– Да, Джамиля не соврала, эта олеандровая роща великолепна! Прекрасна…

Поляна манила отдохнуть хоть несколько мгновений, присесть и полюбоваться красотами. Но Зульфия вовсе не устала. Наоборот, она чувствовала необыкновенный прилив сил. Словно с каждым шагом, который отдалял ее от дома, она обретала бо́льшую свободу, оставляя за спиной печаль и обиды…

Тропинка сама ложилась под ноги. Вот подъем стал менее крутым, а потом и вовсе прекратился. Теперь у ног Зульфии была ровная площадка, а прямо перед ней высилась серая скала.

– О Аллах милосердный! Наверное, болтушка Фериде все-таки что-то напутала. Или напутала ее подружка Джамиля… Или подружка Джамили. Не может такая громадина быть дверью, пусть даже и дверью в пещеру! Ведь она же вросла в землю уже, должно быть, тысячелетия назад…

Зульфия начала обходить площадку перед скалой, чтобы убедиться в своей правоте. Но убедилась она в правоте рассказа своей подружки – ибо по левую руку, внизу, почти у самой травы, она и в самом деле увидела знак девы-охранительницы. Две сложенные ладони словно собирали вместе солнечный свет, который щедро лился на скалы. Значит, и все остальное в болтовне Фериде было правдой…

– Ну что ж, тогда проверим! О Аллах милосердный, помоги мне!

Али-Баба и тот трусился от страха, хотя был мужчиной, и не самым тщедушным слабаком. Что же тогда говорить о женщине!.. Но Зульфия собрала всю свою волю и твердым голосом произнесла:

– Сим-сим, по велению сердца, откройся!

И серая скала, такая надежная, такая вросшая в землю, бесшумно скользнула в сторону, послушно открывая путь в пещеру… О нет, Зульфия самой пещеры еще не видела. Но она смело шагнула в открывшийся черный провал и почувствовала за спиной ток воздуха – послушная «дверь» закрылась так же бесшумно, как и распахнулась перед словами заклинания-ключа.

– О Аллах милосердный! – прошептала Зульфия и с удивлением добавила: – Но здесь вовсе не темно…

Девушка подняла голову и увидела, что коридор, по которому она шла, был на самом деле расселиной – ясное небо голубело, наливаясь светом солнца. Упрямые кусты цеплялись за скалы, закрывая от любопытных глаз узкую дорожку между двумя прижимающимися друг к другу скалами и создавая прозрачно-зеленую завесу.

– Воистину дела твои, о повелитель всех правоверных, столь же необыкновенны, сколь и недоступны пониманию простого смертного! Сколько же еще чудес хранит этот удивительный сим-сим…

Зульфия по привычке проговорила последние слова вслух. И эхо, или, быть может, невидимый страж этих мест, повторило вслед за ней «…сим-сим…».

– Но почему же все-таки «сим-сим»? Почему не арбуз? Почему не изюм? Почему сим-сим?..

И сейчас эхо промолчало. Настроение Зульфии с каждым шагом становилось все лучше. И потому, не услышав никакого ответа от эха, она рассмеялась и пробормотала:

– Эхо пожало плечами…

Горный дух, совсем еще малыш, который и в самом деле охранял эту расселину от посторонних глаз, улыбнулся.

«Как все же смелы эти женщины! Ведь ни одна из них даже не вздрогнула, когда я стал повторять ее слова… Как же рыдали от страха мужчины, пока не привыкли к такому…»

Расселина перешла в узкий и высокий коридор, пробитый крошечным ручейком в толще гор за бесчисленные тысячелетия. Но и коридор не был темен, как того опасалась Зульфия (ибо больше всего на свете она боялась именно темноты). Масляные светильники горели в нишах, освещая путь в глубине горы.

– Да здесь уютнее, чем у некоторых моих подружек дома! – пробормотала Зульфия.

Не успела она произнести последние слова, как пространство перед ней распахнулось. Щедро освещенная факелами, пещера раскинулась во всей своей красе. О, она была необыкновенно велика, но не пугала, а, наоборот, согревала, утешала…

Пол пещеры устилали ковры, у стен громоздились сундуки, ящики, корзины. Но во всем чувствовалась женская, хозяйская рука, которая навела порядок, сделала уютными уголки пещеры, расставила кувшины и блюда, разложила свитки и безделушки… Словом, так умеют устраиваться лишь женщины, в считанные минуты превращая пространство вокруг себя в уютное обжитое гнездышко.

