Похоже на то, что с ней будет трудно сладить, — так сказала женщина, которая выглядела не совсем как полицейский, но почти. Очень трудно сладить. Он знал об этом. Его жена была именно из этой породы женщин.

Он вернется ночью, потому что он знает — я видел его в тот раз, когда он ходил в ресторан с женщиной, блондинкой, с высокой прической и шляпой гаучо. Блондинка, застрелившая того парня, про которого спрашивала женщина, выглядевшая не совсем как полицейский, но почти. Тот парень выглядел тоже как полицейский, почти как полицейский, если бы он не был слишком…

Слишком что, Хью?..

— Мисс Сейнт Майкл?

— Да.

— Извините, что я вас разбудила. Мы начинаем снижаться. Не будете так любезны поднять спинку кресла вертикально?

— Да, конечно. Я не спала. Не беспокойтесь.

— Позволите забрать вашу кофейную чашечку?

— Будьте любезны.

— Надеюсь, что полет был приятным.

— Несомненно.

Первый класс, для очень важных персон, прекрасное вино, свежесмолотый кофе, нежное филе, фильм с участием Джека Николсона, пуховая подушка, плед. Из иллюминатора открывался вид на сумеречный Лос-Анджелес, простиравшийся, как усыпанная блестками шаль. Разве это не приятно? Разве не заработала она всего этого? Восемь изнуряющих недель подготовки, переподготовки и перепереподготовки, по истечении которых она стала дипломированной обманщицей, хотя не настолько искусной, чтобы скрыть своего первоначального назначения от дочери. Ей достаточно было лишь спросить, куда направляют мать.

— Значит, в Калифорнию? — спросила Кэрри.

— Забудь, что я тебе это говорила. Позвоню при возможности, но не знаю, когда она появится.

— Ты как папа.

— Как папа…

— Папу убили.

— Я буду осторожной.

— Ты этим делом будешь и дальше заниматься? Я хочу сказать, после того, как найдешь мужчину, убившего нашего папу?

Сюзан почти проговорилась, что это была женщина, а не мужчина.

— Мне нужно платить за аренду.

— А ты не могла бы платить за аренду, работая в Отделе исследований?

Трогательная забота.

— Дело не только в этом, Кэрри: просто работать в Отделе исследований — это просто работать там и ничего более. В стране идет война и плохие ребята могут одержать верх. Ты должна понять, что мое участие в этой войне необходимо.

— Тихое помешательство, — сказала Кэрри. — Папа повторял постоянно, что люди находятся всю жизнь в состоянии тихого помешательства…

Это сказал не папа. Тору это сказал.

— … и они всегда находят способ завестись или учатся быть безразличными и становятся такими. Поэтому есть ли в этом разница на самом деле?

— Папа говорил, что в этом нет никакой разницы?

— Нет, но…

— Он проводил между этим грань. Он ничего не мог поделать с теми, кто хочет завестись или отключиться от всего, но он делал все возможное, чтобы у тех, кто хотел их эксплуатировать, ничего не получилось.

Боже, что за бред. И все же это была чистая правда. Как правда могла стать поразительно недосказанной?

— Теперь ты не сможешь говорить о своей работе так же, как и папа. Тебя огорчало, что он никогда не говорил о работе.

— А тебя?

— Не знаю. Наверное.

— Работа папы смущала тебя в кругу твоих друзей?

— Немного. Я хочу сказать, что они не то, чтобы наркоманы там или что-нибудь еще, но…

— Но они с подозрением относятся к представителям власти.

— Да.

— А ты?

— Не знаю. Наверно, да.

— Нет ничего плохого в здоровом скептицизме, Кэр, если он основывается на хорошей информации.

— Как это понять?

— Это значит, что недостаточно видеть ценник на вещи. Следует знать ее подлинную цену, — кто-то, Оскар Уайльд, что ли, сказал это.

— Дедушка говорил, что твоя подготовка прошла намного быстрее, чем это ожидалось.

— Основная подготовка прошла раньше. Сейчас я проходила переподготовку.

— Он гордится тобой.

— Да. Думаю, что гордится.

— Он сказал, что ты убьешь этого сукина сына. Мне он этого не говорил, — грубых выражений он при мне не употребляет, — он сказал так по телефону одному из своих друзей.

— Надеюсь, что мне не придется никого убивать.

— Но у тебя же есть пистолет?

— Да, пистолет у меня есть.

— Папа всегда говорил, что проблема с оружием заключается в том, что люди, его имеющие, хотят не просто обладать им, но и употреблять его в дело.

