- Воин, попавший в плен живым - не воин, а дерьмо! - привычно вырвалось у Элсу - и он тут же запнулся.
О-Наю рассмеялся коротким злым смешком.
- Вот, значит, как? Ты - титулованное дерьмо?! Солдаты - не важны, а ты очень важен, я полагаю. Вот главное, что изменилось - живой Львёнок в наших руках. Об этом мы мечтали давно. Появилась отличная возможность сквитаться с твоими родичами за всё и сполна.
Элсу сделал вид, что рассматривает тушечницу, вырезанную в виде спящей птицы. О-Наю крутил в руках его меч, смотреть на это было совершенно нестерпимо.
- Оружие разбойника, - заметил О-Наю, наполовину обнажив клинок. - Удобно рубить с потягом с седла... Оружие убийцы, а не честного бойца. Не могу себе представить такое оружие в поединке за любовь... Впрочем, вы, варвары, понятия не имеете, что это такое...
- Что со мной будет, комендант? - спросил Элсу, и его голос прозвучал слишком хрипло.
- Я не комендант, - сказал О-Наю. - Я - Маршал Штаба Государева, Смотритель Границ. По делу в этой крепости. А ты - подарок Небес. Я привезу моему Государю отличные новости...
- Что со мной будет, смотритель? - спросил Элсу, чувствуя, как его покидают остатки мужества.
О-Наю взглянул на него насмешливо.
- С тобой? Будь моя воля, я позвал бы плебеев с вашей стороны границы и отдал бы тебя солдатам, предложив вашим мужикам взглянуть на это представление. Я дал бы возможность вашим рабам порадоваться, глядя, как с ними сравняется Львёнок... а потом оставил бы тебя в крепости в качестве солдатской подружки. Я предложил бы здешним бойцам показывать тебя новеньким, как местную диковину. Я рассказал бы об этом в Столице и сделал бы так, что вся граница болтала бы о девчонке, получившейся из юного воришки львиной крови...
Лин-И, стоящий у дверей, хмыкнул. Элсу замотал головой:
- Ты же не будешь...
- Ты бы стал забавной историей пограничников, - продолжал О-Наю безжалостно. - Ходячей шуткой, которая, в конце концов, дойдёт до твоих родичей. Представляешь, как бы стал вспоминать о тебе твой отец? Ты хочешь получить долгую славу Первой Львицы, Элсу?
- Нет!
- Или уже не первой?
- Послушай... пожалуйста! Это невозможно... так нельзя... Смотритель, за меня отомстят!
- Тебе это не поможет. Даже не спасёт твоей чести... да и будут ли они мстить за солдатскую девчонку, Элсу?
- Смотритель... ради Творца, который Отец Сущему... прошу тебя... - в этот миг Элсу понял, что Львята могут плакать - да что там! - что Львята могут рыдать, вопить, царапать себе лицо и биться головой об пол: удержаться от всего этого оказалось очень непросто. - Послушай... я... я, кажется, пока никого не убил из твоих людей... ранил только... вроде бы... тебе не за что ненавидеть меня лично... не надо, прошу тебя! Я же... я не раб! Я такого не вынесу!
- Ты и твои братья, я думаю, часто слушали такие слова от твоих ровесников-северян? Я - не раб. Я вам не враг. У меня - мать, братишки, любимый. Пощадите. Так?
Элсу замолчал. Его голова снова разболелась нестерпимо. Он чувствовал ужас и безнадёжность - и не мог придумать, как помочь себе. У него не было сил даже ненавидеть О-Наю так, как надо бы. Больше всего Элсу хотелось умереть - но смерть превратилась в недостижимый лучезарный чертог, на который приходилось смотреть откуда-то из ледяной бездны... Лицо северянина показалось железной маской демона. Элсу бессознательно обхватил себя руками за плечи, опустив глаза - он больше не мог уговаривать О-Наю, потому что какая-то тайная часть его души признавала за О-Наю право... даже не силы, скорее - местной, языческой чести. Именно в этом виделся главный и нестерпимый ужас - в сомнении, в неверии в собственную правоту.
- Я напишу Государю, - холодно сказал О-Наю. - И Государь решит твою судьбу. Если прикажет - тебя помилуют. Если прикажет - тебя вернут домой. Если прикажет - прибьют твою кожу к крепостным воротам. Молись. Увести, - кратко приказал он Лин-И.
