Как бы там ни было, рапорт пошел по назначению, и ничего изменить в нем не удастся.

Чевиот покрылся холодным потом — и не из-за свежего утреннего ветерка, — когда он подумал, что могло бы случиться с ним, если бы кто-то увидел, как он поднимает оружие и прячет его под лампой. К счастью, сказал он себе, никто этого не видел.

«Хоть немного отвлекись от своих мыслей! Смотри, куда ты идешь!»

Часы показывали четверть восьмого утра, и на Нью-Берлинггон-стрит еще горели уличные фонари. Из дымовых труб поднимались к низкому серому небу дымки, медленно оседая копотью на грязную мостовую. Но дома красного кирпича или белого камня выглядели аккуратными и чистыми. На парадных дверях почти каждого из домов красовалась начищенная медная пластинка с именем ее обитателя.

«Я совсем забыл, — подумал он, — что мы, конечно, в Уитли. А чтобы разобраться в топографии, нужна куча карт. И к тому же...»

Да. Когда он повернул направо по Нью-Берлингтон-стрит, оставив за спиной то, что называлось Сэвиль-стрит, и снова двинулся направо по Клиффорд-стрит, он увидел уличный указатель, который привел его к очередной медной табличке с именем коронера на ней.

Впереди простирался такой же ряд уличных светильников. Если он в самом деле занимает комнаты в Олбани, как упоминал полковник Роуэн, перед ним лежит самый короткий путь домой. Бурное оживление на Бонд-стрит захватило и понесло его с собой.

Большинство витрин освещалось желтыми газовыми светильниками. Чевиот миновал несколько дворников, пытавшихся густыми метлами разогнать грязь. В глаза ему бросился красный мундир почтальона. То и дело попадались бледные скорбные лица бедняков, у которых не было работы и которые не знали, чем себя занять. Они брели мимо него или стояли, тупо уставясь в витрины, заполненные китайскими тканями, золотыми украшениями и высокими шелковыми тюрбанами, — сообщения на французском языке называли их последним криком моды.

Спустившись по Бонд-стрит и Пикадилли, Чевиот прошел мимо огней гостиницы. Стеклянная дверь, на которой было написано: «Кофейня», напомнила ему о терзавшем его голоде.

Пока он медлил, владелец соседнего с гостиницей магазина — четкие буквы на вывеске гласили, что тут продается оружие и выполняются слесарные работы, — открывал свое заведение. Оружейник, человек в годах, с совершенно седой головой, подозрительно взглянул на него.

Чевиот торопливо отворил дверь кофейни.

Внутри его встретил густой ковер, рад ниш с дубовыми стенками, или, точнее, кабинок с деревянными столами, вытянувшимися вдоль стены. В настенном зеркале, укрепленном в дальнем конце кофейни, он увидел свое собственное отражение.

В зеркале над камином, висящем на стенке слева, краем глаза он заметил двух джентльменов, завтракавших в нише напротив и горячо спорящих о чем-то приглушенными голосами.

Оба они не снимали шляп за едой, и Чевиот поступил точно так же, когда, забравшись в кабинку радом с дверями, расположился там.

На столе лежала смятая и в пятнах газета. Рядом валялось несколько монеток, оставленных на чай, и стоял стаканчик с зубочистками. Развернув газету, он присмотрелся к дате.

Сегодня было 30 октября 1829 года.

Светильник в медном кольце бросал желтовато-голубые отсветы. В кофейне стояла тишина, если не считать тихого напряженного разговора двух мужчин в нише поодаль.

Один из них отчетливо сказал:

— Бросайте это гнилое местечко, сэр! Нужны реформы, сэр! Голоса всех домовладельцев в соответствии с единым планом.

— Только без вигов, сэр! — ответил второй. — С вашего разрешения, пусть нас виги оставят в покое!

Чевиоту отчаянно хотелось расспросить Флору. Но если даже не учитывать, что он не знает толком, где она живет, Флора может разгневаться или понять неправильно, если увидит его у себя дома в восемь утра.

Он был почему-то уверен, что Флора, пусть даже сама не понимая этого, знает тайну, как и почему он оказался в прошлом столетии.

Даже при этих шуточках, которые с ним откололо время, должны быть ответы на вопросы «как» и «почему». Он не мог просто так взять и провалиться в какую-то дыру, чтобы появиться в этом времени, Его предки были сквайрами в восточной части страны, в течение восьми или девяти поколений никто из них не жил в Лондоне.

