— Действительно, почему? — насмешливо уставился на него Сергей.

— Кому охота наживать неприятности? — продолжал Лобанов, делая вид, что не замечает иронии. — Возьмем даже Голобобова... Он ведь тоже не пойдет против об­кома. Не имеет права. Мы орган горкома и обкома партии.

«Сказал бы я, чей ты орган...» — усмехнулся про себя Сергей. А вслух сказал:

— Я не думаю, чтобы обком был против моего фелье­тона. Кто-то один в обкоме — это еще не обком партии.

— Небось жалеешь, что ушел из фотолаборато­рии? — спросил Лобанов.

— Вы что сегодня, сговорились? — усмехнулся Сер­гей.— Жалею я или нет — это мое личное дело, но вот то, что не вернусь в фотолабораторию никогда, это уж точно! Даже если бы вы мне снова предложили поехать в командировку...

— На нашей газете свет клином не сошелся, — пере­вел разговор на другое Лобанов, будто не уловив в го­лосе Сергея насмешки. — Хороший фельетон и централь­ная газета с удовольствием напечатает.

— Вы ведь ругали мой фельетон? — Сергей слышал от Володи Сергеева, что на заседании редколлегии Лоба­нов резко критиковал фельетон.

— Ты же его потом переделал, — без тени смущения ответил Лобанов, хотя отлично знал, что Сергей не пере­делывал фельетон.

— Хорошо, я воспользуюсь вашим советом, — сказал Сергей.

— Я тебе никаких советов не давал, — сразу дал задний ход Лобанов.

— Вы, наверное, без галош и зонта из дому не выхо­дите, — сказал Сергей.

— При чем тут галоши? —обиделся Лобанов, и длин­ное лицо его стало еще длиннее.

Сергей рассмеялся и, прыгая через ступеньку, спу­стился вниз.

Больше часа проторчал Сергей на междугородной, а когда наконец дали Москву, хозяйка квартиры сообщи­ла, что Лили нет дома. Как всегда, она спросила, что ей передать, но Сергей повесил трубку. Что она может пе­редать его жене? Что Сергей любит, скучает, ждет не дождется, когда они снова увидятся... Разве такое может передать чужой человек? На углу улицы Ленина встретился с Димой Лукони­ным. В оттопыренных карманах пальто бутылки с вином, в руках тоже бутылки и пакеты с закуской. Женщина, никогда не отправится в магазин без продуктовой сумки, а мужчина обычно все тащит в руках да в карманах. Дима уже был навеселе и разговорчив. С ходу сообщил, что у него собралась веселая компания, девочки при­несли отличные пластинки, и если он, Сергей, желает, то может принять участие в вечеринке...

Давно Сергей не был у Димы. С тех пор, как женился. А раньше заходил. Нельзя сказать, чтобы часто, — осо­бой дружбы у него с часовым мастером не было, — но домой к нему, случалось, заглядывал. У Луконина своя отдельная комната в небольшой коммунальной квартире. Парень он общительный, и у него частенько собиралась повеселиться молодежь.

Сергей хотел попозже еще раз позвонить Лиле. Чем тащиться домой, а потом обратно на переговорную, лучше посидеть у Димы: его дом неподалеку от междуго­родной.

Сергей взял в магазине пару бутылок портвейна, и они вместе поднялись на второй этаж. В прихожей одно на другом висели пальто, шапки, платки. В комнате гре­мела радиола. Прибывших встретили радостными воскли­цаниями. Видно, заждались выпивки. Кто-то догадался выключить радиолу, и все с шумом стали усаживаться за большой квадратный стол, накрытый газетами. Под потолком витал папиросный дым. Большую продолгова­тую комнату неярко освещала зеленоватым светом на­стольная лампа, поставленная на шифоньер.

Сергей задержался на пороге, разглядывая присут­ствующих. Три девушки и три парня. Полный комплект. Все уже были подогреты вином и танцами, что-то гово­рили, смеялись...

И вдруг он услышал:

— Здравствуй, Сережа!

На него, улыбаясь, смотрела Саша Бигуди, пышная курносая блондинка с бегающими глазами. Настоящая ее фамилия была совсем другая, так прозвал ее Сергей. Саша имела привычку, придя домой, первым делом на­крутить на голову бигуди. Работала она секретарем у за­местителя председателя облпотребсоюза, а на работе, как она говорила, всегда должна быть в форме.

