Зубы Николай стиснул так, что на щеках образова­лись желваки, светло-голубые глаза прикрыл белесыми ресницами. Когда он оторвал от аккордеона подбородок, на нем отпечатался след от никелированной металличе­ской сетки. 

— Привет, Рахманинов! — весело сказал Сергей. Николай с облегчением поставил на траву аккордеон,

пошевелил занемевшими пальцами.

— Ни черта не получается! — Он мрачно посмотрел на аккордеон. — Может, у меня нет слуха?

— Купил бы лучше гитару, — сказал Сергей — На . гитаре можно и без слуха тренькать.

— И все-таки я добью этот вальс, — сказал Нико­лай. — Технику я уже освоил.

— К чему тебе все это? — спросил Сергей. — Ну, лад­но, у человека призвание с детства.,, А у тебя? Никогда ни на чем не играл, и на тебе — аккордеон!

— Я думал, что человек может всего добиться... если сильно захочет... А тут, видно, получилась осечка. Од­ного желания и упорства мало: нужен, оказывается, и та­лант.

— Не расстраивайся, — сказал Сергей. — Я тебя на свою свадьбу приглашу играть...

Он провел рукой по шершавохму, наклонившемуся к воде стволу ивы и сел. Подтянул повыше брюки, чтобы не вытягивались на коленях.

— Как съездил? — спросил Бутрехин.

— Нащелкал десятка два снимков. Старика одного откопал, вот личность! Борода, как у Льва Толстого, и лоб такой же. Мало того, что выращивает в колхозном саду лучшие в районе яблоки, так еще собирает в лесу разные сучья и коренья. И такие вещи делает — ахнешь. И звери, и люди, и птицы... Настоящую выставку можно устраивать. Подарил мне фигурку кабана. С шерстью, клыками, — и все сделано из корня.

— Везет же людям! — вздохнул Бутрехин. — Ездишь по белу свету, людей интересных видишь, а я сижу, как пень, в своем театре. Да, забыл тебе сказать: режиссер дал мне новую роль.

— Старика?

Николай, хотя и считался в театре плотником, вече­рами играл в массовках. Ему почему-то всегда давали роли стариков. Появлялся он на сцене с длинной седой бородой. Иногда произносил два-три слова, а чаще всего молча ходил по сцене вместе с другими актерами, пода­вал письмо, если нужно было, или приносил поднос с чашками. Стариков он играл хорошо, никогда не поду­маешь, что идет по сцене молодой человек двадцати пяти лет — старик и старик.

— Плюну я на все это и махну в Сибирь на строи­тельство ГЭС, — сказал Николай. — Такие стройки раз­вернулись по всей стране! А на целине что делается? Палатки, звездное небо, костры... Романтика!

— Ну, не только романтика, — усмехнулся Сергей.— Там и холод, и зной, и работать за двоих надо...

— Мой двоюродный брат уехал в Казахстан по ком­сомольской путевке... Девушку встретил! Приглашал на свадьбу.

Николай полез в карман за сигаретами и вместе с пач­кой вытащил сложенную в несколько раз бумажку. Взглянув на Сергея, неловко снова спрятал в карман.

— Никак от почитательницы твоего артистического таланта? — поинтересовался Сергей.

— А почему бы и нет? — усмехнулся Николай.— После спектакля преподнесли цветы, а там записка...

— Ну и как? — спросил Сергей. —Встретились?

— Встретились.

— Красивая хоть?

— Ничего.

— Какая-то странная девушка, — сказал Сергей.— Всем молодые герои-любовники нравятся, а ей старичок приглянулся.

— Я бы не сказал, что она девушка... А вообще, вид­ная женщина, фигура и все такое... Куда мы сегодня с тобой двинем? В кино или на танцы?

— Сколько же лет-то твоей знакомой? — допытывал­ся Сергей,

— У женщин не принято спрашивать, сколько им лет. На вид так лет сорок пять...

Сергей присвистнул.

— .. .а может, сорок, — поспешно добавил Николай.

— Значит, ей за пятьдесят, — подытожил Сергей.— Она случайно не администратором в ресторане рабо­тает?

— Думаешь, бесплатно угощать будет? — усмехнулся Николай. — Она закройщица из ателье.

— Еще лучше! — воскликнул Сергей. — Закажем ей летние брюки, рубашки...

— Насчет брюк я не уверен, — ухмыльнулся Нико­лай.— А дамские трусики — пожалуйста... Видишь ли, она работает в дамском ателье.

— Ну ничего, ты получил коронную роль... даже со словами, так что теперь записки с цветами посып­лются. ..

— Я тебя не забуду, — пообещал Николай.

Сергей взглянул на часы и поспешно спрыгнул с ивы.

