— Давай бросим это дело временно, «Д». Съездим куда-нибудь. Мы смогли бы поехать в Джорджию навестить твою матушку и в Новый Орлеан к твоему отцу. Покатались бы на лодке по реке, повеселились. Веселья у нас мало, «Д». Генри присмотрит за делами, а то вообще можем пустить их на самотек. Можем начать снова по возвращении здесь или где-нибудь еще. Нью-Йорк потерял свой блеск, «Д». Это безобразный и неприглядный город, где живут несчастные люди. Следует прощупать ситуацию в Сан-Диего. Тебе этот город понравился, когда ты лежал там в больнице. Ты сказал, что он прелестный. Этой красоты не хватает Нью-Йорку.

«Невозмутимый Д» бросил еще один шарик и попал в ободок стакана.

— Знаешь, Генри как-то сказал (он, как обычно, флиртовал со мной), что единственное, о чем он сожалеет, так это о том, что он никогда не трахал черненькую. Он не так выразился — со мной он ведет себя по-джентльменски. Он сказал «не любил черную женщину». Я знаю, что ты чувствуешь то же самое — тебе хочется белой девочки.

Сейчас я собираюсь спуститься на эспланаду. Поеду в северную часть города или даже на север штата, как придется. Завтра, послезавтра я решу — поеду ли я на юг до конца лета или куда-нибудь еще. Ты тоже решай, а когда решишь — дай мне знать. Но не приезжай ко мне, пока не решишь окончательно, слышишь?

Шираз ушла.

«Невозмутимый Д» вытер нож тем, что осталось от салфетки, и согнул его в вопросительный знак.

Бомж залез в коробку как можно дальше. Слишком многие разыскивали его в последнее время, а ведь он мог вернуться в Купертино, штат Калифорния, и его фамилия украшала бы почтовый ящик и телефонную книгу. Он был бы опять с женой, детьми — четверо их было или трое? Бассейн, теннисный корт, «мазда» (его), «вольво» (жены), всепроходимые велосипеды БМХ (детей), малая Лига, младшие скауты, неспешная жизнь, свободное время, почетное звание «Служащий года» на… на… Где он раньше работал? Он почти что, когда появилась та женщина, которая выглядела не совсем как полицейский, но что-то говорило об этом, он почти что… почти что… Почти что?

Он почти что забыл свое имя. Он был уверен, что она спросит, как его зовут, особенно после того, как он дал ей…

Солнцезащитные очки.

Но она не спросила имени.

Или спросила?

Он выкурил последние сигареты…

«Мальборо».

Он выкурил последние сигареты «Мальборо», которые она ему дала, хотя это было не так давно, это было…

Он сохранил несколько окурков и нашел одну целую, нетронутую, неначатую сигарету «Уинстон» недалеко от того места, где он нашел…

Солнцезащитные очки.

«Уинстон» на вкус такие же хорошие, как… Как…

У него был кусок пиццы и яблоко, которые он подобрал на Корейском рынке. У него было тридцать долларов, которые ему дала женщина, выглядевшая не совсем как полицейский, но что-то говорило ему об этом, доллары, которые он непременно хотел сохранить до следующей зимы. Он был богатым. Он ни в ком не нуждался. Почему его все разыскивали?

Нет, не все. Только человек-аллигатор.

Его ребята — а их было трое: Эми, Кэвин, Дэвид, — когда им было два или три годика, пели песенку о человеке-аллигаторе. Нет, не о нем. О пироге из аллигатора.

Он был одет как хиппи, этот человек-аллигатор.

Темно-синяя аллигаторская рубашка, желтовато-коричневые широкие брюки с жакетом, хлопчатобумажный ремень, синие носки, коричневые мокасины. Никто так теперь не одевался. Ну, может, несколько человек в… в… Несколько человек в местах, где он когда-то работал, так одевались… Те, кто ходил в детстве в подготовительную школу и колледж Айви Лиг, чьих жен звали Пидж и Маффи, а детям давали имена: Картер, Мейтленд и…

Через руку у него было перекинуто спортивного покроя пальто. «Коксакер». Нет, нет, нет. «Сир-сакер».

«Виджанс».

