- А, Наум Исаакович! - Жобин оторвался от бумаг и просиял при моем появлении. - Добрый день! Значит, надумали работать здесь?

- Привет, Ларик, - отозвался я. - Решил вот на огонек заглянуть, посмотреть, что тут у тебя и как!

Жобин опешил от моей фамильярности, недовольно поморщился:

- Вообще-то меня зовут Илларион Трофимович, - заявил он с недовольством в голосе.

- Брось, - отмахнулся я. - Какие счеты между корешами? Нам ведь вместе втыкать[2] на благо страны Советов! Если хочешь, называй меня Наум, мне не в падлу!

- Э…э, Наум, - медленно подбирая слова, сказал Жобин, при этом стараясь не смотреть на меня. - У нас тут государственное учреждение, а не кооперация, и твоя речь как-то не очень подходит для общения между нашими сотрудниками.

- Ничего, перетопчутся! Тебе, Ларик, действительно бухгалтер нужен с институтским образованием или я сразу сваливаю?

- Нужен, конечно, нужен! - сразу сменил гнев на милость Жобин и горестно пожаловался мне: - Сюда никто не хочет идти работать! А почему знаешь? Нет. А у нас тут специфика работы такая. Трофейные склады. Имущество вывезенное из Германии и Китая. И подчинены мы руководству УМГБ города Читы. Вот народ и пугается! А зря! Эти склады на самом деле военного ведомства. Работать тут можно, но с большой осторожностью. Просто все надо делать с умом и уши держать торчком, Наум! Товар часто уходит в такие места, о которых я и сам не имею полного представления… А сколько должностных лиц и начальников разных ко мне приезжает! Тому дай, этому выложи. И попробуй, откажи. Ох, и не легкое у меня житье! Ладно, идем, склады тебе покажу, а потом за бумаги примемся.

Склады оказались не такие большие, как я себе представлял. Но Жобин объяснил, что большая часть подконтрольных ему товаров находятся не здесь, а в других местах на консервации.

Я успел просмотреть всего несколько десятков накладных, и все они без исключения вызвали у меня ряд вопросов. По этим накладным было вообще непонятно, кто получил товар, сколько и когда. Не одна даже самая слабая проверка никогда не пропустит такое грубое нарушение. Но Жобин отмахивался:

- Никто нас не проверяет. Все начальство Читы кормится здесь. Даже прокуратура. Они напрасно шум поднимать не будут. Не в их это интересах…

И тут мне все сразу стало ясно. Лучшей кандидатуры на должность козла отпущения не найти. Бухгалтер-вор, отсидевший за растрату - это я. Если чего случится, то все шишки, как ранее судимому, достанутся мне. Неплохой ход придумал товарищ Жобин. Он-то не просто так задумал эту игру, а прикрывшись мной, надеясь тем самым выйти сухим из воды. Но и я не лыком шит. Это ему вряд ли удастся! Раскусив своего “начальника”, я почувствовал к Жобину не только неприязнь, но омерзение. Только он не заметил перемены произошедшей со мной, сказалась моя многолетняя выдержка в умении вести переговоры.

Интересно, сколько же он здесь наворовывает, если шутя, проиграл мне в карты двадцать пять тысяч рублей? Сколько трофейного добра возьмут себе разные начальники со звездами? Ящик с консервированной ветчиной и бидон спирта! Немного. Хорошо понимают, что жадность пагубна. Они, в моем понимании, по сравнению с Жобиным, выглядели просто невинными младенцами. Ладно, поживем-увидим, решил я. Но уже точно знал, что жестоко накажу этого зарвавшегося казнокрада, подпольного миллионера Корейко, такую ему заподлянку подкину, лаптем не расхлебает.

08 июня 1949 года. 17 часов 58 минут по местному времени.

Продовольственный склад города Читы.

***

Вечером в контору, где я сидел, перебирая документы и накладные, пыхтя и отдуваясь, влетел взъерошенный Жобин:

- Начальство пожаловало! Сам Москаленко приехал.

Он произнес это таким тоном, как будто произошло сошествие Христа на землю. Боится начальства Жобин, сучий сын! А мне-то чего бояться?

- Иди, там товар по накладной отпускают, - заверещал Жобин. - Ступай, Наум! Проверь накладные, все ли верно?

