром он подарил жене шкатулку. Наверное, хотел оградить её от опасности.

- Думаешь, он сам все это провернул? – спросила Амаранта. – И воскресил мертвых детей, и души их в куклы поместил, и шкатулку смастерил?

- Может ему кто-то помог, - ответила Ксюша. – Только нам от этого нелегче.