Колотуха выскочил из-за укрытия и крикнул:

— За мной! Бей гадов!

Пограничники бросились с криками «ура». Атака была стремительная и неожиданная.

— Бей их! — доносилось отовсюду.

— Вот именно!

— На всякий случай!

У каждого было свое любимое словцо, ругань или просто выкрики, которые придавали им какую-то солдатскую силу и уверенность, что так необходимы в бою. Гитлеровцы не выдержали и в беспорядке стали отступать, боясь окружения. Всюду лежали вражеские солдаты, скошенные пулями, осколками гранат. Андрей Стоколос наклонился и погладил холодеющего Каштана, вспомнив и того четвероногого друга, тоже Каштана, который погиб на Амуре от пули бандита.

Колотуха устало похвалил бойцов:

— Все молодцы! Видите, можно побеждать и малыми силами. Главное — момент.

Старшина был готов хвалить и хвалить своих бойцов, поднимавшихся в атаку, хотя и знал, что многие из них идут на верную смерть. Тяжелые то были минуты. Но и десятки врагов никогда больше не поднимутся. Какой-то час до прихода Красной Армии выигран. Он говорил, и говорил, и надеялся заполнить время, вытеснить тревогу и даже безнадежность, охватывающую бойцов. Враг же давил все сильнее, становилось ясно, что он неизмеримо превосходил их, а подкрепление все не подходило.

Андрей смотрел на убитых вражеских солдат: «Неужели несколько минут назад они думали, что должны убить нас?»

К нему подошел Колотуха с ребятами, подбиравшими трофейное оружие. Старшина снял планшет с убитого офицера и проверил, что в нем.

— Ты что такой хмурый? — спросил Колотуха Андрея.

— Да разве не видишь? — махнул рукой тот.

— Не падай духом! — подбодрил Максим. — Выше голову, дружище! У тебя фамилия какая! Стоколос! Не просто колос, а целая сотня — Стоколос! Значит, должно хватить силы и мужества на всех!

Колотуху слушали и удивлялись: человек изменился за несколько часов. Еще вчера он валял дурака, подначивал, ерничал, а сегодня все чувствовали его доброжелательность, рассудительность и доброту. Или проявилась его находчивость, которую еще вчера ребята называли хитростью? Сегодня они с ее помощью отбили врага.

Минуты шли, атака не повторялась.

— Старшина! А подкрепление действительно идет? — спросил Андрей.

— Обязательно. Сам помначштаба приведет.

— Снова ползут! — предупредил кто-то.

— Приготовились! — скомандовал Колотуха.

Это был тяжелый бой с превосходящим противником. Убили двух красноармейцев, ранили в руку Максима. Группа старшины еще так-сяк пыталась сдерживать противника, отбиваться, но становилось ясно, что задержать врага уже не сможет. Силы были неравны. Из кустов появился Москвитянин. Он передал приказ Тулина: «Все на заставу!»

— А где твое подкрепление? Помощь? — истерично закричал Живица. — Нам же здесь всем смерть! — Закрыв лицо руками, Живица зарыдал.

— Замолчи! Ты считаешь, нам легче, чем тебе? А лейтенанту Рябчикову? У него же тройня ребят. Захватят заставу, всем им крышка. А ты закатил истерику! Успокойся, — Оленев положил руку на плечо Терентия. — А еще сват! Мы еще вместе поедем к Наде.

Грязным кулаком Терентий вытер слезы, а потом снова заплакал. У каждого на сердце стало горько и жутко. Страшно стало и за детей.

— Замолчать! А то… — что было силы крикнул старшина, успокаивая всех и себя.

Шестерка пограничников отходила к заставе. Красноармейцы ползли, чувствуя всем телом землю, за которую так упорно сражались.

Застава боролась, хотя силы были трагически неравными. После очередного артиллерийского и минометного обстрелов наступила тишина. Готовилась новая и, может быть, последняя атака. Пауза тянулась недолго… Немецкие солдаты снова ринулись на штурм. Вопя и стреляя, они устремились к воротам. Тут-то, за несколько метров от них, и взорвались самодельные мины лейтенанта Рябчикова. Боевой напор в атаке угас. Но десятки солдат все же ворвались на территорию заставы и кинулись к складам. Со всех сторон их встретили пулеметные очереди и выстрелы винтовок. Взрывались гранаты и мины Рябчикова. Двор заставы через несколько минут покрылся телами фашистов.

Капитан Тулин крикнул:

— В атаку! Вперед!