Там кто-то. Стучит. В мою дверь.

— Ты?

Человек. Стучит. В мою дверь.

— Ты там, Ю?

Ты-там-ю. Ты-там-ю. Ты-там-ю.

Хью. Он говорит: «Хью. Ты там, Хью».

Ты.

Я?

— Хью? Это Майк.

Майка-гайка. Майка-гайка.

— Хью, это Майк, я вернулся, только что вернулся из Филадельфии, я там шваброй орудовал на Хьюстон-стрит. Один парень в Купе-де-Виль дал мне «Энди Джексона», и я решил поехать в Филадельфию поискать работу. Я купил себе хот-дог и апельсиновый напиток, сел в фирменный поезд «Амтрак». Я поехал в Филадельфию, там тоже работы нет. Я вернулся, и вот я здесь. Тут один парень спрашивал, Хью, тебя. Тебя не было, ты где-то шваброй орудовал. Я ему ничего не сказал. Я вычислил, что он был, ну ты знаешь, от твоей жены, было похоже на то, может быть, не знаю, это был следователь по страхованию или что-то в этом роде.

А может, коп? Он не был похож на копа, может, на кого-то, кто не совсем коп, но почти как коп, как та женщина, которой он отдал солнцезащитные очки? Она тоже выглядела не как полицейский, но почти как полицейский.

— Хью?

Он был левшой, человек-аллигатор. Он носил часы на правой руке и нес пальто спортивного пошива на правой руке, а левой рукой он снял солнцезащитные очки и поднял их на макушку. Откуда тебе известно, Хью, что часы у него были на правой руке, если через нее было переброшено пальто спортивного покроя? Потому что он приподнял его левой рукой, чтобы узнать время.

Как же ты заметил, Хью?

Я все примечаю. Во Вьетнаме я служил в…

В разведке?

Точно.

— Хью? Хью, это я, Майк. Я знаю, что ты там, Хью. Я тебя за версту чую. Ха-ха. Ты дурачишься, Хью. Но я знаю, что ты там… Хью, что мне сказать тому парню, если он снова появится и будет тебя искать?

Скажи ему, что я знаю — он носит пистолет в кобуре на левой лодыжке. Скажи ему — я знаю, что он носит контактные линзы. Скажи ему — я знаю, что он левша.

Кобура на левой лодыжке? Откуда тебе известно? Ты что, видел ее, или как?

Было ветрено. От ветра брюки обтянули ноги и я увидел очертания кобуры.

Боже мой. А ты, Хью, наблюдательный, да, Хью? Контактные линзы? Да как, черт возьми, ты мог узнать, что он пользовался контактными линзами?

Как я тебе уже сказал, было ветрено. Ему что-то попало в глаз, под линзы. Он стал лицом к зданию, чтобы укрыться от ветра, снял линзы и вытащил что-то, что ему попало в глаз, а потом поставил линзы на место.

А мне показалось, что ты упоминал солнцезащитные очки, Хью.

Солнцезащитные очки. Он надвинул их на макушку до того, как ему занесло ветром что-то в глаз.

— Хью, ну, я пошел. Пойду опять на Хьюстон-стрит поработаю шваброй. Ты не хочешь прийти ко мне? Нет? Ну, ладно, может, я тогда сегодня вечерком сам загляну к тебе.

Он тоже вернется — человек-аллигатор. Вечером. Может, не сегодня вечером, но в один из ближайших. Он знает, что я его видел. И он знает, что я его видел еще раз, когда он ходил в ресторан с женщиной, блондинкой, только прическа у нее была высокая и шляпка на ней была из тех, что носят тореадоры. Нет. Не тореадоры.

Гаучо.

Прическа у нее была высокая и шляпка надета как у гаучо, и вот — она уже совсем другая, потому что она была тем типом женщины, которую когда видишь первый раз — она выглядит так. В следующий раз ее встречаешь — она совсем другая, или ты сам изменился… Женщина как день, — так он сказал той женщине, которая выглядела не совсем как полицейский, но почти. Даже два дня никогда не бывают одинаковыми. Такие женщины, как та, никогда не выглядят одинаково.

Да ты в своем роде поэт, Хью?