Настала тишина. Присмирела даже тайга. «А Ивана пыль покрыла…» Вот так и их жизнь на Украине уже покрыта пылью, а завтра их ждет новый день на новых берегах, далеких от земли дедов.
Утомленные дорогой, добрались они до Астраханска, куда еще в навигацию 1886 года из Благовещенска по Амуру и Уссури прибыли первые полсотни семей из Астраханской и Воронежской губерний. Здесь они и основали два села — Астраханку на берегу озера Ханка и Никольское на Уссури, из которого потом вырос город, таежная столица — Никольск-Уссурийский.
Село встретило очередных переселенцев неприветливо.
Старожилы давно освоились здесь и из обыкновенных селян превратились в хозяев. А психология собственников всюду одинакова — все, что было в них человеческого, отступало, пряталось в глубине души, а на поверхность выползала жажда к накопительству, желание, чтобы на них работали другие. Этими другими и были новые переселенцы. Вот и пришлось в это первое лето всему семейству Шаблия работать на чужих.
До осени Шаблии построили хату, собрали первый урожай гречихи, засеянной в июне. Это был настоящий праздник. Гречиха уродила на славу. Озеро Ханка кишело рыбой, и жить можно было. Только не так, как предполагали, переселяясь сюда, Шаблии. Лучшие земли уже были заняты первыми переселенцами, из которых выделились кулаки. Свободной, пригодной для возделывания земли было мало, и Шаблии решили стать ремонтными рабочими на железной дороге. Семья переехала на станцию Пограничную. В ту пору здесь прокладывалась Восточно-Китайская железная дорога, и работы хватало. Так вместе и работали — четыре сына и отец.
В 1903 году на станции Пограничная в семье Шаблиев родился пятый сын — Семен. Вскоре они переехали в Белую Церковь, небольшое село из сорока хат над речкой, и построились на его окраине. Как и раньше, на работу ходили на железную дорогу: поблизости была станция Свиягино. В дальневосточной Белой Церкви и прошли детство и юность Семена Шаблия. Там он пас коров, коней, учился в приходской школе, ходил с отцовским дробовиком в тайгу, увлекался книгами, особенно о путешественниках, похожих почему-то в его представлении на Шаблиев, которые отважились на путешествие из далекой Белой Церкви, что на Украине, в это маленькое село среди Уссурийской тайги.
«Как далеко то детство!..» Семен Шаблий прислонился лбом к холодному иллюминатору.
— Идем на посадку, товарищ полковник! — доложил пилот.
В Наркомате внутренних дел, как и всегда в субботний день, работа заканчивалась раньше. Все спешили на отдых, готовились к выезду за город, на Днепр, Десну, в лес. Кое-кто выезжал на дачу, в село, где можно заночевать на свежем воздухе и, как говорили в учреждениях, «выспаться за всю неделю». Каждый старался провести выходной день так, чтобы как можно лучше отдохнуть и в понедельник начать работу со свежими силами.
Как раз в пору разговоров о наступающем выходном и прибыл с аэродрома полковник Шаблий. Но не о воскресном отдыхе думал он. Шаблий был ответственный еще и за отряды местной противовоздушной обороны в Киеве. Он сказал сотрудникам, что завтра намерен поднять по тревоге бойцов противовоздушной обороны.
— А если перенести учения на 29 июня? Завтра же играют «Динамо» — ЦДКА! — посоветовал один из подчиненных, футбольный болельщик. — Матч сезона, Семен Кондратьевич!.. Неужели так тревожно на границе?
В это мгновение зазвонил телефон, и полковник Шаблий сказал:
— Я вызвал несколько пограничных комендатур. Сейчас узнаем… — Он взял телефонную трубку. — Из комендатуры Пряжева? Докладывайте, товарищ капитан… Гм… Какая наглость!.. Договорились о встрече с немецкими пограничниками? Что ж! Встречайтесь и выразите им решительный протест. О результатах разговора сообщите! — Семен Кондратьевич положил телефонную трубку. — Пойманы лазутчики с радиостанцией. О каком покое на границе речь? — задумчиво промолвил он. — Вам же всем желаю хорошего отдыха.
— Спасибо. Без лещей не вернемся!
Шаблий позвонил жене:
— Поля! Я задержусь. Надо!
Вместо слов Шаблий услышал тяжелый вздох. Полина знала это короткое слово «надо», по которому, как по закону, они жили с тех пор, как встретились.
— Хорошо, Сеня! Я буду ждать.
Шаблий погрустнел, услышав внешне спокойный голос жены.
— Спасибо тебе, — привычной фразой сказал он. — За то, что ты такая…
Он наклонился над схемами, списками командиров групп местной противовоздушной обороны. Потом, вроде что-то вспомнив, позвонил в Центральный Комитет КП(б) Украины.
