Нас - меня и раненого - провожают в Дом Порока. Женщины без накидок, в корсажах, поднимающих полуобнажённую грудь под самый нос, и коротких пёстрых юбках с разрезами до пояса, якобы обтрёпанных по подолу, с высокими причёсками и подведёнными глазами, следят за нами тревожно и печально. Мы проходим просторный зал - понятия не имею, зачем он нужен, не для танцев же - и по длинному коридору добираемся до комнатушки, отделённой от других условной перегородкой из фанеры, оклеенной бумагой. В комнатушке - неизменный фонарик с Добрым Словом (в данном случае - довольно-таки глумливо звучащее здесь: "Любовь поднимает до Небес"), широкая тахта, обтянутая плотной тканью в засохших бурых пятнах, кадка с водой и кувшин. Вместо двери - шелестящий полог из стеклянных шариков, нанизанных на длинные нити. Стены проводят звук идеально - можно отчётливо расслышать в соседних "нумерах" нервное хихиканье, ругань, стоны, крики, хохот, кажется, звуки ударов, бренчание на лютне...

Что можно чувствовать в этом бардаке?

Старуха приносит полоски ткани, пропитанные кровоостанавливающим бальзамом, прокалённую иглу и нитки - в полной готовности заниматься тут хирургией. Я выпроваживаю её. Мой внезапный раб стаскивает пропитанную кровью рубаху, полминуты думает - стаскивает и сапоги со штанами. Тяжело садится на койку и глядит на меня.

И я на него смотрю. Ему здорово досталось - две глубоких раны, не считая порезов. Тощий гибкий шкет, отлично развитая мускулатура. Костлявый, угловатый. Без тени того сомнительного шарма, которым полон милый-дорогой Ча, и которого в избытке наблюдалось в Ра, пока она ещё была мальчиком - того, который намекает на метаморфозу, на то, что перед тобой не мужчина, а "условный самец".

Чёрта вот с два! Этот выглядит совершенно безусловно. Как Н-До или Юу, скажем. Или как Государь - потенциальный доминант, короче говоря. Он мне очень симпатичен, но не могу же я, право, представить этого шкета в своей постели! В принципе! Тем более, что перед этим мне полагается откромсать от него кусок, а потом, прости, Господи, поиметь в открытую рану... На это я не пойду - даже эксперимента ради. Даже думать на эту тему как-то...

Правда, Лью тоже примерно так выглядела, и на её метаморфозу это не повлияло... но я землянин, а не местный герой-любовник, зацикленный на крови, всё-таки. Чтобы рискнуть сыграть здесь в любовь, землянину надо быть маньяком... да и неизвестно, как тело инопланетчика среагирует на мою биохимию.

Нет уж. Никаких опытов на живых людях... даже и на нелюдях.

Не рискую обрабатывать рану тем, что бабка принесла - не факт, что оно хоть относительно чисто. Смачиваю платок собственным "горским бальзамом", стираю кровь, заодно дезинфицирую. Пациент смотрит на меня с полуулыбкой - и вдруг обнимает за шею и целует в щёку со страстью детсадовца и эротизмом точно того же уровня. Но искренне. Проявление безгрешной благодарности.

- Кончай лапиться, - говорю я. - Тебя вправду надо заштопать.

Он безропотно отстраняется. Я протираю иглу и зашиваю его по всем правилам искусства. Он терпелив, держится хорошо - только сбивает дыхание и зрачки, как блюдца. Я с ним разговариваю, чтобы отвлечь.

- Как зовут?

- Ри-Ё из Семьи Най, - говорит он, стараясь не заорать.

- Ишь ты, Имя Семьи... Дворянин, что ли?

- Нет... Отец был цеховой мастер, глава гильдии стеклодувов. Он недавно умер.

- Стеклодув, ага... Хорошие легкие, долгое дыхание... Где так драться навострился, Ри-Ё? Ты - отличный боец.

- В детстве хотел в Армию Государя. Сосед - Господин Сотник в отставке, он учил меня...

- Не позволили в Армию?

Вздыхает, кусает губы.

- Отец умер, Мать болеет... Братья - ещё дети. Пришлось остаться дома, продолжать традицию... но я тренировался. А потом... грязная история вышла.

- Тебя подставили?

Снова вздыхает, со всхлипом.

- Прости, Господин. Не хочу говорить.

- Ну и ладно. Верю... не вертись, скоро закончим. Молодчина, хорошо владеешь собой... сейчас будет легче, у меня бальзам хороший, лучше здешней отравы...

