108
повседневное этическое безразличие еще одним способом, помимо «разгрузки» накопившихся запасов моральной ответственности. Их долгосрочный эффект состоит в том, что «развитая часть мира окружает себя санитарным кордоном отстраненности, возводит Берлинскую стену в глобальном масштабе; вся информация, что приходит «извне» — это картины войны, убийств, наркомании, грабежей, болезней, беженцев и голода; то есть того, что несет в себе угрозу для нас». Лишь изредка, обязательно в приглушенных тонах и вне всякой связи со сценами гражданских войн и массовых убийств, нам сообщают о смертоносном оружии, используемом в этих конфликтах. Еще реже, если это вообще случается, нам напоминают о том, что мы знаем сами, но не желаем слышать: все это оружие, превращающее чью-то родину в поле сражения, поступает с наших военных заводов, ревностно следящих, чтобы их портфели заказов никогда не пустели и гордящихся высокими производственными показателями и конкурентоспособностью их продукции на мировом рынке — этой основой нашего драгоценного процветания. В общественном сознании отпечатывается синтетический образ добровольной жестокости — образ «опасных улиц» и «мест, куда не следует заходить» разрастается — это увеличенный снимок «разбойничьего царства», чуждого мира недочеловеков, за гранью этики и без надежд на спасение. Попытки спасти этот мир от самых тяжелых последствий его собственной жестокости могут принести лишь временный результат и в долгосрочной перспективе обречены на неудачу; веревки, которые мы бросаем утопающим, можно очень легко превратить в новые удавки.
Тот факт, что «жители далеких мест» ассоциируются у нас с убийствами, эпидемиями и грабежами,
играет еще одну важную роль. Раз они там такие чудовища, остается
109
только благодарить бога за то, что он создал их именно там — далеко от нас, и молиться, чтобы там они всегда и оставались.
Стремление голодных отправиться туда, где еды в изобилии, вполне естественно с точки зрения любого разумного человечка; совесть подсказывает также, что правильным и нравственным поступком было бы позволить им удовлетворить это стремление. Именно из-за своей несомненной разумности и этической корректности массовая миграция бедняков и голодающих представляется разумному и этичному миру столь удручающей перспективой; так трудно не испытать чувство вины, лишая бедных и голодных права отправиться туда, где еды в достатке; к тому же практически не существует разумных аргументов, чтобы доказать, что решение мигрировать являлось бы для них самих неразумным. Действительно, проблема просто неразрешима: надо лишить других неотъемлемого права на свободу передвижения, которое мы сами превозносим как высшее достижение глобализующегося мира и гарантию его растущего благосостояния...
И здесь весьма кстати подворачиваются образы бесчеловечности, царящей в тех землях, где живут потенциальные мигранты. Они укрепляют решимость, которую невозможно поддержать разумными и этичными аргументами. Они способствуют тому, чтобы местные оставались на месте, а глобалисты с чистой совестью могли путешествовать, куда захотят.
Примечания
1 Richard Sennett. Something in the city: the spectre of uselessness and the search for a place in the world // Times Literary
Supplement. 1995. 22 September. P. 13.
110
2
Martin Woollacott. Bosses must learn to behave better again // The Guradian. 1997. 14 June.
3
Vincent Cable. The World’s New Fissures: Identities in Crisis. London: Demos, 1996. P. 20, 22.
4
Alberto Melucci. Challenging Codes: Collective Action in the Information Age. Cambridge University Press, 1966. P. 150.
5 Georg Henrik von Wright. The crisis of social science and the withering away of the nation state // Associations. 1997. №1. P. 49— 52.
6 Cornelius Castoriadis. Pouvoir, politique, autonomie // Le monde morcele. Paris: Seuil, 1990. P. 124.
7
Как и следовало ожидать, именно «этнические меньшинства», или, в более общем плане, малочисленные и слабые этнические группы, неспособные сами по себе создать государство, соответствующее стандартам эпохи «мира государств», проявляют особый энтузиазм в связи с растущим могуществом надгосударственных образований. Отсюда непоследовательные претензии на государственность, выраженные в духе приверженности институтам, чьей заявленной или подозреваемой целью является ее ограничение, а в конечном итоге — полная ликвидация.
8 См.: Eric Hobsbawm. Some reflections on the «break-up of Britain» // New Left Review. 1977. № 105. Обратите внимание на
дату публикации: с 1977 г. процесс, угаданный Хобсбаумом, ускорился, и его слова быстро превращаются в реальность.
9
См.: Cornelius Castoriadis. La crise des societes occidentales // La montee de l'insignifiance. Paris: Seuil, 1996. P. 14— 15.
10 См.: Sept pieces du puzzle neoliberal: la quatrieme guerre mondiale a commence // Le Monde diplomatique. 1997. AOut. P. 4—5. Статья подписана: «майор Маркоо> и была прислана из района Чиапас в Мексике, охваченного крестьянскими волнениями.
111
11 Rene Passat. Ces promesse des technologies de l'immateriel // Le monde diplomatique. 1997. Juillet. P. 26.
12
См.: Jean-Paul Fetoussi / Europe: le commencement d'une aventure // Le Monde. 1997. 29 Aout.
13
См.: Claus Offe. Modernity and the State: East, West. Cambridge: Plity Press, 1996. P.vii, ix, 37.
14
См.: Victor Keegan. Highway robbery by the super-rich // The Guardian. 1996. 22 July.
15 Цит. по: Graham Balls and Milly Jenkins. Too much for them, not enough for us // Independent on Sunday. 1996. 21 July.
16 См.: Ryszard Kapuscinski. Lapidarium III. Warsaw, 1996.
Глава 4. Туристы и бродяги
Все мы сегодня находимся в движении.
Многие перемещаются с места на место: переезжают в новое жилье или путешествуют. Некоторым для того, чтобы путешествовать, незачем даже выходить из дома: можно просто порхать по Интернету, вызывая и совмещая на компьютерном экране сообщения со всех концов света. Но большинство из нас движется, даже если физически, телесно мы остаемся на месте. Например, сидя в кресле и по привычке переключая спутниковые или кабельные каналы на телевизоре, мы проникаем в незнакомые места и покидаем их со скоростью, намного превосходящей возможности сверхзвуковых реактивных самолетов или космических ракет, но везде остаемся гостями, нигде не задерживаемся настолько, чтобы почувствовать себя как дома.
В мире, где мы живем, расстояния, похоже, не имеют особого значения. Иногда возникает ощущение, что они существуют лишь для того, чтобы их можно было отменить; словно пространство только и делает, что поминутно 113
предлагает нам пренебречь им или опровергнуть его. Пространство — уже не помеха: чтобы покорить его, хватит и доли секунды.
«Естественных границ» больше не существует, как не существует и очевидных «свободных мест». Где бы мы ни находились в данный момент, мы знаем, что могли бы с таким же успехом быть где угодно, так что у нас все меньше причин оставаться в любом конкретном месте (и потому мы зачастую испытываем неодолимую потребность найти или выдумать такую причину). Афоризм Паскаля оказался пророческим: мы действительно живем внутри странного круга: его центр везде, а окружность — нигде (или, кто знает, может быть, на самом деле все наоборот?)
Так что, по крайней мере, в духовном смысле, все мы путешественники. Или, как выразился Майкл Бенедикт, «само значение географического положения на всех уровнях начинает подвергаться сомнению. Мы превращаемся в кочевников, никогда не теряющих контакта друг с другом»1. Но мы находимся в движении и в другом, более широком смысле этого слова, независимо от того, двинулись мы в путь или «скачем по телеканалам», нравится нам это или нет.