Элсу прошёл мимо глазеющих на него солдат, как сквозь строй. Перед ним открыли дверь того самого каземата в подвале - но девок там уже не было. На бадью с водой кто-то положил широкую доску; на доске стояла миска с кашей из ся-и.
- У тебя есть еда, вода и общество, достойное твоего положения, - сказал Лин-И.
- Тут же - никого? - не понял Элсу.
- Так Львят в крепости больше и нет, - хмыкнул Лин-И и захлопнул за ним дверь.
Это случилось в десятый день второй осенней луны.
***
Запись N135-03; Нги-Унг-Лян, Кши-На, Тай-Е, Дворец Государев .
Я брожу по городу в обществе "моего друга" Ча и "его нового друга" посла Лянчина. То есть, мы с Ар-Нелем показываем этому кренделю нашу прекрасную столицу.
Ар-Неля это, кажется, развлекает безмерно - а мне, пожалуй, не очень нравится. Я предпочёл бы пообщаться с послом без посредников: мне тяжело смотреть, как Ча дразнит гусей. С другой стороны, я отлично понимаю, что мой личный контакт мог бы не срастись вовсе. Посол - его имя Анну ад Джарата, "Отважный сын человека по имени Джарату", "Львёнок Львёнка", как говорится, сын не самого Льва, а кого-то из его ближайшего окружения - подозреваю, он общается с Ар-Нелем по той же причине, по какой на Земле даже религиозный фанатик тает в обществе хорошенькой девушки. Анну явно воспринимает общество Ча как общество дурное, а собственное в этом обществе пребывание как грех - но ему трудно устоять.
В таком раскладе я, конечно, ему Ар-Неля не заменю.
Мне остаётся только изображать свиту и наблюдать со стороны. Мой милый-дорогой Ча словно нарочно ведёт именно такие беседы, в которых содержится максимум необходимой этнографу информации. Впрочем, Ар-Нель всего-навсего пытается бороться с культурным шоком на свой лад.
А я отслеживаю разницу менталитетов. Северянин подчёркивает собственную утончённость всеми мыслимыми способами - носит больше побрякушек, чем обычно, вплетает в длинные пряди волос у висков яшмовые бусины, благоухает эфирным маслом местных лилий, весь куртуазный до предела. Южанин, подозреваю, считает чистоту и ароматность серьёзным грехом и выглядит даже брутальнее, чем на первом приёме: он без всякой нужды носит кирасу из чернёной стали, накидывает на неё широченный полушубок и кажется оттого вдвое больше себя самого. Ар-Нель на контрасте с Анну изрядно напоминает девушку, но его, по-моему, нимало не смущает его собственный женственный вид. Анну его показная хрупкость и пушистость больше не обманывают: периодически эти двое меряются силами, и у господина посла ещё не зажила ссадина на скуле - Ар-Нель чуток не рассчитал.
А Анну после того боя разгадал тонкий замысел Ча.
- Ты, вот что - ты похож на хищное растение, - стирая кровь с лица, говорит он несколько уязвлённым тоном. - Внешне - цветок и мёд, а внутри - смерть. Ты - это обман.
- Видишь ли, дорогой Анну, - мурлычет Ар-Нель польщённо и протягивает ему белоснежный платочек из собственного рукава, - подобный обман - урок тем, кто не умеет или не желает замечать сути вещей. Не годится судить о чьих-то силах или фехтовальном стиле, не скрестив с ним клинка. Тот же, кто судит, недооценивая противника из гордыни, самоуверенности или глупости - может быть наказан поражением в бою. Это закономерно, не правда ли?
- Ты убивал? - спрашивает Анну.
- Я?! О, Небо! Конечно, нет! Я не жажду отнимать чужие жизни. Я ломал руки, я выбил глаз одному Юноше, который вёл себя недостаточно почтительно... не считая зубов... но убивать! Ты ведь не считаешь меня жестоким, Анну, не так ли?
Я не думаю, что посол ему поверил - но он продолжает проводить в компании Ар-Неля большую часть свободного времени. Старший посол, Эткуру ад Сонна, "Гордость господина Сонну", пятый принц Лянчина, что-то очевидно подозревает и очень не одобряет этого приятельства - но Анну ухитряется улизнуть при любом удобном случае.
Я сопровождаю их двоих на прогулках, как дуэнья. Ар-Нель слишком легкомысленно настроен; я не хочу, чтобы он попал в беду.