Вопрос о формально-языковых средствах и стилистических приемах, характерных для фольклора, имеет свою историю. Важный этап в разработке этой проблемы на основе изучения живых эпических традиций связан с именем А.Ф. Гильфердинга. Некоторые особенности стиля гомеровских поэм – эпические повторения, употребление постоянных эпитетов, так называемые loci communes («общие места») – и ранее привлекали к себе внимание. Однако именно Гильфердинг поставил вопрос о постоянных формулах устно-поэтического языка в непосредственную связь с самим характером устного народного творчества. В своем знаменитом введении к первому изданию «Онежских былин» (1873) А.Ф. Гильфердинг писал: «Можно сказать, что в каждой былине есть две составные части: места типические, по большей части описательного содержания, либо заключающие в себе речи, влагаемые в уста героев, и места переходные, которые соединяют между собой типические места и в которых рассказывается ход действия. Первые из них сказитель знает наизусть и поет совершенно одинаково, сколько бы раз он ни повторял былину; переходные места, должно быть, не заучиваются наизусть, а в памяти хранится только общий остов, так что всякий раз, как сказитель поет былину, он ее тут же сочиняет, то прибавляя, то сокращая, то меняя порядок стихов и самые выражения»[13].
В «Исторической поэтике» Л.Н. Веселовского стилистические особенности устно-поэтической речи получили широкую трактовку применительно к различным жанрам фольклора и на материале многих языков[14]. Специальное внимание Веселовский посвятил приему повторения-формулы, как характерной особенности эпического стиля. «Я различаю повторение-формулу, известное греческому эпосу, встречающееся и во французском, но особенно развитое в славянском и русском: постоянные формулы для известных положений, неотделимые от них, приставшие к ним, как пристает к слову характеризующий его эпитет; с повторением известного положения в течение рассказа возвращаются и соответствующие формулы: герой снаряжается, выезжает, бьется, держит речь, так сказать по одному иконописному подлиннику»[15].
В понимание сущности эпических формул значительный вклад был внесен в дальнейшем В. М. Жирмунским, показавшим неразрывную связь этого явления с традиционностью патриархального быта и соответственно с типизирующим характером мышления и стиля. Говоря о постоянстве сюжетных ситуаций, составляющем одну из определяющих особенностей эпической поэзии, В.М. Жирмунский указывает, что бытовая основа «подобных эпизодов, столь же прочная, как и старинный патриархальный общественный быт, закрепляется народным творчеством в типичных «нормальных» формах, которые ложатся в основу прочной художественной традиции». И далее: «С этой точки зрения, для эпоса всех народов особенно характерны типические «общие места», так называемые эпические клише или шаблоны, вроде седлания коня, богатырской скачки и т. п. в русских былинах»[16].
Благодаря богатству живой эпической традиции фольклор южнославянских и восточнославянских народов уже с конца XIX в, составил основное поле исследований универсальных признаков эпического творчества и исторических условий его бытования, а также характерных для него формально-языковых средств. На широком материале типических формул, извлеченных из текстов сербско-хорватских, болгарских, русских и украинских эпических песен, Франц Миклошич составил перечень «изобразительных средств» славянского эпоса. Под общей рубрикой «повторений» Миклошич анализирует характерные для эпического фольклора формулообразные типы словесных сочетаний – простое повторение слова, повторение предлога, повторение через отрицание противоположности, соединение однородных по значению слов, соединение двух однородных выражений, различных по объему, соединение этимологически родственных слов и др.[17] Предметом подробного рассмотрения явились также формулы сравнения и постоянные эпитеты.
С типизацией изобразительных средств Миклошич связывал способность народных певцов воспроизводить песни не по памяти, но продолжая творческую работу, иначе понимая или, может быть, лишь иначе выражая отдельные подробности[18].
Живые традиции эпической поэзии, сохранившиеся до нового времени в Югославии, привлекают к себе в последние десятилетия большое внимание в аспекте общей теории эпоса. Сущность творческого метода эпических певцов и характер применяемых ими формальных средств явились предметом специальных исследований американских фольклористов М, Парри и А, Лорда. От занятий Гомером эти ученые обратились к полевому изучению сербско-хорватской эпической поэзии в ее живом бытовании и через нее снова вернулись к Гомеру, достигнув более глубокого понимания характера древнегреческой эпической традиции[19], В центре их внимания оказались следующие вопросы: характер постоянных формул и их место в составе эпического текста, техника и принципы обучения народного певца, сущность процесса исполнения эпических произведений.