— Он имел в виду тех, кто не проходил специальную подготовку.

— А если ты найдешь убийцу папы, ты его убьешь?

— Ты ведь часто смотришь телевизор, Кэр. Я зачитаю ему его права. — После того, как выцарапаю ей глаза.

— Ты могла бы сказать, что была вынуждена застрелить его потому, что он пытался убить тебя. Кто узнал бы?

— Ты бы так сделала?

— Не знаю. Может быть.

— Не осуждай меня, если я так не поступлю, Кэр.

— Ты бывала в Калифорнии?

— Забудь, что я тебе это говорила.

— Я забыла, а ты?

А она вдруг вернулась назад в те годы. Сюзан была тогда худой и бледной девочкой, ошеломленной ярким солнцем и теплом, от которого она ослабила контроль над собой.

— Да.

— Почему же ты тогда задумалась?

Потому что это было той частью памяти, которая просто так не стиралась.

— Это было очень давно.

— Это было во время отпуска?

Что-то вроде паломничества.

— Нет.

— Мам?

— Что?

— Ты туда с дружком ездила, так?

— Да, с другом.

— С дружком. Ты с ним встречалась до того, как познакомилась с папой?

— Да.

— Он был красивый?

Красивый? Ей даже и в голову не приходило употребить это слово. Оно не подходило к человеку в инвалидной коляске.

— Да.

— Как его звали?

— Джо.

— А фамилия?

— Кук. Джо Кук. Это был парень, которого я знала по колледжу. Он в нем учился. Он околачивался около кампуса, и я с ним как бы гуляла.

— Что ты имеешь в виду под «как бы»? — хихикнула Кэрри.

— Он был в инвалидной коляске.

— А-а-а.

— Его ранили во Вьетнаме, и я совсем не хочу больше о нем говорить.

— Ясно, — ответила Кэрри.

— Ну, вот и хорошо.

Через некоторое время Кэрри снова задала вопрос:

— Как ты с ним познакомилась?

Он сбил ее с ног. В самом буквальном смысле. Быстро перемещаясь из-за угла одной аудитории к другой, он задел ее, и она оказалась у него в объятиях.

Было совсем не больно.

— Домой, Джеймс, — сказала она.

— Меня зовут Джо. А где твой дом?

— Я пошутила, Джо. Отпусти меня.

— У меня есть машина; если ты живешь не в кампусе, то я тебя подвезу.

— Дай мне встать на ноги.

— Не могу. Мы слишком быстро едем.

— Тогда остановись.

— Никогда не останавливайся, если начал что-то делать, — таков мой девиз.

— «Я — засранец» — таким должен быть твой девиз.

Он засмеялся:

— Ты на чем специализируешься?

— История Америки. Отпусти.

— Ты не шутишь? А ты слышала об А-Шо-Вэлей?

— А ты слышал о похищении Линдербергера?

Он опять расхохотался:

— Давай подсчитаем. Ты слышала о Вэлей-Фордж, Сан-Хуан-Хил, Белью-Вуд и…

— И Гвадалканале, — мой отец был там.

Коляска уже остановилась, но она не вставала с его коленей.

— Вот видишь, ты знаешь эти места теоретически и можешь вспомнить другие, если подумаешь. Но вот события в А-Шо-Вэлей произошли несколько секунд назад в историческом масштабе времени, а ты никогда об этом месте не слышала.

— Я не говорила, что не слышала о нем. Просто я…

— … не знаю, что за ним скрывается.

— Да. То есть нет. Не знаю.

— Сюзан Жентмихалий, — он прочитал ее имя на титульном листе тетради. — Оно так произносится?

— Близко к этому. Джо по фамилии?..

— Кук.

— Что произошло там, в А-Шо-Вэлей?

— Ты пообедаешь со мной? Сегодня вечером, завтра, когда угодно. Лучше у меня, и не потому, что у меня тебя проще соблазнить, а потому, что там мне легче приготовить еду. С рестораном сложнее — надо подниматься по ступенькам, заезжать в кабинку, приспосабливаться у стола и все такое прочее. Я приготовлю великолепную говядину в горшочке. Если ты не ешь говядину, то я приготовлю великолепного цыпленка. Я умею готовить великолепную рыбу, великолепные спагетти, великолепный салат. Все, что у меня находится ниже пояса, омертвело. Все. Но если глухие люди лучше видят, а слепые лучше слышат, то у меня есть органы, которые меня заводят. Мои уши, если поверишь. Я даже могу до тебя дотронуться и… так далее. Я просто отвечаю на твои вопросы, которые ты наверняка сейчас молча задаешь себе.