Ему вдруг опять захотелось закурить, хотя он в по­следнее время редко курил. Глядя на себя, мрачного, угрюмого, как бы со стороны, он подумал, что сейчас очень напоминает киногероя, который собирается же­стоко расправиться с женой-изменницей... Но никакой трагедии не будет, и зритель уже знает, что он ее про­стит. И, хотя на душе было тяжело, эта мысль немного развеселила его. Нужно что-то сделать, чтобы не похо­дить на этого обманутого любимой киногероя...

— Что же ты молчишь? — спросил он, садясь на стул,

— Мне больше нечего сказать.

— Когда он придет?

— Он, по-моему, пьяный. Сказал, что садится в такси и едет сюда.

— Ну что ж, подождем, — сказал Сергей и снова по­думал, что хорошо бы закурить, но и движения не сде­лал, чтобы достать сигареты.

С того самого момента, когда зазвонил телефон, им владели самые противоречивые чувства. Он злился на Лилю, на себя, на квартирную хозяйку, которая уходит из дома, когда это нужно ее жиличке. И только сейчас, ожидая, когда позвонят в дверь, он стал думать об этом парне. По какому праву он вторгается в его жизнь? По­чему он звонит сюда, как хозяин, уверенно и настойчиво? Глухое бешенство закипало в нем. «Спеши, спеши, милый Роберт! — яростно думал он. — Тебе не придется долго звонить у двери... Я очень жду тебя!»

Сергей слышал, как Лиля снова подошла к нему, но ничего не сказала, лишь тяжело вздохнула и ушла на кухню. Зажурчала вода, забрякала в раковине посуда.

И хотя Сергей с нетерпением ждал звонка, он вздрог­нул, услышав его. Из кухни выглянула Лиля. Лицо у нее бледное.

— Я не хочу его видеть, — сказала она.

— Зато я хочу.

Сергей поднялся со стула и подошел к двери. Пово­рачивая запор, с удовлетворением отметил, что пальцы не дрожат, а по всему телу разливается знакомое воз­буждение, от которого каждая мышца начинает играть и пружинить.

Краем глаза он видел, как расширились глаза у Лили, она пристально смотрела на него.

У нее было та­кое выражение, будто она хочет что-то важное сооб­щить ему. Сергей на мгновение задержался на пороге, но Лиля ничего не сказала.

И вот они лицом к лицу. Конечно, незваный гость все сразу понял, потому что темные глаза его забегали, тонкие губы стали еще тоньше. Он отшатнулся и про­бормотал:

— Я, наверное, не туда...

— Туда, туда, — сказал Сергей, втаскивая его за рукав в комнату.

Когда человек трусит, это сразу заметно, а Роберт струсил. Он бы ни за что сюда не пришел, если бы не был уверен, что Лиля одна... В черных глазах его метался животный страх, он сделал еще попытку отступить, но было поздно: дверь с сухим металлическим сту­ком захлопнулась за его спиной.

Сергей никогда не видел своего лица в гневе. Когда человек в гневе, ему не приходит мысль взглянуть на себя в зеркало.

— Раздевайся, — незнакомым самому себе хриплым голосом, едва разжимая зубы, проговорил он.

Роберт молчал. Лицо его расплывалось, бледнело. Сергей сорвал с его головы рыжую пыжиковую шапку, с треском, так, что разлетелись пуговицы, распахнул и стащил модное, с дорогим воротником зимнее пальто и швырнул в угол.

Глухо стукнула бутылка, спрятанная во внутреннем кармане. Наступила тишина. Двое мужчин сверлили гла­зами друг друга. Из кухни доносилось мирное журчание воды, звякали вилки-ложки. Над головой жужжал счетчик.

— А теперь выкладывай, что тебе нужно от моей жены? Что ты пристаешь к ней?

Роберт проглотил комок, он стал приходить в себя. Даже поправил на белой нейлоновой рубашке темный с искрой галстук. Может быть, ничего бы и не случилось, если бы Роберт нашел точные, правильные слова, ну хотя бы просто сказал, что очень любит Лилю и не мо­жет без нее, но Роберт повел себя иначе. Вытаращив глаза, он визгливо заговорил:

— Это ошибка! Она меня любила! Только меня! И сейчас любит, а замуж вышла назло мне. Мы поссо­рились. .. Она сама говорила... Она моя, понял?! А ты — чужой! Я ее муж, а не ты...

От него несло водочным перегаром. Брезгливо по­морщившись, Сергей наотмашь ударил в это искривлен­ное лицо. Роберт отлетел к обитой двери и, ухватившись руками за косяк, едва удержался на ногах. Оттолкнув­шись от двери, он по-бабьи скрюченными пальцами вце­пился Сергею в лицо и волосы, но тут же получил еще один сильный удар, второй, третий...

