Жаргонная речь наполняется низкими коннотациями, вытесняющими интеллектуальное начало коммуникации:

– Гаси его, козла!

Ср. также:

– Мочи на месте!

– Капец, сливай воду!

Звериные эмоции особенно ярко проявляются в грубых репликах, выражающих крайнюю степень досады, угрозу, оскорбление, пренебрежение, ненависть. Лексический репертуар инвектив невелик:

– Хрен знает, что за народ!

– Лежать, падла!

– Вали на хрен!

– Я тебя, паскуда, убью!

– Суки! Падлы!

– Сволочи, сволочи, твари…

– Даже курить не оставили, паскуды!

– Твари! Падлы! Всех поубиваю! Порву, как тапочки!

Сам факт употребления писателем жаргонизмов и грубой нелитературной лексики не является объектом лингвокультурологической критики. Вместе с тем необходимо отметить, что в общенародном языке жаргонизмы маркируются как «социально ориентированные единицы» [Крысин 2003: 97]. Утрата социальной маркированности в языковой ткани текста, с одной стороны, резко уменьшает стилистическую контрастность жаргонизма как средства ограниченного употребления, с другой стороны, уравнивает роли персонажей, сужает языковые возможности описания социально-психологических отношений между отдельными людьми, возможности интерпретации человеческих интенций.

Экспансия грубо-просторечной и жаргонной лексики уравнивает автора с читателем, некритично принимающим характерную для нашего времени криминализацию языка, его деинтеллектуализацию. Поскольку отмеченный языковой процесс является общим, прямолинейная его репродукция в художественном тексте уничтожает авторское начало [Хализев 1999: 131].

Мы обратили особое внимание на те языковые особенности анализируемого текста, которые отражают разные грани поэтики низкого и одновременно помогают уточнить понимание термина «массовая литература» в аспекте категорий автора и читателя.

ПОДВЕДЕМ ИТОГИ

Фабула романа основана на истории преодоления главным героем внешних препятствий, разворачивающихся в ходе войны криминальных, государственных структур и отдельных частных лиц за богатства уральских недр. Целью борьбы героя оказывается личное обогащение его самого и нескольких близких ему людей, ограбленных государством в процессе капитализации общества.

Действие происходит на фоне рассказа об особенностях горного дела на Урале, формах и способах добычи, переработки, продажи драгоценных камней.

В основе конфликта лежит столкновение героя – носителя строго определенных правил поведения, присущих настоящим мужчинам, – и нарушителей моральных ценностей, не выдержавших тотальной капитализации общества. Конфликту придает правдоподобие легко узнаваемый предметный ряд, локализованный в конкретном времени (середина 1990-х) и пространстве (Средний Урал).

Главный герой представляет собой образец мужественности: он физически привлекателен и силен, умен, собран. Второстепенные герои представляют собой клишированные типажи – «настоящей женщины», «интеллигента-технаря», «оступившегося подростка», «деляги», «бандита» и т. п. Эти типажи легко опознаются читателем. Последнее облегчает восприятие текста, позволяет полностью сосредоточиться на фабуле.

Боевик поддерживает уверенность читателя в такой организации миропорядка, где коррумпированному государству и распоясавшимся криминальным структурам может противостоять мужественный, готовый идти до конца в отстаивании своих интересов одиночка.

Если спроецировать язык текста на современную языковую ситуацию, то можно заметить, что в тексте реализуются тенденции, связанные с такими гранями либерализации русского языка, как его вульгаризация, активизация низкого (жаргонного и грубо-просторечного пластов нелитературного языка), редукция высокого (даже при описании человеческих утрат), детабуирование (натуралистические описания изувеченного человеческого тела).

Текст написан небрежно. В авторской речи встречаются грамматические ошибки и лексические неточности. Нарушается стилистическая уместность речи, ясность и чистота.

Текст характеризуется клишированностью. В нем используются газетные и канцелярские клише, штампы, отдельные новые стандарты речевого поведения и интеллектуально поверхностные стандартные цепочки хода мысли, отличающиеся сходством вербального оформления. Автор склонен к употреблению кратких шаблонных выражений (формул) и стандартных соединений этих формул, выступающих в функции опознавательных знаков типовых субъектов и типовых ситуаций.

Схематизм в изображении персонажей сочетается с «выравниванием» их речевых партий, не различающихся мерой жаргонности, грубости, типами вербальной рефлексии. Персонаж изображается в отвлечении от внутреннего мира, личностных эмоционально-нравственных переживаний.

Натурализм, фактографичность, прямая оценочность подменяют индивидуальную образность и вытесняют художественную условность.

Автор боевика обнаруживает безразличие к культурным традициям и ценностям. Им нет места в жестоком мире охотников за изумрудами. Личное обогащение – вот ценность, притягивающая к себе все низкое.

Отбор и организация речевых жанрообразующих языковых средств свидетельствуют об отсутствии свойственного русской литературе психологизма. Так, глагол ударить и его стилистические синонимы используются для описания самого удара – его силы, места нанесения удара, меры неожиданности, степени физического ущерба, но не эмоционального состояния/переживания субъектов физического столкновения. Языковые средства изображения кровавых вооруженных схваток, заказных убийств, поджогов и взрывов служат для создания сцен, представляющих собой вербальные аналоги (кальки) кино-, видеообразцов.

Зададимся вопросом: предназначены ли тексты боевиков для широких масс, широких кругов читателей? Представляется, что в данном случае можно говорить о групповом характеризованном типе читателя. Это должен быть человек, некритически относящийся к языковой норме и качествам хорошей речи, принимающий низкое как естественную среду обитания, не способный относиться к произведению словесности как эстетическому объекту или не воспринимающий эстетический критерий в качестве обязательного для литературного произведения; предпочитающий суровую «правду жизни» вымыслу, факт и стандарт – метафоре-загадке; не имеющий навыка декодирования текста и поэтому на веру принимающий простоту изображаемого в грубых и циничных формах проявления, позволяющих испытать острые ощущения.

Автор стремится к созданию острых ощущений. Эстетический и психологический результаты читательского восприятия текста не предусмотрены авторской стратегией.

Основной источник

Мясников В. Изумруд – камень смерти. М.: ЭКСМО, 1999.

Фантастическая литература – литература о необычайном, рассказ о том, что фактически невозможно в реальности на момент написания книги. Наиболее распространенными жанрами фантастики оказываются научно-фантастический роман и фэнтези.

Научная фантастика обращена в будущее и сориентирована на представления о техническом прогрессе. Не случайно особенно активно она развивается в эпоху научно-технических революций. Писатель-фантаст старается прогнозировать ситуацию, исходя из существующих предпосылок, предполагая, что могло бы быть при определенном уровне развития науки и техники.

Фэнтези рассказывает о невозможном, чудесном, то есть невозможном принципиально – потусторонних мирах, существующих параллельно с миром реальности, заведомо вымышленных цивилизациях, акцентирует внимание читателя на сложившемся у человека опыте проникновения в суть развития мировых процессов и обобщении этого опыта в виде изображения развернутой в условном времени истории столкновения универсальных сил. Если научная фантастика выполняет в первую очередь функцию прогностическую, заглядывает в будущее, восхищаясь им или предостерегая от опасности, то фэнтези предлагает читателю увидеть метафизические основы жизнеобеспечения, происходящие по-разному, но везде и всегда [Чернышова 1984].