Я поднялся со своего места и последовал за Жобиным. Около трофейной эмки я увидел полковника Москаленко, который наблюдал за погрузкой консервов со склада в его машину. Мы с Жобиным быстрым шагом приблизились к нему.

- Владимир Иванович, - расплываясь в льстивой улыбке сказал Жобин, обращаясь к Москаленко, - вот, разрешите представить вам моего нового бухгалтера. Штерн Наум Исаакович! Теперь можете непосредственно обращаться к нему по любым вопросам склада!

Москаленко сначала просто смотрел на меня. Но по мере того, как Жобин произносил свой монолог, его лицо изменило выражение с напускного благодушия на настороженное. Он узнал меня, хотя до этого видел только на фотографии, а моя фальшивая фамилия лишь послужила подтверждением того, что это я.

Москаленко не ожидал меня здесь встретить, не мог понять, каким образом я вдруг оказался на закрытом складе в должности бухгалтера, поэтому он испытывал некоторую нервозность. Закон-то о “пяти колосках” известный как указ “семь-восемь” действовал! Но он проявил большую выдержку и ничем не выдал своего волнения. Я не стал затягивать неловкое молчание и сказал:

- Валентин Иванович, я вас очень хорошо понимаю. Служба у вас тяжелая. Да. Но главное то, что мне известно, что на свою память я не жалуюсь и хорошо помню, как меня побросала жизнь.

Жобин с интересом и легким удивлением смотрел на меня. Мои слова для него ничего не значили, но полковник Москаленко сразу понял, о чем я говорю.

- Отойдемте в сторонку, Наум Исаакович! Прогуляемся немного, - предложил мне Москаленко.

Жобин остался стоять, пританцовывая на месте. Никогда всемогущий полковник ГБ не удостаивал заведующего складом разговорами на приватные темы, но тут сам предложил разговор никому не известному проходимцу Штерну. Этот интерес полковника к новому бухгалтеру неприятно уколол самолюбие Жобина.

Мы отошли с Москаленко достаточно далеко, что бы быть уверенным в том, что нас никто не услышит.

У нас с Москаленко в общении изначально сложились такие служебные отношения, что мы никак не могли испытывать друг к другу дружеские чувства. Периферийное начальство всегда смотрело на представителей Центрального аппарата с некоторой завистью.

Полковник Москаленко был начальником УМГБ в Читинской области. Я был подполковник, но из Центрального аппарата. По своему статусу сотрудника 4-го Управления ГБ я мог заниматься абсолютно любым делом, что давало мне все преимущества. Любое уголовное дело я мог по своему желанию передать Москве или использовать для розыска и следствия местные органы безопасности. А мое личное знакомство с Лаврентием Павловичем, о чем Москаленко было известно, вообще ставило меня в ранг неприкасаемых любимчиков грозного Берия, занимавшего в те годы пост Председателя Совета Министров СССР.

Поэтому для Москаленко было очень важно не испортить отношения со мной, но оставаться на нейтральных позициях. Но и с моей стороны я не видел никаких причин наживать себе врага. У меня не было оснований для этого. Москаленко нельзя было назвать неисполнительным офицером. Он не имел взысканий, имел хорошие показатели в работе управленца. И еще я не забывал то, что я здесь человек случайный, чужой, так сказать.

- Здравствуйте, Михаил Аркадьевич! - сказал Москаленко, повернувшись ко мне. - Вы действительно уже полностью здоровы и память вернулась к вам?

- Добрый вечер, Валентин Иванович! - ответил я. - Да, могу с уверенностью вас информировать, что память полностью ко мне возвратилась, и я снова занялся своими прямыми служебными обязанностями.

- Сложная у вас работа, хм! А знаете, товарищ подполковник, что майор Волосников убыл в Москву по личному вызову товарища Берия? И его отъезд связан напрямую с вами.

- Я догадывался, - произнес я. И, посмотрев в глаза Москаленко, произнес:

- Я хотел бы поговорить с вами, Валентин Иванович, о другом. Об этом складе. О том безобразии, которое здесь твориться. О хищениях и растратах сотен тысяч народных рублей. О разграблении стратегического оборонного объекта СССР, контроль за которым поставлены осуществлять вы, товарищ полковник!