- Артём, у Ани тот же путь остался, - сказал я Артёма, напомнив ему о недавнем случае, хотя это уже возможно было лишним.

Пока мы разговаривали, к юной куртизанки подошёл какой-то мужичёк, немного пьяненький, но хорошо понимающий, что он делает. Подойдя к нам, он достал свой бумажник, и вытащил оттуда несколько смятых бумажек.

- Вот, этого хватит? – спросил он, протягивая девочки деньги.

- Мужик, ты больной? – спросил Денчик с наездом, подходя к нему. – Ты больной? Ты видишь, сколько ей лет или нет?

- А что такого, если предлагаешь за неё больше, то я дальше пойду, - ответил мужик. – Их тут таких целая улица, покупай, не хочу.

- Ты меня что, неправильно понял? – спросил Денчик у мужика, подойдя к нему ещё ближе, они практически дышали нос в нос.

Дальше всё произошло очень быстро. Аморальный мужичёк толкнул Денчика в грудь, но тут, он убрал от себя его руки, и ударил его кулаком в челюсть. От сильного удара, тот рухнул на асфальт.

- Милиция! Милиция! – закричали на улице.

К нам подбежал патруль. Мы не сопротивлялись, нас скрутили, нацепили на наши запястья наручники, и повели в главное управление внутренних дел, куда нам собственно было и надо. Теперь хоть доставят быстро и в лучшем виде.

Когда на первых порах узнали кто мы, и зачем сюда шли, нас сразу же отправили в допросную, всех вместе.

Допросная была только названа так. Никаких белых стен, стёкол, через которые не видно тех, кто наблюдает за тобой по ту сторону. Нет. Это был обычный заплесневелый подвал, в котором легко можно схватить туберкулёз или воспаление лёгких. Сыро, холодно, темно. Что ещё нужно чтобы допросить и расколоть нужного человека? Времена меняются, а методы нет.

- Милиционеры, блин, чёртовы, кого попало берут, - со злобой сказал заходящий к нам в допросную офицер. – Убили женщину, пусть и преступницу, а это самосуд! Устроили драку на улице посреди белого дня. Что можете сказать в своё оправдание?

- Ничего, - начал говорить Артём.

- Молчи, ради всего святого, молчи, - прошипел я еле слышно, но так, чтобы дошло до Артёма.

- Как это ничего? – искренне удивился офицер. – Так уж и ничего? А то смотрите, может, ещё оправдаете свои действия.

- Да что тут говорить-то, - не реагировал на мои мольбы Артём. – Мы поступили так, как посчитали нужным. Это был не самосуд, а адекватные действия. Её бы всё равно расстреляли.

- Хорошо, а драку, зачем затеяли? – задал следующий вопрос офицер. – Там этих проституток, целая улица. Кого вы там не поделили? Да вы милиция, но у вас не столько привилегий.

- В смысле? – тут уже своё слово вставил я, ибо я честно сказать запутался.

- Не понимаю твоего вопроса, - сказал офицер.

- Мне показалось, или вы разрешили проституцию? Под окнами правительства, пол тысячи проституток каждый день своё тело продают, а вы на это закрываете глаза?

- Послушай сюда сынок, - грубо ответил офицер. – Не нужно разговаривать со мной в таком тоне, ты без году неделя в милиции, а уже что-то здесь предъявляешь. Не надо так. Это, во-первых. А во-вторых, почему бы и нет? Мы делаем то, что хотят люди. Вы понимаете, что их хоть как-то нужно задобрить отвлечь от проблем насущных. В городе и так бардак, так пусть хоть люди в утехах этих бед не замечают.

- Той девочке, было лет тринадцать, если не меньше, - возмутился Абрам. – Что потом получится из этого поколения?

- Это будет потом! – разозлился офицер. – А пока что нужно решать дела насущные. Если победят красные, всё что думали наперёд, всё зря.

Наступила тишина. Мы смотрели на него, исподлобья, с недоверием, злостью и призрением. Он же вообще старался на нас не смотреть.

