— И потом, я беременна... Шестой месяц.
Если бы он не умел владеть собой, у него наверняка отвалилась бы челюсть, тем более что с ней не все было в порядке. Лицо Семена Борисовича стало медленно багроветь. Сначала заалели щеки, потом лоб, запылали огнем большие хрящеватые уши. Белые пальцы с темными волосками нервно забарабанили по столу. Затем схватили графинчик и вылили остатки коньяка в рюмку. Остатков было мало. Тогда он взял бутылку с шампанским и опрокинул в бокал. Белая пена облаком взмыла над бокалом, а он все лил и лил. Лиля молча с интересом наблюдала за ним. Пожалуй, только это и выдало глубокое разочарование Семена Борисовича. Надо отдать ему должное, он быстро взял себя в руки и, улыбнувшись, сказал:
— Дети — радость нашей жизни! Выпьем за вашего. .. кого вы ждете, сына или дочь?
— Муж уверен, что родится сын.
— За вашего сына! — Он поднял бокал и выпил без всякого энтузиазма.
После этого они быстро рассчитались и ушли. Семен Борисович вдруг заторопился, то и дело поглядывал на часы. Оставив Лилю на стоянке, побежал к будке телефона-автомата и кому-то позвонил. Лиля видела, как шевелилась в тускло освещенной кабине его высокая шапка-боярка: Семен Борисович что-то говорил в трубку, переминаясь с ноги на ногу. Один раз бросил в ее сторону косой взгляд, и Лиля поразилась, какое у него стало чужое, холодное лицо. В одной руке он держал маленькую записную книжку. Вернулся несколько повеселевшим. Скоро подошло такси. Они доехали до Лилиного дома. Семен Борисович выскочил из машины и, выпустив Лилю, проворковал своим задушевным баритоном:
— Будем считать наш роман неоконченным.,,
|— Роман? — взглянула на него Лиля.
— Когда придет ответ из канцелярии, дайте мне знать, — уже другим, деловым тоном продолжал он. — Я уверен, что вашего отца освободят досрочно. Звоните, буду очень рад. Я вам тоже позвоню... через год. Поздравлю с сыном... Вам ведь еще один год учиться? Я думаю, мы встретимся раньше. Где меня найти, вы знаете.
Он дольше, чем надо, подержал Лилину руку в своей большой теплой руке. Она даже подумала, что он сейчас нагнется и поцелует ее, но он не поцеловал. Бобровый мех серебрился на его шапке. «Сергей такую ни за что бы не надел, — вдруг подумала Лиля. —Надо будет написать, чтобы прислал деньги, хоть пальто приличное здесь куплю ему». Через открытую дверь слышно было, как щелкал счетчик. Шофер старательно не смотрел на них.
— Я на вашем месте ни за что не уезжал бы из Москвы,— помолчав, сказал Семен Борисович. — С вашей-то внешностью... Зачем вам уезжать из столицы куда-то в тьмутаракань?
— Разве это от меня зависит?
— Только от вас. Если вы захотите, то останетесь— Кстати, я тоже могу вам в этом отношении помочь.
— До свидания, — мягко сказала Лили. — Спасибо за чудесный вечер.
— Вы подумайте над моими словами!
Он улыбнулся, помахал рукой и уехал. Рядом с шофером Семен Борисович выглядел величественным, как народный артист. Лиля взглянула на часы и заторопилась домой: обычно в это время звонит Сергей. Поднимаясь в лифте, подумала: не забыть бы сказать мужу, чтобы прислал деньги на зимнее пальто. Ведь наверняка замерзает в своем кожаном... Да и шапка давно потеряла свою форму, настоящее воронье гнездо! И еще Лиля подумала: как ни одевай Сергея, все равно он никогда не будет выглядеть так импозантно, как Семен Борисович,..
11
— Старик, — сказал заведующий отделом информации Володя Сергеев, — садись на телефон и раздобудь мне хоть из-под земли три боевых информации на первую полосу!
— Ну и задания ты мне даешь! — проворчал Сергей.
— Я, конечно, понимаю, маститому очеркисту заниматься таким презренным делом не к лицу, но снизойди, дружище, поработай и на отдел информации, — ухмыльнулся Володя. — Все-таки ты в моем отделе числишься...
С Володей Сергеевым у них были прекрасные отношения, но иногда заведующий отделом раздражал Сергея, он не мог просто сказать: «Дай в номер информашку!» Обязательно съехидничает!