Сергей поздоровался со всеми. Девушек он видел впервые, а парней и раньше встречал в Диминой ком­пании. Однако они потянулись через весь стол снова зна­комиться. Один назвался Лешей, второй — Ваней. Деву­шек звали Рита и Люда.

Дима притащил от соседей еще один стул. Саша по­двинулась, и.Сергей оказался рядом с ней.

— Как жизнь молодая, Сереженька? — спросила Са­ша. — Говорят, женился, а все один и один...

Сергей неприязненно покосился на нее. Саша никогда не отличалась ни умом, ни тактом. Сергея коробила ее привычка употреблять ласкательные слова. Например, свое учреждение она называла «союзик», начальника — «мой пузанчик», заместителя — «петушок», а пиво — не иначе, как «пивко»! Почему-то это в общем-то безобид­ное словечко больше всего раздражало Сергея. Когда Саша рассказывала, как она попивала с подружками в обеденный перерыв «пивко» и какое оно было «вкус­ненькое, свеженькое, с пеночкой, как сметана», Сергею хотелось повернуться и уйти.

Познакомился он с ней три года назад, вернувшись из армии. Кстати, и познакомил-то его не кто иной, как Дима Луконин. Хотя они с Сергеем и были одногодки, Диму в армию не взяли. Говорили, что у него туберкулез легких, но сам Дима это отрицал, а между тем работал в ателье инвалидов.

Жила Саша в небольшой узкой комнате па улице Энгельса. Ему и запомнилась-то там лишь одна огромная пышная кровать. Все остальное было слишком незначи­тельным рядом с ней. Да и сам себе он тогда показался совсем незначительным. И в тот первый их вечер Саша на ночь закрутила бигуди. Правда, они тогда еще не смущали Сергея. Была Саша пухленькой, толстоногой, с круглым, вечно улыбающимся лицом. Признаться, по­сле суровых лет службы она даже показалась Сергею хорошенькой.

До женитьбы Сергей, подвыпив, нет-нет да и загля­дывал на улицу Энгельса. Трезвому ему никогда не хотелось приходить туда. И, просыпаясь ранним утром в маленькой тесной комнате, он всякий раз натыкался взглядом на никелированные шары, увенчивавшие стой­ки величественной кровати. На гигантской подушке по­коилось розовое спокойное лицо спящей рядом Саши, и алюминиевые бигуди, торчащие из-под прозрачной кап­роновой косынки, напоминали маленькие бронетранспор­теры, карабкающиеся во время полевых учений на стра­тегическую высоту. Он осторожно перебирался через нее — Саша всегда спала с краю, — тихонько одевался, с трудом разыскивая на полу разбросанные носки и бо­тинки, и уходил, стараясь не скрипнуть дверью. Оба они старательно разыгрывали всегда одну и ту же комедию: Саша делала вид, что спит, а Сергей — что верит этому и не хочет ее будить. И лишь оказавшись на тихой пу­стынной улице, застроенной одинаковыми двухэтажными деревянными домами, он испытывал настоящее облегче­ние и, шагая мимо колхозного рынка к своему дому, всякий раз клялся, что это был последний раз, больше он никогда не переступит порога ее маленькой душной комнаты...

И вот Саша сидит рядом, пьет портвейн, болтает что-то, смеется... Да и весь разговор за столом пустой и ни­кчемный. Хуже нет трезвому попадать в подвыпившую компанию. Коренастый, немного косоглазый Леша, поло­жив руку Рите на бедро, что-то шептал ей на ухо. Рита со смехом отталкивала его. Ваня сидел на диване и пере­бирал пластинки. Длинный, худой, с красными пятнами на скулах —наверное, у него действительно туберку­лез,— Дима налил Сергею полный стакан.

— Штрафной! — сказал он.

Чернявенькая Люда, прижавшись щекой к его плечу, без стеснения разглядывала Сергея.

— Я вас знаю, — сказала она. —Вы ухаживали за моей сестрой.

Сергея почти все в городе знали. Фотокорреспондент областной газеты — личность заметная. Возможно, и за сестрой этой чернявенькой Люды он когда-нибудь на тан­цах волочился.

— Вы ее на мотоцикле катали, — продолжала Лю­да.—Она потом мне рассказывала, что чуть было со страху не умерла. Вы такой лихач!

Сергей пожал плечами. Может, и катал. Мало ли кого он катал на мотоцикле!

— Мою сестру звать Тоня.