— Могу ли я задать ей вопрос-другой? — спросил Холмс, кивая в ее сторону.

— Вы? — Фрейд не мог скрыть удивления в голосе, услышав такую просьбу.

— Если вы не против. Может быть, мне удастся еще что-нибудь узнать.

Чувствовалось, что Фрейд обдумывает ситуацию, внимательно глядя на Холмса, который с подчеркнутым равнодушием ждал его ответа. Тем не менее масса примет, знакомых только мне, говорили, с каким нетерпением он ожидает разрешения врача.

— Во всяком случае, это не принесет ей вреда, — вмешался я, — если вы признаёте, что не можете разобраться в ситуации, небольшая помощь будет явно нелишней. Могу заверить вас, что мой друг добивался успеха в гораздо более сложных делах, — добавил я.

Фрейд продолжал медлить. Я понимал, что ему не хотелось признавать свое поражение, но содействие ему в самом деле было необходимо, и, кроме того, я подумал, что он понимает, какое это имеет значение для Холмса.

— Хорошо. Но только побыстрее. Препарат уже перестает действовать.

У Холмса восторженно блеснули глаза, но он тут же взял себя в руки, Фрейд склонился к плетеному креслу.

— Тут есть и другой человек, который хотел бы поговорить с вами, Нэнси. Вы можете говорить с ним так же спокойно, как со мной. Вы готовы? — Фрейд еще ниже склонился к ней. — Вы готовы?

— Д-да.

Фрейд кивнул Холмсу, который уже сидел на траве перед креслом и снизу вверх смотрел на девушку. Руки он держал на коленях, сцепив кончики пальцев, как делал каждый раз, выслушивая клиентов...

— Нэнси, расскажите мне, кто связывал вас по рукам и ногам, — сказал он. По мягкости и убедительности голоса он не уступал Фрейду. В мгновенном озарении я увидел, что он говорит тем же тоном, которым успокаивал взволнованных посетителей в нашей гостиной на Бейкер-стрит.

— Не знаю.

Только тут мы с доктором Фрейдом обратили внимание на красные полосы, опоясывающие кисти и лодыжки девушки.

— Они использовали кожаные ремни, не так ли?

— Да.

— И держали вас на чердаке?

--Что?

— В мансарде?

— Да.

— Сколько времени вы там провели?

—Я... Я...

Фрейд предостерегающе вскинул руку, и Холмс нетерпеливо кивнул.

— Хорошо, Нэнси. Забудьте этот вопрос. Скажите мне, как вам удалось бежать? Каким образом вы покинули мансарду?

— Я выбила окно.

— Ногой?

— Да.

Теперь я заметил и царапины на тыльной стороне ее ноги, прикрытые полой халата.

— А затем вы пустили в ход-осколки стекол, чтобы перерезать путы?

— Да.

— И спустились по водосточной трубе?

Очень осторожно он стал рассматривать ее руки. Теперь, когда Холмс обратил на них свое внимание, мы увидели обломанные ногти и следы ссадин на ладонях. С другой стороны, руки ее были исключительно красивой формы, с длинными изящными пальцами совершенной лепки.

— И вы упали, не так ли?

— Да.,. — В голосе ее появились сдерживаемые эмоции, и по подбородку потекли струйки крови из прикушенной губы.

— Взгляните, джентльмены, — встав, Холмс мягким движением отвел у нее со лба пышный рыжеватый локон. Волосы девушки были забраны назад, но один локон выбился, прикрывая багровый синяк на лбу.

Сделав шаг вперед, Фрейд дал понять Холмсу, что пора прекращать вопросы, что он и сделал, отступив и принявшись выколачивать свою трубку.

— А теперь спите, Нэнси. Засыпайте, —приказал Фрейд.

Она послушно закрыла глаза. 

— Что все это означает? — спросил Фрейд. Мы сидели в маленьком кафе в Сенсен Гассе, расположенном к северу от больницы, и попивали венский кофе, обсуждая положение женщины, называвшей себя Нэнси Слейтер фон Лейнсдорф.