— Многие люди преуспели бы в малых делах, если бы их не терзало великое честолюбие... — изрек Володя.
— Это ты про кого? — взглянул на него Сергей.
— Во-первых, это не я, а Лонгфелло, во-вторых, это так, к слову.
— А многие люди, — усмехнулся Сергей, — подобны яйцу: они слишком полны собой, чтобы вместить что-нибудь еще...
— А это про кого?
— Про тебя, мой дорогой! — рассмеялся Сергей.— Для справки: это тоже сказал не я, а Шоу.
— Мы с тобой болтаем, а дядя Костя рвет и мечет, ждет ннформашки! — оставив велеречивый тон, сказал Володя.
— В таком случае не мешай мне, — усмехнулся Сергей. Он был. доволен, что на этот раз срезал великого насмешника Володю.
Сергей только положил на стол заведующему отпечатанные вне очереди информации, как его вызвали к редактору.
— Если тебя редактор опять пошлет куда-нибудь со специальным заданием, не забудь ему напомнить, чтобы на твое место прислал мне литсотрудника, — сказал Володя. — В противном случае пусть вместо информашек ставит в полосу твои очерки...
— Я передам, — улыбнулся Сергей.
Однако в кабинете Голобобова состоялся разговор не о каком-то специальном задании, а совсем о другом. ..
Держа в руках развернутую газету, Александр Федорович поднял на Сергея глаза. Если раньше Сергей всегда точно угадывал, какое настроение у редактора, то сейчас ничего на его лице не прочитал: лицо Голобобова было спокойным и непроницаемым.
— Видел? — кивнул редактор на газету.
Сергей пожал плечами и заглянул в газету. Это была «Лесная промышленность», и в ней был напечатан его фельетон «Техника на побегушках».
Сергей испытал одновременно и радость («Ура! Напечатали!») и тревогу: слишком уж загадочный вид был у редактора.
— Доволен? — спросил редактор.
— Конечно, — не стал лукавить Сергей.
— Посоветовал кто-нибудь или сам догадался? — испытующе смотрел на него редактор.
— Не пропадать же хорошему материалу, — ответил Сергей.
— Гляди-ка, ты уже становишься самонадеянным! — усмехнулся Александр Федорович. — Не рано ли?
— Я имел в виду не качество фельетона, — не мне об этом судить, — а злободневность и важность собранного материала.
— Ладно, извини... —сказал редактор. —Ты волен был поступить с фельетоном, как тебе заблагорассудится. .. и ты... правильно поступил, послав его в другую газету, — огорошил он Сергея. — Если бы ты этого не сделал, я посчитал бы тебя дураком. Фельетон хороший и, действительно, на очень важную тему.
— Почему же вы его не напечатали? — вырвалось у Сергея, хотя он и знал почему.
— Сравни тираж нашей газеты и этой, — протянул редактор ему газету и улыбнулся.
— Значит, это вы?.. — Сергей вспомнил разговор с Лобановым, когда тот посоветовал ему послать фельетон в другую газету. Выходит, это Александр Федорович надоумил его. Иначе с какой бы стати Лобанов стал давать подобные советы? ..
Домой они возвращались вместе с Козодоевым. Февральские вьюги местами слизали снег с Дятлинки, и на ледяных проплешинах катались на коньках ребятишки. На ветру развевались их разноцветные шарфы. Сергей С завистью смотрел на ребят. Когда-то и он вот так же часами гонял на коньках, спускался с крутых обрывов на лыжах, а теперь и не помнит, когда последний раз становился на коньки…
Александр Арсентьевич шагал рядом задумчивый и молчаливый. Усыпанные рябинками скулы выпирали на осунувшемся лице, обычно добрые синие глаза ледянисто поблескивали. Сергей сразу заметил, что замредактора одолевают тяжелые мысли, но не любил лезть к человеку в душу: если надо, сам расскажет.
И Козодоев рассказал... в небольшой закусочной, куда они зашли по пути домой. Закусочная была неуютной и холодной. Здесь обычно выпивали на ходу и шли дальше. В темном углу стояло несколько шатких столиков. За один из них они и сели. Александр Арсентьевич заказал водки и пару бутербродов с жирной ветчиной. Чокнулся, залпом выпил полстакана и, пожевав бутерброд, отодвинул в сторону. Молча достал из кармана смятое письмо без обратного адреса и протянул Сергею. Пока тот читал, Козодоев, все больше и больше хмурясь, изучающе смотрел на него. На губах невеселая усмешка.