- Расстреливать вас, конечно, никто не будет, - успокоил он нас, хотя я этого сильно и не опасался. – Люди нам нужны, даже такие как вы. Теперь вы будете приписаны к пятому штрафному полку.

- А в чём различие штрафного полка от обычного? – спросил Дравдин с интересом.

- А такая, что первыми в атаку бросают штрафные полки, на переправу там, или на штурм укреплённых участков, - ответил он злорадствуя. – И средняя продолжительность жизни бойца в таком полку, меньше трёх дней. Так что считайте это смертным приговором.

И там, и здесь между рядами

Звучит один и тот же глас:

- "Кто не за нас - тот против нас!

Нет безразличных: правда, с нами!"

А я стою один меж них

В ревущем пламени и дыме

И всеми силами своими

Молюсь за тех и за других.

Максимилиан Александрович Волошин (Кириенко Волошин)

День 22

«Русские рубят русских»

Нам относительно повезло. Сколько там сказал офицер, средняя продолжительность жизни бойца в штрафном полку? Меньше трёх дней, ну что ж, мы уже изрядно переплюнули этот срок. Прошло семь дней, и медленно как и все предыдущие шёл восьмой день нашей службы в ополчении. Правда стоит отметить, что за всё это время, чудом ли, или просто стечением обстоятельств, но мы ни разу не участвовали в бою. Не сделали не единого выстрела, как по большому счёту и весь наш полк.

Но обольщаться нам не стоило, как говорил мужичёк, которого погнали из верхушки командования за «неправильные» мысли, и тоже сослали в наш штрафной полк, обе стороны затаились, перед решающим сражением, причём такое говорил не только он, подобные разговорчики ходил всюду.

Мол ура товарище, конец войне, скоро заживём хорошо. И правда, со стороны условного говоря красного берега, на наш, стало приплывать всё больше неудачных беглецов. Если уж целые армии не могли переправится через реку, что уж говорить об одном, или нескольких людях. Но видимо, люди были доведены до отчаянья ещё больше чем здесь, и старались бежать оттуда. Однако сдаваться красные не собирались, они были готовы биться до последнего, даже если объективных причин для этого уже не было.

Я и сам стал замечать, что наше командование готовиться к большой операции. Почти каждый день к нам присылали патроны, больше еды, и поговаривали, что в подвале у командира полка целая фляга спирта, мол, перед боем, чтоб руки не дрожали. Всё шло к тому, чтобы начать массированную переправу.

Только за последние тря дня, к берегу, перебросили два полка полиции, и три полка наспех сформированных добровольцев. Они, правда, пойдут вторым эшелоном, а сначала мы, пушечное мясо в действии.

И наконец позади нас, буквально вчера вечером поставили целый миномётный расчёт, спрашивается на кой им это делать? Место у нас уязвимое, мину можно вполне точно отправить в цель с того берега. А миномётов мало. И ценились они порой больше человеческих жизней.

Стоит сказать, снарядили нас из рук вон плохо. Я не был военным, однако смотря фильмы о войне, читая кое-какую литературу, слушая новости, наконец, сейчас я понимал, что что-то не так. Да хотя бы потому, что нам не выдали касок. Снарядили даже не карабина а винтовками Мосина образца 1939 года, не нужно удивляться, на складах министерства обороны и не такие раритеты встречаются. Причём они были вполне пригодны для использования, что уже не однократно применялось в боях.

Однако стрелять, и каждый раз после этого передёргивать затвор было мягко говоря не удобно, и ко всему прочему снижало плотность стрельбы. Хотя тут всё просто и понятно, просто не предполагается, что мы будем вести прицельный огонь, концентрировать свой огонь на чём-нибудь. Предполагалось, что мы переправимся, высадимся на берег, ввяжемся в рукопашный бой, может быть, закрепимся, а там уже подоспеет второй эшелон солдат.

А недавно к нам зашёл генерал, один из немногих, кто принимает решения на высшем уровне. Сказал собрать мешки в поход, всего по минимуму, воды, патронов. Еды и медикаментов не дали, и посоветовали не брать, подумать о тех, кому они будут действительно нужны. Нас осознано готовили к скорой гибели, а мы осознавали это, но ничего не могли предпринять.