— Это означает насилие, — тихо ответил Холмс. — Мы пока не знаем, насколько правдива ее история, но не подлежит сомнению, что эта женщина была связана по рукам и ногам и голодала, заключенная в комнате, окна которой выходили на другое здание на узкой улице, и что она сбежала из нее таким образом, как описывает его. Очень жаль, что в больнице ее помыли и сожгли одежду. Успей мы увидеть ее в подлинном виде, многое стало бы ясно.

Украдкой я бросил взгляд на Фрейда, надеясь, что он не воспримет реплику Холмса на свой счет. С одной стороны, детектив понимал, что женщина нуждалась в помощи, что она вымокла до нитки и о ней надо было позаботиться, но, с другой стороны, он автоматически рассматривал людей как комплекс проблем, и в такие минуты отношение к ним — особенно для тех, кто был незнаком с его методами, — как правило, удивляло.

Тем не менее доктор Фрейд продолжал придерживаться своей линии размышления.

— Подумать только, — пробормотал он, — что я был готов счесть ее психически больной... что не увидел...

— Вы видели, — прервал его Холмс, — но не обратили внимания. Главное — это умение видеть, и порой оно обретает решающее значение.

— Но кто же она? В самом ли деле она явилась из штата Род-Айленд, или же это часть ее фантазии?

— Теоретизировать при отсутствии фактов — кардинальная ошибка, — провозгласил Холмс. — Она неизбежно приводит к неправильному решению.

Пока Фрейд сидел, уставившись в свою чашку, Холмс стал раскуривать трубку. За последние два часа их позиции разительно изменились. До настоящего времени доктор был ментором и проводником, а теперь эту обязанность взял на себя Холмс — и она была куда более знакома ему, чем роль беспомощного пациента. Хотя выражение его лица продолжало оставаться невозмутимым, я догадывался, с каким удовольствием он вернулся к самому себе, а Фрейд, надо отдать ему должное, не отказывался играть роль его ученика.

— Так что же теперь делать? — спросил он. — Должны ли мы оповестить полицию?

— Она уже была в руках полиции, когда ее нашли, — чуть торопливее, чем обычно, ответил Холмс. — И если тогда они для нее ничего не сделали, почему они будут заниматься ею сейчас? И что мы им скажем? Пока нам известно о ней очень мало, явно недостаточно, чтобы начинать расследование. Во всяком случае, так обстояли бы дела в Лондоне, — сухо добавил он. — Кроме того, если тут в самом деле замешан кто-то из аристократических кругов, вряд ли они захотят влезать слишком глубоко.

— Так что вы предлагаете?

Холмс откинулся на спинку кресла и рассеянно уставился в потолок.

— Не возьметесь ли вы сами разобраться в загадке?

— Я? — Холмс очень искусно изобразил удивление, но предложенная ему задача была так близка к его образу жизни, что я слегка испугался, не переигрывает ли он. — Но ведь мое состояние...

— Ваше состояние отнюдь не лишило вас мозгов, — нетерпеливо прервал его Фрейд. — Кроме того, вы нуждаетесь в каких-то занятиях.

— Очень хорошо. — Резким движением Холмс принял прежнее положение, и было видно, что он прекратил игры. — Первым делом мы должны выяснить все, что удастся, о бароне фон Лейнсдорфе, кто он такой, когда и из-за чего умер и так далее. И, конечно же, была или нет у него жена, и если да, то какой национальности. Поскольку наша клиентка не в состоянии ответить на некоторые вопросы, мы должны подойти к делу с другого конца.

— Почему вы считаете, что чердак, на котором находилась женщина, выходил на другое здание на узкой улице? — спросил я.

— Это элементарно, мой дорогой друг. Кожные покровы нашей клиентки цветом напоминают бледное рыбье брюшко, но из ее собственных слов нам известно, что в ее тюрьме было окно, и потом достаточно большое, чтобы позволить ей сбежать. Вывод: хотя в комнате был оконный проем, какое-то препятствие не позволяло попадать в нее достаточному количеству солнечных лучей, в противном случае она, конечно же, не была бы столь бледна. И что, как не другое здание, могло быть таким препятствием? Рискну предположить, что оно было построено позже, чем то, в котором была заключена эта женщина, ибо архитекторы, как правило, не прорезают окна, выходящие на кирпичную стенку.

— Восхитительно! — воскликнул Фрейд, в которого, как я видел, слова Холмса и его спокойное убедительное поведение вселило надежды.