Противник не ожидал контратаки пограничников, и солдаты побежали назад. Рослый офицер поднял пистолет и остановил бегущих. Но тут с флангов, совсем уж неожиданно для немцев, выскочили, поддерживая атаку Тулина, две группы пограничников — отделения лейтенанта Рябчикова и младшего сержанта Рубена. Если несколько минут назад враг был убежден, что быстро расправится с заставой, то сейчас, отступая, немецкие солдаты уже спасались сами.

Артур Рубен догонял немецкого лейтенанта, тот вобрал голову в плечи, ожидая удара штыка между лопаток.

— Хенде хох! Стой! Руки вверх! — выкрикнул Рубен.

Тяжело дыша, немецкий лейтенант остановился и поднял руки. Обернулся к Рубену и, хватая ртом воздух, выдохнул: «Иван… Хенде… х… х… хох!» Его лицо перекосила злобная усмешка. Сильный удар сбил Артура с ног, на него навалились один за другим четыре солдата, заломили руки и связали. Ярость душила Артура: «Как он позволил, не оглянулся, увлекся. Хотел взять в плен, и вот сам в плену». Артура тащили вперед, но для врага там был тыл.

Офицер самодовольно похлопал по трофейной винтовке, которую заприметил еще раньше в блокгаузе:

— Аллес ин орднунг!

Рубен понял, что тот сказал: рядом с их хутором в Латвии было поселение немцев.

Он чувствовал терпкий запах пыли, соленость крови. Казалось, ведут его уже целую вечность, хотя и прошли-то всего несколько сот шагов. Да и не прошел он, а протащили солдаты его по этой земле. Артур сопротивлялся, они били его, подталкивали.

Кусты раздвинулись, и неожиданно из-за них выскочил Москвитянин. В руках он держал винтовку со штыком. С ходу он бросился на немцев. Один из них тут же рухнул, насквозь прошитый штыком, второй осел с проломленным черепом, третий пустился наутек, а четвертый успел поднять карабин. Прозвучало одновременно два выстрела. Усталость, плен, позор, смерть — все то, о чем думал минуту назад Артур, отошло на второй план. Он спружинил и бросил свое тело на офицера, нанеся ему мощный удар ногой в живот. Тот рухнул, как мешок. Артур напряг все мышцы, освобождаясь от веревок. Оглянулся, увидел Москвитянина, лежащего ничком на земле. Артур прикоснулся к лицу друга — тот не шевелился. Вот и не стало товарища. «Как же это? Это же несправедливо! Он же спас мне жизнь!» — растерянно и в отчаянии думал Рубен.

Мысль о том, что офицер придет в себя, отползет в кусты, не приходила ему в голову. До этого мгновения Артур действовал почти бессознательно, хотя и молниеносно. Все помыслы, каждая клетка мозга его были направлены на одно: как вырваться, ослабить веревки. И вот сейчас, когда он освободился, все в нем как-то расслабилось. В таком положении до беды был один шаг. Нужно было время, чтобы взять себя в руки, но ему это не удавалось: ведь воевал он всего несколько часов.

Артур по-детски навзрыд плакал над убитым товарищем. Судьба его спасла и на этот раз. Лейтенант Рябчиков уже отходил назад и обезоружил поднимающегося офицера.

— Артур! Голубчик! Дорога каждая секунда. Бери Москвитянина, а я поведу офицера.

Артур взял на руки Москвитянина, из груди которого сочилась кровь.

С пограничных застав в штаб отряда, а оттуда в округ приходили все более тревожные сообщения о вступлении в действие крупных сил фашистских войск. Связь то и дело нарушалась. Телефонные кабели разрывались снарядами и минами. Под линейным бешеным пулеметным огнем приходилось то и дело соединять провода, ликвидировать повреждения. И только с одной заставы передавали по рации в штаб отряда сообщения непосредственно с пограничного участка: «Всем командирам приграничных участков соединить наряды в один кулак. Все на заставу!»

«Все на заставу!» — такое боевое распоряжение было передано всеми способами связи еще в 4 часа 15 минут из штаба отряда. Централизованное управление боем уже исключалось. И не только потому, что ненадежной была телефонная связь, что использование конных связных и мотопосыльных требовало много времени на доставку распоряжений. Централизация в управлении боевыми действиями была нецелесообразной, потому что она обязывала «ждать команды» сверху, а обстоятельства требовали решительных действий. Дорога была каждая секунда.