— Тащи свою бандуру домой, времени в обрез!

— Я никуда не спешу, — сказал Николай.

— Наконец-то я ее встретил...

— Прекрасную Незнакомку? — улыбнулся Нико­лай. — Кстати, верни мне томик Блока.

— Она прекрасна, как... — Сергей рассмеялся.— Ладно, обойдусь без эпитетов. Правда, чемодан у нее будто камнями набит...

— Бедняга, — насмешливо посочувствовал Николай.

— Мы договорились в театре встретиться,

— Ну и встречайтесь, а я-то тут при чем?

— Я тебя не узнаю! — воскликнул Сергей. — Твой друг почти влюбился, а ты даже не хочешь взглянуть на мою Прекрасную Незнакомку!

— Хорошо, пойдем, — согласился Николай. — Я у те­бя ее отобью!

В субботу и воскресенье в Облдрамтеатре после ко­роткого спектакля играл эстрадный оркестр. Танцевали в большом фойе на втором этаже.

Спектакль еще не кончился. В зрительном зале было немного народу. Закрывался сезон, и шли старые пьесы, не пользующиеся у публики успехом. Через притворен­ную дверь слышно было, как кто-то томно пел: «.. .Я тоскую по соседству и на расстоянии... с неба звездочку достану и на память подарю...»

Друзья сидели в буфете и пили теплое пиво. У Сер­гея упало настроение. Он устроился за столом напротив входа в зал и поминутно смотрел в ту сторону. Николай насмешливо поглядывал на приятеля, потягивая из ста­кана мутноватое пиво. Откуда-то залетевшая в храм искусства пчела, раздраженно жужжа, торкалась в стек­ло. Сергей, бросив взгляд на вход, поставил стакан, встал и, подойдя к окну, принялся ловить пчелу. Схватив за крылышки, выпустил в форточку.

— Не ужалила? — полюбопытствовал Николай. Сергей залпом выпил пиво и закусил бутербродом с сыром.

— Встретил я в Кунье... — начал он.

— Прекрасную Незнакомку, — перебил Николай.— Я уже слышал. Где же она?

— Во-первых, не она, а он; во-вторых, это была не Прекрасная Незнакомка, а собака, — без улыбки сказал Сергей.

— Про собак я люблю, давай трави.

— Что-то такое было в его глазах... Я окрестил пса Дружком, и он сразу принял эту кличку... Ну, как бы тебе сказать... словно пес почувствовал во мне хозяи­на. .. Даже не хозяина, а друга. Не раздумывая, пошел за мной. Захотел бы, он бы и в вагон вскочил... А когда я уезжал в Нелидово, морда у него была такая грустная, будто он разочаровался во мне. И, веришь, у меня такое ощущение, что я обманул Дружка.

— Ты какой-то чувствительный стал, — усмехнулся Николай. — Пчелу выпустил, теперь вот про собаку вспо­мнил. ..

— Надо было свистнуть, и пес прыгнул бы в там­бур, — сказал Сергей.

Распахнулись двери, и зрители стали выходить в фойе. Стало шумно, в буфете задвигали стульями, заговорили. Друзья встали из-за стола и поднялись в верхний зал. На эстраде устраивались музыканты. Круглолицый с бе­лозубой улыбкой Борис Кудрявцев, трубач, попривет­ствовал их звучной трелью, которую он мастерски извлек из своего инструмента. Борис доводился двоюродным братом Бутрехину.

Когда оркестр заиграл первый фокстрот, Сергей при­слонился к белой колонне. Ему кивали, улыбались. Он тоже кивал в ответ и улыбался, хотя на душе у него было невесело. Знакомых у него в городе было много. У Бутрехина, напротив, почти никого. Он казался суровым и замкнутым. И тот, кто его не знал, никакого желания познакомиться с ним не испытывал, хотя на самом деле Николай был общителен с друзьями, остроумен. Бутре-хин выглядел гораздо старше своих лет. Его широкое с резкими чертами лицо редко озаряла улыбка. В неболь­ших светло-голубых глазах светился ум. Широкие плечи, выпуклая грудь. С первого взгляда было ясно, что этот человек сможет постоять за себя. Наверное, поэтому к нему никто и не приставал. Николай еще ни разу ни с кем не подрался. Сергей и Николай не были похожи друг на друга, однако дружили давно и никогда не ссо­рились. Когда друг уезжал с театром на гастроли, Сергей не мог дождаться того дня, когда тот приедет. Николай тоже скучал, если Волков долго отсутствовал в городе. Язвительный и острый на язык, Сергей частенько подтру­нивал над другом, а тот с завидным терпением сносил все его нападки, но иногда мог дать и сдачи.