Заглядывает в лицо больными глазами.

- Господин... не тяни, а? Ждать невыносимо, и метаморфоза легче, говорят, если - сразу после боя...

Здорово меня смущает.

- Слушай... Ри-Ё... я, вообще-то, резать тебя... не буду, наверное. Не собирался.

Ожидаю, что он обрадуется - а у него такой вид, будто я плюнул ему в лицо: он даже отшатнулся и уставился дико.

- Да что ты, малыш, - говорю. Испытанным горским тоном. - Что ж мы, не обойдёмся...

И как раз вовремя перехватываю его руку, которой он собирается совершенно недвусмысленно влепить мне затрещину.

- Оэ, - говорю. - Ты всё правильно понял?

- Я всё правильно понял, Господин-Меч-Гвоздями-Приколочен, - говорит Ри-Ё сквозь зубы. - Тебе надо было дать меня убить. Провались ты в преисподнюю, грязная скотина!

Рывком отворачивается от меня и прячет лицо в ладонях. Я сижу рядом, как последний дурак, пытаясь сообразить, что именно сделал не так.

Стоит этнографу вообразить, что он уже всё узнал и освоился, как тут же подворачиваются грабли, на которые его нога ещё не ступала.

Я придвигаюсь ближе, дотрагиваюсь - Ри-Ё шарахается, как от прокажённого. Н-да...

- Мне кажется, - говорю как можно спокойнее, - что ты, всё-таки, в чём-то ошибаешься. Давай разберёмся. Тебе хотелось быть женщиной, Ри-Ё?

- Отвали, - огрызается он глухо, но после полуминутного раздумья, не поворачиваясь, отвечает-таки. - Нет.

- Чудесно, - говорю я. - У тебя был Официальный Партнёр?

- Не твоё дело, - режет он сходу, но после паузы снова отвечает. - Был. После суда расторгли договор.

- Жаль, - говорю я проникновенно, сколь возможно. - Но ничего, не стоит совсем уж убиваться. Может, Небеса ещё пошлют тебе другую судьбу, малыш... Я-то хотел взять тебя на службу, а не в наложницы.

Ри-Ё поворачивается, встряхивает головой, смотрит, как оглушённый - и кидается мне в ноги, обнимает колени, прижимается лицом:

- Уважаемый Господин, - вперемежку с рыданиями, - простите меня! Я - неблагодарный идиот, но я же не знал, что вы - святой! Честное слово! Клянусь Небом, мне и в голову бы не пришло, что в таком месте... Ох, я не достоин вашего внимания, Учитель...

Ага. Истерика от переутомления, боли и стресса - плюс с гормонами надо что-то делать. На него сегодня многовато обрушилось - а он слишком молод, всё же, и нервы не канаты. Я снова укутываю его плащом, снова поднимаю, обнимаю, глажу по голове - он цепляется за мои руки, как маленький, умоляет, просит прощения снова и снова.

- Ри-Ё, - говорю я, - всё хорошо. Ты устал, ты ошибся. Я всё понимаю. Я, конечно, не святой, но мучить тебя совершенно не собирался. И ты мне не раб. Будем считать, что я дал тебе денег взаймы, чтобы ты мог заплатить за себя... Я знаю, что тебе нельзя - но будем считать, что как будто можно, хорошо? Я поговорю с Государыней - надеюсь, что тебя помилуют. Всё устроится. Всё пройдёт.

Мало-помалу Ри-Ё успокаивается - и начинает действовать земная анестезия. Он постепенно погружается в нервную полудрёму, всхлипывает, дёргается от шорохов, но дышит всё ровнее. Я шугаю старух - в конце концов, я отдал достаточно денег, чтобы нас некоторое время не трогали.

Ри-Ё удаётся подремать минут сорок и, я надеюсь, хоть отчасти восстановиться, перед тем, как в занавеску из шариков просовывается голова выездного лакея Ар-Неля.

- Уважаемый Господин Э-Тк, - говорит он мне благоговейно, - Господин Ча прислал свой экипаж для вас и чистое бельё для вашей рабыни.

Ри-Ё с трудом разлепляет веки. Я улыбаюсь лакею.

- Твой Господин предусмотрителен и мил, как всегда... Ри-Ё, давай попробуем надеть на тебя рубашку... осторожно, чтобы шов не разошёлся.

Кажется, местные обитатели изрядно удивились, видя, что моё приобретение покинуло этот кров, уйдя своими ногами.

***

Ра наблюдала за чужаками, стоя на открытой террасе.