Исполнение эпического произведения, согласно теории Парри-Лорда (ср. вышеприведенное высказывание Фр. Миклошича), всегда является актом творчества, а не воспроизведением по памяти. Возможность творческого воссоздания новых и новых вариантов эпического текста определяется наличием в памяти певца запаса типовых формул-модулей, с помощью которых он всякий раз заново осуществляет – более пространно или, наоборот, лаконично – построение текста песни. А, Лорд, синтезировавший в своем известном труде результаты работ школы М, Парри, указал на недостаточность и неопределенность употребления исследователями Гомера терминов «повторение», «постоянный эпитет», «эпическое клише», «стереотипная фраза». При этом он подчеркнул значение определения «формулы» как «группы слов, регулярно употребляемой в тождественных метрических условиях для выражения заданной основной идеи»[20].
Согласно анализам сербско-хорватских эпических текстов, произведенным Парри и Лордом, значительная часть стихотворных строк в этих текстах оказывается заполненной материалом формул и формообразных выражений (formulaie expression). Наиболее общие формулы, связанные с обозначением наиболее общих и распространенных в эпических произведениях идей и образов, составляют «краеугольный камень устного стиля»[21]. И далее А. Лорд делает решительный вывод: «Иными словами, описанный выше способ обучения заставляет певца составлять и переставлять фразы, те же самые фразы снова и снова, как только в этом появляется надобность. Формулы в устном повествовательном стиле не ограничены сравнительно небольшим количеством эпических «общих мест», но в действительности насыщают собой все. В песне нет ничего, что не было формулообразным (formulaic)»[22].
Исследовательский метод Парри-Лорда широко применяется в настоящее время в исследовании как живых эпических традиций, так и засвидетельствованных в давних записях эпических произведений прошлого[23]. В то же время некоторые преувеличения, присущие их концепции, подвергаются критике. Так, например, Р. Менендес Пидаль не согласен с явным преувеличением роли импровизации в процессе исполнения произведений народного эпоса и соответственно с преуменьшением значения передачи по памяти традиционного текста[24].
Преувеличением кажется также приведенный выше вывод о том, что эпический текст целиком состоит из формулообразного материала. При таком подходе процесс исполнения эпического произведения, представляемого как импровизация, сводится к более или менее искусному нанизыванию готовых формул. В то же время возможность поэтических инноваций в пределах традиции, возможность проявления действительных элементов художественного творчества при создании отдельных вариантов эпического текста и передачи этих вариантов затем по памяти теорией Парри-Лорда недооценивается[25] [31–32].
13
Гильфердинг А.Ф. Олонецкая губерния и ее народные рапсоды // Онежские былины, 1. М.; Л., 1949. С. 57.
14
«Иные стихи, группы стихов западали в ухо, как нечто целое, как формула, один из простейших элементов песенного склада, и лирическая песня пользуется ими в разных сочетаниях, как эпическая – тавтологией описаний, сказка определеным кругом постоянных оборотов. Изучение подобного рода обобщенных, бродячих формул положит основы народно-песенной и сказочной морфологии» (Веселовский А,Н, Историческая поэтика. Л., 1940. С. 169).
15
Веселовский А.Н, Указ. соч. С. 94.
16
Жирмунский В.М., Зарифов Х.Т. Узбекский народный героический эпос. М., 1947. С. 428.
17
Миклошич Фр, Изобразительные средства славянского эпоса. В кн.: Древности. Труды славянской комиссии Моск. Археол. общества. Т. 1. М., 1895. С. 208–218. Специально на материале русских былин некоторые из этих явлений – повторение предлогов, сочетания однокоренных слов, синонимические сочетания, а также постоянные эпитеты – в плане их поэтических функций исследуются в книге А.П. Евгеньевой «Очерки по языку русской устной поэзии в записях XVII–XX вв.» (М.: Л., 1963).
18
Миклошич Фр, Изобразительные средства славянского эпоса. С. 205.
19
Serbocroatian Heroic Songs. Collected by Milman Parry, ed by Albert B. Lord, vol. I–II. Belgrad and Cambridge (Mass.), 1953^1954.
20
Albert В. Lord. The Singer of Tales Cambridge (Mass.), 1960. p. 30.
21
Там же. С. 35.
22
Указ. соч. С. 47.
23
Ср., например: Опыт приложения этого метода к материалу русских былин см. в статье Б.Н. Путилова «Искусство былинного певца (Из текстологических наблюдений над былинами)». В сб.: Принципы текстологического изучения фольклора (М.: Л., 1966).
24
См.: Пидаль Район Менендес. Югославские эпические певцы и устный эпос в западной Европе. Изв. ОЛЯ АН СССР, 1966. Т. XXV, вып. 2.
25
Ср. Существенно иное соотношение между «общими местами» – формулами и свободно импровизируемыми частями текста, раскрывающееся на материале узбекской эпической поэзии: «В практике узбекских сказителей эти «общие места» являются наиболее прочными и разработанными и заучиваются наизусть при обучении молодого бахши, в то время как остальной текст дастана, более текучий, создается или видоизменятся в процессе более свободной импровизации» (Жирмунский В.М., Зарифов Х,Т, Узбекский народный героический эпос. С. 428 и след.).