Похоже, что все знали и принимали его. Леди Корк неизменно обращалась к нему как к «сыну Джорджа Чевиота». Но имя его отца было...

Каким оно было?

Чевиот не смог припомнить.

Он сидел, застыв на месте и держа в руках газету. Ну и идиотское положение!

В его памяти отлично сохранились все события прошедшей ночи. Он отчетливо, как текст лежащей перед ним газеты, видел страницы одного из учебников, которым он пользовался в Хендоне в полицейском колледже в старые времена, и раздел, посвященный заряжающемуся с дула оружию. Некоторые из студентов посмеивались над этим старьем, не утруждали себя учением и отчаянно списывали на экзаменах.

В воображении он мог представить себе лица отца и матери. Вот самая простая проверка: как была девичья фамилия его матери?

Она тоже исчезла у него из памяти.

— Да, сэр? — раздался голос рядом с ним.

Голос был ровен и спокоен, но прозвучал для него ударом грома. Чевиот поднял глаза на официанта, подпоясанного фартуком, который застыл в вопросительной позе.

— Да, сэр? — повторил он.

Чевиот заказал яйца всмятку, ветчину, тост и крепкий черный чай. Когда официант удалился, он вытер пот со лба.

Он пытался проникнуть памятью все дальше и глубже, словно погружаясь в глубокую воду. Неужели пройдут часы, дни или недели и вода забвения покроет его с головой?

Он закрыл глаза. В своей прежней жизни он жил (и отлично!) в квартире на Бейкер-стрит. По какому адресу, какой был у него номер квартиры? Он отчаянно напрягся, стараясь припомнить. Был ли он холостяком или был женат? Ради всего святого, он должен это вспомнить. Ну же! Он был...

— Джек, старина! Привет! — расслабленным голосом кто-то обратился к нему с сердечным приветствием.

Рядом с нишей, чуть покачиваясь, но определенно трезвый, стоял молодой Фредди Деббит.

— Подумать только, — сказал он и, кренясь, занял место по другую сторону стола, — подумать только, я нашел тебя здесь. Ты был завсегдатаем этого заведения, не так ли?

Кое-как напяленная меховая шапка Фредди сползла набок. Кнопка его носа покраснела, а круглое лицо отливало бледностью после ночной попойки. Воротничок, галстук и манжеты рубашки были мятыми и грязными.

Чевиот заставил себя расстаться с паническими мыслями.

— Где вы были, Фредди? — спросил он, не скрывая горечи в голосе. — Вы тоже... э-э-э... исчезли вместе с остальными?

Фредди постарался сглотнуть, словно в горле у него застряла порция жидкости, и не смог.

— Кое-кто из нас, — сказал он, — как вы знаете, направился к Кэрри. У нее появились новые девочки, то есть у Кэрри. Мне т-т-тоже досталась неплохая.

— Ясно. Я вижу.

Но Фредди старательно избегал взгляда своего собеседника.

— Хотя, — внезапно добавил он, — я хотел бы поговорить о прошлой ночи. Поэтому я здесь и оказался. Хотел видеть вас, чтоб мне провалиться.

— В связи с чем?

— Ну...

В эту секунду снова возник официант, поставив на стол поднос с заказом и ловко сервировав стол серебряным чайным прибором и неизменными сахарницей и молочницей.

— Позавтракаете, Фредди? — предложил Чевиот.

Юноша передернулся.

— Нет, благодарю. Хотя подождите! Пинту кларета и бисквит.

— Пинту кларета, сэр. Бисквит, сэр. Очень хорошо, сэр. — Официант снова испарился.

— Джек!

— Да?

— Прошлой ночью... — Фредди откашлялся. — Когда прошлой ночью вы сообщили, что Пег Ренфру мертва и попросили всех нас остаться для допроса, ваше сообщение, что вы офицер полиции, прозвучало для всех как пощечина...

— Фредди, я должен поблагодарить и вас, и леди Корк, и мисс Тремьян за те усилия, которые вы приложили, чтобы помочь мне. Но остальные? Они даже не дали себе труда отказаться отвечать на мои вопросы. Они вообще не обращали на меня внимания, покидая дом, словно я был какой-то мусор под ногами.