Роберт, втянув голову в плечи, закрылся обеими ру­ками. Он сразу сник, прижался спиной к двери и боль­ше не защищался. А Сергею опять почему-то вспомни­лись кадры кинофильма: двое стройных мускулистых мужчин в джинсах наносят друг другу мощные красивые удары... В жизни так не дерутся. На своем веку много раз приходилось Сергею драться, и никогда ничего похожего на кино не было. Чаще всего вот так: кровь из носа, клок волос из головы и глубокие цара­пины на лице. В жизни дерутся гораздо более жестоко и некрасиво. Так что женщинам лучше не смотреть на это зрелище. Впрочем, Лиля и не смотрела: из кухни по-прежнему доносились самые мирные звуки на свете — журчание воды, звон посуды.

Бить этот мешок с костями больше не хотелось. Про­тивно было. Такие после первого же ощутимого удара перестают давать сдачи. Сразу успокаиваются. Роберт, найдя выгодную позицию — сидячего и лежащего не бьют, — привалился головой к двери и, размазывая по лицу кровь, молча и загнанно смотрел на Сергея. Выта­щив из кармана чистый платок, тот бросил ему, с пре­зрением сказав:

— Вытри нос-то, герой-любовник! Роберт послушно прижал платок к носу.

Присев на корточки и глядя ему в самые зрачки, Сер­гей негромко сказал:

— А теперь вот что запомни: если ты еще хотя бы один раз... — Он сделал паузу — очень уж все эти слова, которые он хотел произнести, показались ему банальны­ми — и устало закончил: — В общем, парень, забудь даже имя этой женщины. Забудь дорогу в этот дом и телефон. Поздновато ты спохватился... Раньше надо было же­ниться, коли любишь, а теперь она не твоя. И насильно, как говорится, мил не будешь... Она моя жена, понял? Жена! Не угомонишься — убью! — Эти последние слова он произнес почти шепотом. В этот момент он действи­тельно верил, что способен убить. Поверил в это и Ро­берт, глядя в сузившиеся бешеные глаза Сергея.

— А теперь забирай свои шмотки и моли бога, что еще дешево отделался.

Роберт не заставил себя ждать. Вскочил на ноги, схватил с пола шапку, пальто и, повозившись с замком, вылетел за дверь. На коврике остался красивый пуши­стый шарф. Сергей подобрал его и, выйдя на лестнич­ную площадку, швырнул вслед Роберту, который, не до­жидаясь лифта, спускклся по лестнице.

— Эй, ты забыл... — крикнул Сергей.

— Вы еще попомните меня... — подобрав шарф, с угрозой сказал Роберт.

 — Не забудь и ты, что я тебе сказал... Вернувшись в комнату, он брезгливо ногой затер оставленные на паркете Робертом мокрые следы, потом тщательно осмотрел свое лицо в зеркале.

— Где у вас йод? — спросил Лилю.

— В ванной аптечка,— ответила та, даже не пока­завшись из кухни.

Сергей смазал три неглубокие ранки настойкой йода и заглянул в кухню: на столе гора вымытой посуды. Лиля взглянула на него и снова нагнулась к раковине. Лицо у нее невозмутимое, в глазах влажный блеск,

— Он ушел? — равнодушным голосом спросила она,

— Я думаю, он теперь оставит тебя в покое, — по­молчав, сказал Сергей.

— Надеюсь...

— Тебе помочь? — спросил он.

Лиля сняла с крючка кухонное полотенце и протяну­ла ему.

— Гляди не разбей, — сказала она. — Хозяйка тря­сется над каждой тарелкой.

6

В конце января после жестоких морозов с ветрами и вьюгами потеплело. Пять дней валил круп­ный пушистый снег. Весь город утонул в этом белом бо­гатстве. В снежной круговерти по железнодорожным путям сновали снегоочистители, на центральных улицах бульдозеры распихивали по обочинам сугробы. На окра­инах деревянные дома по самые наличники увязли в снегу.

А на шестой день налетела сильная метель. Ночью люди услышали бешеный вой за окнами своих домов, звяканье стекол, грохот железа на крышах. Метель справляла шабаш всю ночь. Рассказывали, что в городе объявился новый барон Мюнхгаузен. Им оказался ноч­ной сторож с дровяного склада. Когда утром пришли на склад, сторожа на месте не обнаружили. Потом, заявив­шись в контору, он поведал завскладом трогательную историю, дескать, ночью поднялась такая невиданная метель, что он и глазом не успел моргнуть, как его вет­ром подхватило и по воздусям перенесло вместе с бер­данкой на другой конец города, за три километра от охраняемого объекта... Как раз на крыльцо дома по­жилой сердобольной вдовы, которая и пустила его по­греться до утра.