— Уже вернулись? — спросил секретарь ЦК. — Какие новости?
— Разрешите изложить план учения отрядов МПВО.
— Учение не помешает. Порох нужно держать сухим. А какое настроение у пограничников?
— Уже дней десять, как на заставах повышенная боеготовность. Бойцы знают, что делается на той стороне границы.
— Вы думаете… — секретарь ЦК умышленно не закончил фразу.
— Только что позвонили с Волыни. Комендатура капитана Пряжева задержала двух лазутчиков с радиостанцией.
— Вот нахалы! Лезут и лезут!
— Наш капитан встретится с немецкими пограничниками, — продолжал Шаблий. — Пусть немцы объяснят свое поведение.
— Я здесь еще посижу. Работы хватит до полуночи, — сказал секретарь ЦК. — Ваш рассказ встревожил меня.
— На западной границе тревожно уже несколько месяцев. А сейчас особенно. Я буду вас информировать.
— Договорились.
«Спокойнее нужно относиться к событиям на границе…» — вспомнились слова одного работника наркомата, рыбака и болельщика футбола. Телефонный звонок снова встревожил Шаблия. Говорил капитан Пряжев:
— Как и договорились, нас встретил немецкий офицер с тремя солдатами. Я выразил протест, а офицер через переводчика сказал, что факты еще нужно проверить и расследовать.
— Они всегда так говорят.
— Я ответил офицеру, что мы можем как доказательство привести им лазутчиков с радиостанцией. Тогда офицер засмеялся и сказал: «Здесь, наверно, произошло досадное недоразумение». А потом посмотрел на небо и добавил, что ночью будет хорошая погода. Я ответил, что погода тихая, теплая. Козырнули друг другу и разошлись. Очень уж веселое настроение было у немецкого обер-лейтенанта!
— А у вас какое настроение?
— Тоже ничего… На четвертой заставе вечер художественной самодеятельности. Пели новую песню. Объединенный хор — пограничники и сельская молодежь.
«Это же на заставе Тулина тоже вечер отдыха, — подумал Шаблий. — А в Перемышле сегодня собрание, на которое приехали из Львова жены командиров…»
Снова звонок нарушил тишину.
— Может, это и не заслуживает внимания, — сказали по телефону. — Только что наряд сообщил… На той стороне Сана бабуся вела корову. Увидев наших пограничников, крикнула: «Хлопцы! Сынки мои! Берегитесь! Германец уже наводит мост на ваш берег!..»
— В нашей службе не может быть мелочей, — напомнил Шаблий.
— Я отдал приказ проверить, не провокация ли это, — ответил лейтенант, дежурный по заставе.
«Провокация»! Уже в печенках сидит это слово, что не сходит с языка ни у сотрудников наркомата, ни у пограничников…» — подумал полковник, снова склонившись над большой картой-планом Киева, на которой были обозначены штабы и пункты МПВО, а маленькими значками — зенитные батареи, прожекторные установки.
Снова раздался звонок.
— Что там за перебежчик?
— Солдат немецкой пехотной дивизии. Он родом из города Кольверк. До армии работал на мебельной фабрике. Он сказал, что считает своим интернациональным долгом сообщить советским властям следующее: «Немецкая армия получила приказ Гитлера в три часа начать войну против Советского Союза…»
— В три часа? — с тревогой переспросил Шаблий.
— По среднеевропейскому времени.
— Немедленно отправьте перебежчика в Киев. Усильте бдительность!
О подготовке немцев к войне, о продвижении новых дивизий к западной границе уже на протяжении двух-трех месяцев говорило немало фактов. Но в этот вечер информация была просто угрожающей. Шаблию показалось, что обер-лейтенант, который вел переговоры с капитаном Пряжевым, посмеивался и хвалил погоду неспроста. Хорошая погода нужна немцам, их артиллерии, авиации. Бабуся с того берега Сана, рискуя жизнью, крикнула пограничникам, чтобы те остерегались, потому как немцы готовят переправу. Что бабуся смыслит в провокациях? То был крик души. То было предупреждение о беде, которая ожидает тех хлопцев, которые стояли в наряде. Да еще эти сообщения немецкого перебежчика. До сих пор ни одна информация не определяла времени предполагаемого нападения немецко-фашистской армии. Об этом первый рассказал перебежчик. Три часа ночи. Это по среднеевропейскому времени. По московскому времени — это будет четыре часа утра 22 июня. До начала нападения, как утверждает перебежчик, осталось еще семь часов. Как раз начнет рассветать, и людям в такую пору хорошо спится…