– Я не удивлюсь, – уже совсем тихо, едва слышно, произнесла Зульфия, – узнав, что эта пещера обитаема. Здесь можно спрятаться от мира на долгие годы…

– И долгие годы лелеять в себе жажду мести?

Сильный и решительный женский голос прервал размышления Зульфии. Она подняла глаза от роскошных ковров и увидела прямо перед собой необыкновенную красавицу.

(Заметим, что Зульфия считала себя очень привлекательной… Даже куда более привлекательной, чем большинство женщин. И потому было превеликим чудом, что она смогла назвать другую женщину красавицей, ни капли не кривя душой.)

Неизвестная женщина была прекрасно сложена, невысока, грациозна. А черты ее лица выдавали решительный, почти мужской характер. Но при этом Зульфия чувствовала себя так, словно на минуту бросила взгляд в драгоценное зеркало. О да, незнакомка была чем-то похожа на нее.

«О Аллах милосердный… Да она больше похожа на меня, чем моя родная сестра!»

Будто прочитав мысли Зульфии, незнакомая женщина улыбнулась и заметила:

– Да, сестра, мы похожи. Так бывают похожи между собой слезинки, пролитые из-за глупой или несчастной любви…

Зульфия ответила прямым взглядом на взгляд хозяйки пещеры. А потом, набравшись смелости, ответила:

– О да, незнакомая красавица. Аллах видит твою правоту!

– Ее видишь и ты! Да пребудет с тобой милость Аллаха всесильного и милосердного на долгие годы! Здравствуй, сестра!

Незнакомая красавица поклонилась. Зульфия ответила ей:

– И да пребудет с тобой счастье, прекраснейшая!

– Я Суфия, – рассмеялась девушка. – А как зовут тебя?

– Я Зульфия, дочь Камаля, кади. А ты та Суфия, которая нашла ключ от этих мест?

– Да, я именно та Суфия.

– Говорили, что у тебя был не старый иноземец муж, который ушел к разлучнице по имени Лю Ли…

Зульфия должна была немедленно, сейчас, получить ответ. Ибо от него зависело многое, почти все. Ведь если эта сильная, грациозная, словно дикая кошка, девушка и есть та самая брошенная Суфия, которая искала смерти от отчаяния, то тогда и для нее, Зульфии, тоже открыт путь к новой жизни – сильной и свободной.

Но Суфия лишь рассмеялась в ответ и повторила:

– Не старый еще иноземец… О Аллах, как удивительно гладко можно назвать этого ничтожного и презренного шакала…

– Так говорят…

Суфия кивнула. Несколько мгновений длилось молчание, а потом хозяйка пещеры (так подумала о ней Зульфия), склонив голову набок и бросив взгляд на перепуганное лицо девушки, проговорила:

– Я могу спорить на кувшин, полный золотых динаров, что тебя бросил возлюбленный… Нет, на два кувшина…

– И ты, конечно, выиграешь спор. Ведь счастливые, спокойные, радующиеся любви женщины не знают о тайне этих мест.

– Они слишком заняты ублажением никчемных существ, которые по какой-то злой ошибке природы считают себя мужчинами. Хотя, на мой взгляд, этих несчастных существ более разумно было бы назвать глупыми и жадными детьми.

– И это очень похоже на истину…

Голос Зульфии был печален. Ибо сейчас, в этих жестоких словах она расслышала, как глубоки душевные раны прекрасной Суфии. Должно быть, лицо ее выразило живейшее сочувствие, ибо Суфия, холодно усмехнувшись, проговорила:

– О нет. Не жалей меня, добрая Зульфия, дочь кади. Да, некогда мне пришлось несладко. Да, мне было очень больно. Но боль вскоре прошла, а вот желание отомстить – нет.

Эти слова хозяйки пещеры вновь изменили настроение Зульфии.

– О моя сестра!… – она залилась слезами. Она опять чувствовала себя одинокой и брошенной, потерянной и преданной…

– Ну что ты, красавица… Не плачь… Разве тот презренный, о ком ты проливаешь потоки слез, заслуживает этого?

Сквозь рыдания Зульфия смогла проговорить:

– О нет, я плачу не о том, что он ушел. Я плачу, ибо я теперь осталась совсем одна. И нет у меня больше защиты, нет друга, нет опоры в жизни…